Дела судебные

Если крупнейшим монополиям капиталистического мира предложить заполнить специальную анкету, куда кроме традиционных пунктов о названии фирмы, годе ее рождения, национальной принадлежности ка­питалов, сумме активов, оборотов, прибылей, числен­ности занятых и т. д. включить вопрос: «Находилась ли под судом и следствием?», то, пожалуй, многие из них проставили бы в этой строке краткое «да».

Родиной антимонополистического законодательст­ва считаются США. Именно здесь и был принят в 1890 г. антитрестовский закон Шермана. В дальней­шем свод законов, призванных «сохранить честную

конкуренцию», пополнился актом Клейтона (1914 г.) с двумя поправками: Робинсона-Патмана (1936 г.) и Келлера-Кефовера (1950 г.). С легкой руки американ­ской юриспруденции антимонополистическое законо­дательство получило распространение и в других ка­питалистических странах. В ФРГ, например, с 1957 г. действует так называемый «Закон против ограниче­ния конкуренции» с поправками 1966 и 1973 гг. Но приоритет есть приоритет, и о нем стоит сказать не­сколько слов особо.

Первым президентом, лично поставившим подпись под первым антитрестовским актом, был американец Б. Гаррисон. А через 20 лет (в 1910 г.) увидела свет книга юриста А. Уолкера под названием «История закона Шермана». С точки зрения проблем сегодняш­него дня в этой книге содержится одно небезынтерес­ное замечание: «Любой добросовестный историк за­кона Шермана, естественно, должен удивляться, поче­му генеральный атторней США (то есть министр юстиции, в департаменте которого и был создан спе­циальный, действующий и поныне антитрестовский отдел.) во время администрации президента Гаррисона не начал расследования по закону против любого из больших трестов, которые тогда существо­вали и которые, как это было общеизвестно, нарушали закон». Действительно, почему? В качестве ответа ав­тор сообщает, что и министр юстиции, и сам прези­дент до своего прихода в Белый дом, оказывается, исполняли обязанности юрисконсультов в ряде тре­стов и сохранили с ними прочные узы дружбы. Это было время, когда известный магнат П. Морган по­слал президенту секретную записку следующего со­держания: «Если мы сделали что-либо неправильное (имеются в виду монополистические злоупотребле­ния), присылайте вашего человека к моему человеку, и они смогут уладить дело». Вот так по-до­машнему, без лишней волокиты, судопроизводства, монополистический капитал в начале века стремился улаживать свои дела.

И все же без суда и следствия обходились не всег­да. Некоторым делам правительство было вынуждено давать законный ход. 1911 год ознаменовался первым крупным антитрестовским процессом: Верховный суд США принял решение разукрупнить рокфеллеровский трест «Стандард ойл» на 33 компании. Тем не менее в наше время, 70 лет спустя, эта монополия, превра­тившаяся, правда, из треста в концерн и сменившая свое название на более благозвучное «Экссон», про­должает оставаться крупнейшей нефтяной компанией мира, чей оборот достиг в 1980 г. 103 млрд. долл.

«Буржуазные ученые и публицисты,— писал В. И. Ленин,— выступают защитниками империализма обыкновенно в несколько прикрытой форме, затушевывая полное господство империализма и его глубо­кие корни, стараясь выдвинуть на первый план част­ности и второстепенные подробности, усиливаясь отвлечь внимание от существенного совершенно не­серьезными проектами «реформ» вроде полицейского надзора за трестами или банками и т. п.». Сегодня буржуазное государство пытается отвлечь внимание общественности от растущего засилья монополий уже не только проектами реформ, но и активным проведением многочисленных «расследований по закону».

Разбухают штаты юристов и экономистов, зани­мающихся ведением этих расследований и в мини­стерстве юстиции, и в Федеральной торговой комис­сии. Ежегодные расходы антитрестовского отдела увеличились с 300 тыс. долл. в начале 30-х годов до 17 млн. долл. в середине 70-х. В составе отдела создано девять секций, которые дополняются специальными отделениями, прописанными в Нью-Йорке и Чикаго, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, Кливленде и Фи­ладельфии.

