Специфика российской политической культуры

Цивилизационные особенности российского политического процесса находят свое концентрированное выражение в политической культуре российского социума. Введение в теоретико-методологический аппарат политической науки понятия «политическая культура» позволило лучше понять закономерности функционирования политических институтов и политических систем, механизмы политического поведения и мотивы политического действия. С тех пор как основоположники политической культурологии Г. Алмонд и С. Верба ввели в научный оборот само понятие «политическая культура», появилось множество подходов к определению сущности данного феномена. Мы будем придерживаться подхода, в соответствии с которым политическая культура понимается как совокупность исторически сложившихся и относительно устойчивых политических ориентаций и стереотипов политического поведения, определяющих субъективную сторону функционирования каждой конкретной политической системы.

Политическая культура выполняет ряд важных общественных функций. К ним, в частности, относят:

• функцию идентификации, реализующую потребность людей в осознании своей групповой принадлежности;

• функцию ориентации, заключающуюся в познании сути политических явлений и понимании возможности реализации своих целей и интересов в политической сфере;

• функцию адаптации, выражающую потребность людей в приспособлении к меняющейся социально-политической действительности;

• функцию социализации, обеспечивающую возможность приобретения людьми навыков и качеств, которые необходимы для участия в политической жизни общества;

• функцию интеграции (в некоторых случаях — дезинтеграции), обеспечивающую сохранение целостности государства через взаимодействие отдельных общественных групп в рамках существующих политических институтов;

• функцию политической коммуникации, обеспечивающую взаимодействие всех субъектов политического процесса на основе общего политического языка и политической символики посредством существующих на данный момент способов общения и передачи информации.

Основными элементами политической культуры, по мнению американского политолога У. Розенбаума, являются политические ориентации, а именно: 1) «ориентации в отношении правительственных структур»; 2) «ориентации в отношении других политических систем»; 3) «ориентации в отношении собственной политической деятельности» [8, с. 6-7]. Политические ориентации формируются на основе господствующих в данном обществе политических ценностей и придают значимость и смысл действиям субъектов политического процесса и политическим нормам, которые отражают сложившиеся в данном обществе образцы и стереотипы политического поведения.

Политическая культура общества меняется в процессе его развития, но эти изменения происходят медленно, поэтому отдельные типы политической культуры представляют собой достаточно устойчивые образования. Классификация типов политической культуры может осуществляться на основе различных признаков. Г. Алмонд и С. Верба в основу своей широко известной типологии положили такие составные части политической культуры, как ценности, образцы поведения и способы организации политической власти. Исходя из этих оснований они выделили три идеальных типа политической культуры.

1. Патриархальную политическую культуру, характеризующуюся отсутствием у большинства населения какого-либо интереса к политической жизни.

2. Подданническую политическую культуру, для которой характерна сильная ориентация людей на поддержку существующей политической системы, сочетающаяся со слабой заинтересованностью в политическом участии.

3. Активистскую политическую культуру, носители которой не только интересуются политикой, но и сами активно в ней участвуют.

В реальной жизни существуют смешанные типы политической культуры, включающие в той или иной пропорции элементы всех вышеназванных идеальных типов. Наиболее важным из смешанных типов политической культуры Г. Алмонд и С. Верба считали «гражданскую политическую культуру», без которой невозможна эффективная и стабильная демократия [9, с. 498]. Некоторые авторы (например, уже упомянутый американский политолог У. Розенбаум, а также английский политолог Д. Каванах) исходят из того, что любой социальной, этнической, религиозной, территориальной, возрастной группе населения каждой отдельной страны присуща своя собственная субкультура. В соответствии со степенью интегрированности или дезинтегрированности национальной политической культуры ее относят либо к интегрированному типу, либо к какому-либо смешанному типу, характеризующемуся признаками как фрагментированности, так и интегрированности.

Национальные типы политической культуры различаются также в соответствии с цивилизационными особенностями социумов, внутри которых они сформировались. В сравнительной политологии выделяют западный и восточный типы политической культуры. Западный тип присущ странам и народам, принадлежащим к западной или западнохристианской цивилизации. Восточный сформировался на социокультурной почве вое - точных цивилизаций — буддистско-конфуцианской, исламской и индуистской. Политологи видят основные различия политических культур Запада и Востока в следующем:

• если в странах Запада более распространена убежденность в том, что политическая власть может базироваться на физическом, духовном или экономическом превосходстве человека над человеком, то на Востоке — уверенность в божественном происхождении власти, не связанной ни с какими человеческими достоинствами;

