Психология терроризма

Оригинальный способ преодоления описанной выше дилеммы «экономики» и «культуры», подчас дезориентирующей исследователей, предлагал американский философ Абрахам Каплан (1918—1993). По его мнению, следует различать основания и причины терроризма. Если к первым относятся социальные условия, побуждающие индивида к «рационализации террористических замыслов», то в ряду вторых пребывают «глубинные структуры личности террориста» (Kaplan 1981). Личность террориста оказалась в центре внимания психологов и психиатров с XIX века, отмеченного широким внедрением террористических методов в мировую политику. «Можно ли считать террористов психически здоровыми людьми?» — так формулировался главный вопрос.

Ответы, предлагаемые специалистами, довольно разнообразны. Так, большой популярностью среди ученых пользуется мысль о детских травмах как основе терроризма. В рамках этой парадигмы террористами объявляются люди с ущербным, ущемленным эго, не готовые преодолевать жизненные трудности с помощью стандартных социальных кодов и в силу этого систематически обращающиеся к насилию. Соответственно, акты террора совершаются ими скорее для удовлетворения психологических потребностей, нежели из стремления улучшить положение масс. Сказанное означает, что вполне допустимо говорить об индивидуальной психологической предрасположенности к терроризму, которую можно выявлять и которой можно противодействовать (Ольшанский 2002).

Данной концепции противостоит альтернативный подход, подразумевающий полную психическую нормальность террориста. Его сторонники исходят из того, что науке пока не удалось доказать, что в поведении террористических групп наблюдается большая склонность к психопатологии, чем в иных коллективах. Соответственно, и описать психологический портрет, предположим, террориста-смертника крайне сложно. Но если стереотипного «потенциального террориста» не существует, то психология и психиатрия оказываются бесполезными в деле противодействия террору (Horgan 2005).

Значительный вклад в постижение психологических аспектов террористической деятельности способна внести религиозная психология. Исследование внутреннего мира фанатика, вдохновляемого трансцендентными мотивами, особенно актуально в нынешних условиях, когда между вероучением и терроризмом обнаруживается все больше точек соприкосновения. Религиозный терроризм - далеко не новое явление, но в последние двадцать или двадцать пять лет упомянутый феномен явно обособился от этнических и сепаратистских, а также от идеологических разновидностей терроризма, в тени которых он до недавнего времени пребывал. Согласно данным американского исследовательского центра RAND Corporation, из 11 террористических групп, действовавших в 1968 году, ни одну нельзя было классифицировать в качестве религиозной организации. К середине 1990-х годов, однако, от трети до четверти всех структур, практикующих методы террора, оправдывали свою деятельность теологическими постулатами. При этом акции, совершаемые религиозно вдохновляемыми террористами, оказывались наиболее жестокими и кровавыми. Так, шиитские экстремистские группы, осуществившие между 1982 и 1989 годами лишь 8 процентов всех террористических актов, несут ответственность за 30 процентов смертей от рук террористов за тот же период (Lesser et al. 1999: 16-17). Данную тенденцию можно объяснить принципиальными особенностями системы ценностей, механизмов легитимации и оправдания поступков, а также представлений о морали, которые присущи религиозно чувствующим и мыслящим экстремистам (Хоффман 2003).