• если на Западе к политике относились и относятся как к разновидности конфликтной социальной деятельности, строящейся на принципах честной игры и равенства граждан перед законом, то на Востоке сформировалось отношение к политике как к подвижнической деятельности, являющейся уделом лишь выдающихся личностей и недоступной простым смертным. На Востоке политика понималась как средство достижения гармонии и мира, причем возможность случайных событий в политической жизни отрицалась;

• на Западе личность осознавалась как самодостаточная для осуществления ею властных полномочий, на Востоке личность таковой не признавалась, а предполагалась необходимость в посредничестве в отношениях между личностью и властью;

• если на Западе утвердился примат идеалов индивидуальной свободы, то для Востока характерен приоритет идеалов справедливости;

• на Западе принято признавать индивида главным субъектом политического процесса, а государство считать гарантом прав и свобод личности, инструментом достижения целей и реализации интересов отдельных групп и индивидов, зависимым от гражданского общества. На Востоке главная роль в политике отдается элитам, за государством же признается функция патроната над отдельными людьми; кроме того, на Востоке доминируют ценности корпоративизма, т. е. личность подчиняется руководителям общин, сообществ, групп;

• на Западе в конце концов утвердился плюрализм форм политической жизни, сложный характер организации политических систем, демократический характер политических режимов; на Востоке долго сохранялось тяготение к авторитарному типу правления, упрощенным формам организации власти, поискам харизматических лидеров, предпочтение коллективных форм политического участия при безусловном подчинении личности исполнительной власти;

• для Запада в целом характерно рациональное отношение к исполнению политическими элитами и лидерами своих управленческих функций в соответствии с нормами общественного договора, здесь утвердилось мнение о необходимости общественного контроля над их деятельностью; на Востоке имеет место сакрализация (обожествление) власти и ее носителей при отсутствии убежденности в необходимости контроля над их действиями;

• если для Запада характерен примат общегосударственного кодифицированного права над частными нормами и местными обычаями, то на Востоке, наоборот, приоритет отдается местным правилам и обычаям перед формальными законами государства;

• на Западе довольно рано пришли к пониманию различий моральной и политической мотивации политического действия, на Востоке же сохранилась тенденция к сглаживанию противоречия между моральными и правовыми мотивами политического поведения [10, с. 245-246].

Россия, как уже было показано, развивалась под воздействием как западной, так и незападных, восточных цивилизаций. Соответственно и российская политическая культура испытывала влияние как западной, так и восточной политических культур. Однако в силу геополитических, социально-экономических и социокультурных обстоятельств российская политическая культура традиционно все же была ближе к восточному типу. Например, общей чертой для политической культуры российского и восточных обществ был патернализм. Отношения патернализма — отношения, характерные для большой патриархальной семьи, где все подчиняются хозяину дома, в обязанности которого входит «отеческая забота» о своих домочадцах. Сохранение отношений патернализма в Великороссии было обусловлено рядом экономических и природно-климатических причин. В течение короткого лета необходимо было выполнить множество полевых работ, что было возможно при мобилизационных формах внутрисемейного общежития и определяло авторитетный характер власти главы семьи. Глава традиционной семьи — «большак», представлял семейные интересы во взаимодействии с внешним миром, внутри семейного хозяйства управлял собственностью, распределял производственные задания и контролировал их исполнение. Глава семьи поощрял и наказывал, был гарантом соблюдения обычаев и нравственных норм. Глава семьи был вправе распоряжаться жизнью своих домочадцев, а они, в свою очередь, принимали его решения как неизбежность, поскольку иначе было невозможно обеспечить интересы выживания семьи как целостности.

Возникший под влиянием природно-климатических условий патерналистский тип взаимоотношений в великорусской деревне затем нашел свое выражение в политической жизни российского общества. На это обстоятельство обращали внимание многие русские историки и философы. В частности, К. Кавелин отмечал, что

«дом или двор... представляет человеческое общество, поселенное на известном месте, состоящее из членов семьи и домочадцев и подчиненное власти одного господина, домоначальника. В этой социальной единице заключаются, как в зародыше, зачатки всех последующих общественных отношений: и семья, и рабство, и гражданское общество, и государство» [11, с. 211].

В условиях господства патерналистских отношений большинству членов общества уготована роль исполнителя внешней, чужой воли. В такой ситуации не формируется потребность быть самостоятельной личностью, ответственность за судьбу человека перекладывается на семью, а в дальнейшем — на государство. Нет личной, индивидуальной ответственности, следовательно, нет и индивидуальной свободы. По мнению некоторых культурологов, «культура русского человека отличается внутренней безответственностью и жесткой внешней ответственностью» [12, с. 224].

Традициями патернализма можно объяснить и особенности русского самодержавия и некоторые предпосылки возникновения коммунистического тоталитарного режима (см. главу VII). Патерналистские отношения были характерны для советского периода отечественной политической истории, их влияние сохранилось и в постсоветский период. Перекладывать личную ответственность на государственную власть по - прежнему свойственно для массового сознания российского общества. Присущи современному массовому сознанию в России и ценности ком - мунитаризма (общинности), характерные как для политических культур восточного типа, так и для традиционной российской политической культуры. Большая часть населения дореволюционной России — крестьяне — до начала XX в. жила в условиях сельской поземельной общины, так называемого «мира». Более длительное, чем в Западной Европе, сохранение общинных отношений обусловлено не только особыми природно-климатическими и экономическими условиями, но и тем, что в дальнейшем они искусственно поддерживались государством из фискальных соображений[I]. Влияние коммунитаристских ценностей на политическое развитие России можно увидеть и в широкой популярности социалистических идей, в том числе самобытных русских концепций социализма, идеализировавших крестьянскую общину (см. главу V). Коммунитаристские традиции облегчали большевикам решение их задач по завоеванию власти и строительству нового общества. Элементы коммунитаризма сохраняются в массовом сознании и современного российского общества.

Так же как и на Востоке, в России политика традиционно ассоциируется с людьми, а не с институтами, здесь всегда есть спрос на харизматических лидеров, живучи представления о сакральном характере государственной власти. Как и в некоторых странах Востока, в России моральные нормы нередко ценились и ценятся выше правовых. Сама же правовая традиция развита гораздо слабее, чем в странах Западной Европы. Для массового сознания российского общества характерно недоверие к формальному праву, что выразилось в известной русской пословице «Закон — что дышло, куда повернешь — туда и вышло». Даже В. Ленин однажды саркастически упомянул о «калужской законности», отмечая приоритет местных норм перед общегосударственным правом. Уже в наши дни федеральному центру пришлось затратить немало усилий, чтобы привести местное законодательство в соответствие с общефедеральными законами, поскольку субъекты Федерации в неразберихе 1990-х гг. приняли массу законов, противоречивших российской Конституции.

Традиционная российская политическая культура имела немало общего с политическими культурами восточного типа, но существенно отличалась от политической культуры Запада. Одной из причин этого немецкий политолог В. Пфайлер в начале 1990-х гг. назвал отсутствие в России таких социокультурных явлений, как Возрождение и Реформация, вследствие чего здесь не получили развитие и не утвердились ценности индивидуализма, свободы совести, толерантности. В традиционной российской политической культуре, как полагает В. Пфайлер, в связи с этим не развивалась культура компромисса, не были разграничены мировоззренческие и политические ценности. Не было в России и собственного (точнее, самостоятельного) Просвещения. Оно было «импортировано» в Россию во времена Екатерины II (см. главу III). В результате, считает В. Пфайлер, в России не возникли и не получили распространения ни рациональный тип мышления, ни рациональные способы государственного управления. Некоторые же стороны Просвещения были абсолютизированы, например, вера в возможности науки у некоторой части населения приобрела черты религиозной веры. Немецкий политолог видит отличия и в социально-экономическом развитии

России, отмечая неразрывность экономики и политики, собственности и власти. Не находит он в России такого же индивидуалистического рыцарства, как на Западе, а также традиций правовой государственности. Все вышеперечисленное отличает российскую цивилизацию от западноевропейской, обусловливает несовпадение циклов и темпов исторического процесса в России и в Европе.

По мнению В. Пфайлера, цивилизационные особенности России и российской политики связаны с византийской традицией. Не только В. Пфайлер, но и многие другие западные политологи отмечают влияние, которое оказала Византийская империя на формирование российской политической культуры. В первую очередь это касается представлений об универсальном иерархизированном порядке, в рамках которого отдельный индивид включен в коллективные структуры, являющиеся частью более высокого Божественного космического порядка. К византийскому наследию относятся и концепции единства царской и имперской идей, государственной религии и государственной церкви. «Не будет большой ошибкой, — пишет Пфайлер, — квалифицировать эту имперскую идею как политическую теологию» [13, с. 20]. Надэтнический, надгосударственный характер власти и государства, унаследованный от Византии, попали на благодатную почву, поскольку российская государственность изначально формировалась и развивалась как полиэтническая. Пришедшая впоследствии из Византии имперская идея воплотилась в создании Российской империи, но имперская традиция замедлила процесс формирования самой русской нации и стала препятствием на пути строительства национального государства (см. главу IV).

Хотя непосредственные контакты между Москвой и Константинополем, как уже говорилось, были сильно затруднены, известие о падении Византийской империи стало потрясением для тогдашней Руси. В 1204 г. захват Константинополя крестоносцами воспринимался русскими людьми, по словам Л. Гумилева, «как внезапная смерть близкого человека... Русь перестала быть частью мировой системы, а оказалась в изоляции» [4, с. 492]. Когда в 1453 г. турки окончательного завоевали Константинополь, своеобразной реакцией на это печальное для всего православного мира событие стало появление концепции «Москва — Третий Рим». В соответствии с ней русское государство представлялось единственным оплотом истинного христианства — православия, а Москва унаследовала роль Второго Рима — Константинополя.

Идея «Москва — Третий Рим» укоренилась в российской политической культуре и сыграла неоднозначную роль в политической истории России. С одной стороны, эта идея мешала заимствованию иностранного опыта, поскольку «Третий Рим» не мог «*идти на поклон» к еретическому Западу. С другой стороны, эта идея фактически была мессианской. В соответствии с ней Российское государство имело особое предназначение — сохранять и защищать истинную веру, будь то православие в дореволюционной России или коммунистическая идея в Советском Союзе. Образ «Третьего Рима» диктовал свой особенный, ни с чем не сравнимый путь. В этом смысле данная идея способствовала сохранению самостоятельности и независимости России на всех этапах ее истории.

Кроме влияния византийского наследия, специфика российской политической культуры определяется и особенностями развития российской государственности. Одну из таких специфических особенностей политической культуры России представляет переплетение в ней ценностей этатизма и анархизма. О традициях сильной государственной власти писали многие дореволюционные историки и философы. В; О. Ключевский обращал внимание на то обстоятельство, что в отличие от Киевской Руси, где образованию государства предшествовала длительная история развития восточнославянского общества, на северо-восточных землях, где впоследствии и возникло Московское государство, княжеская власть сама выступала в качестве творца общества, всех общественных институтов и отношений.

«Старое киевское общество, — писал русский историк, — было старше своих князей. Совсем иной взгляд на себя, иное отношение к управляемому обществу усвояли под влиянием колонизации князья верхневолжской Руси. Здесь, особенно за Волгой, садясь на удел, первый князь его обыкновенно находил в своем владении не готовое общество, которым предстояло ему править, а пустыню, которая только что начинала заселяться, в которой все надо было завести и устроить, чтобы создать в нем общество. Край оживал на глазах своего князя: глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на “новях”, заводили новые поселки и промыслы, новые доходы приливали в княжескую казну. Всем этим руководил князь, все это он считал делом рук своих, своим личным созданием. Так колонизация воспитывала в целом ряде княжеских поколений одну и ту же мысль, один взгляд на свое отношение к уделу, на свое правительственное в нем значение» [14, с. 130).

Впоследствии существование сильной государственной власти определялось и влиянием византийской традиции, и геополитическими факторами — необходимостью защищать государство от внешних врагов и сохранять контроль над все расширяющейся территорией. В России без государства не обходилось ни одно, даже малое, начинание. Многие общественные институты, в Европе появившиеся и развивавшиеся самостоятельно, в России возникали по инициативе и при активном участии государственной власти. И сегодня государственная власть в лице Администрации Президента, не дождавшись соответствующих действий и инициатив «снизу», стала «сверху» по своему усмотрению создавать институты гражданского общества и перекраивать партийно-политическую систему.

На протяжении многих столетий государственная власть в России была ничем не ограниченной и деспотичной. Деспотизм порождал в народе, с одной стороны, привычку к покорности, а с другой — вызывал протест и стремление освободиться от всеобъемлющего государственного контроля. Н. А. Бердяев отмечал:

«Может поражать противоречие между русской анархичностью и любовью к вольности и русской покорностью государству, согласием народа служить образованию огромной империи... Возрастание государственного могущества, высасывающего все соки из народа, имело обратной стороной русскую вольницу, уход из государства, физический или духовный» [15, с. 169].

Наличие как этатистской, так и анархической традиций в российской политической культуре в какой-то степени объясняет, почему Россия, с одной стороны, была родиной основоположников идеологии анархизма — М. Бакунина и Н. Кропоткина, а с другой — стала страной, давшей миру образец тоталитарного политического режима в XX в. Каждый период российской истории нашел свое отражение в формировании специфических черт российской политической культуры. Например, Петровские реформы, а точнее, их последующая оценка и переосмысление, породили размежевание в российском обществе и русской социально-политической мысли на так называемых «западников» и «почвенников» (см. главы III и V). Семь десятилетий существования Советской власти не могли коренным образом изменить все традиционные ценности отечественной политической культуры, но оказали на нее весьма сильное влияние. В любом случае понять закономерности современного политического процесса в России без учета такого социокультурного фактора, как исторические традиции российской политической культуры, невозможно.