Вирус антимонополистического сутяжничества про­ник за пределы национальных границ США. Было подсчитано, что в течение 70-х годов среднее ежегодное количество антимонополистических процессов и расследований в главных капиталистических странах возросло в 2 раза по сравнению с 50-ми годами и в 3 раза — против довоенного уровня.

За какие же виды деятельности может попасть под суд монополия? Прежде всего это относится к мани­пуляциям в области установления цен, которые осуществляются путем картельных соглашений о разделе рынков сбыта и о фиксировании цен. Причем подоб­ная фиксация бывает двоякого рода: либо на завышенном пределе, когда надо продать, либо на явно заниженном, когда надо купить. В ФРГ лишь за 4 года (1973—1976) состоялось 2022 процесса по пово­ду незаконной практики ценообразования.

Среди других наиболее типичных форм правона­рушений широко распространены сегодня злоупотреб­ления в ходе слияний и поглощений фирм, так называемый монополистический бойкот и неблаговидные поступки по отношению к конкурентам, утаивание технических новшеств. В роли подследственных или судимых неоднократно выступали такие гиганты большого бизнеса, как «Дженерал моторс», «Дюпон де Немур», «ИТТ», «Кодак», «Ксерокс».

Скандальную известность приобрела история, ког­да из-под правосудия ускользнул гигантский конгло­мерат «ИТТ». Группа крупных правительственных деятелей решила закрыть возбужденное ранее анти­трестовским отделом министерства юстиции дело про­тив диверсификационных слияний «ИТТ». Но лишь после того, как конгломерат «ИТТ» пообещал внести в предвыборный фонд республиканской партии солид­ную сумму в 400 тыс. долл.

Разумеется, далеко не во всех случаях преступле­ния совершаются без наказания. Порой судебные при­говоры требуют и уплаты штрафов, и отмены тех или иных слияний и поглощений, и запрещения злонаме­ренных сговоров, и продажи лицензий на ценные па­тенты, оберегаемые до поры до времени от глаз конкурентов. Правда, если речь идет только о штрафных санкциях, то эти издержки можно в дальнейшем уме­ло переложить на потребителей. И все же, как заме­тил один американский судья, «антитрестовские за­коны— это шутка, ибо всем очевидна их полная не­способность хоть как-то оградить свободную конку­ренцию».

Буржуазное государство создает в конечном счете лишь ложную видимость неустанной борьбы с моно­полистическим капиталом. Так, например, строжайшие запреты монополий были включены в конститу­ции ряда земель ФРГ. Бремен, пользующийся автоно­мией на правах отдельной земли, известен не только как родина сказочных бременских музыкантов, кото­рым потомки установили памятник на одной из город­ских площадей, бремен известен ныне своим антимо­нополистическим законодательством. Статья 41-я его конституции дословно гласит: «Сохранение или обра­зование всех ограничивающих свободу конкуренции частных слияний в форме монополий, концернов, тре­стов, картелей и синдикатов запрещены в свободном ганзейском городе Бремене. Предприятия, которые охвачены такими слияниями, должны выйти из них... Исключения могут быть сделаны в законодательном порядке по заключению экономической палаты». А вот 156-я статья баварской конституции: «Слияния предприятий с целью объединения экономической вла­сти и образования монополии не разрешаются. Осо­бенно запрещены картели, концерны и соглашения о ценах, которые преследуют цель — эксплуатацию ши­роких масс населения или уничтожение самостоятель­ного существования средних слоев». В Баварии, как видим, решили в конституционном порядке разом покончить и с монополизацией, и с эксплуатацией. Схожие намерения обнаруживают соответствующие статьи конституций Гессена и Саара. Менее реши­тельно выглядят запреты в землях Северный Рейн - Вестфалия и Рейнланд-Пфальц, а в прочих регионах страны, по словам западногерманских законоведов, витает дух «либерального антимонополизма». Дума­ется, нет смысла еще раз сравнивать это бумажное запрещение монополий с реальным наращиванием их экономического засилья в ФРГ.

Антитрестовская политика буржуазного государ­ства, конечно, оказывает некоторое (хотя отнюдь не решающее) воздействие на организационные формы монополистических объединений, на их отраслевой профиль и т. п. Уход в небытие классических трестов и приход на их место еще более могущественных концернов, распространение преимущественно замаски­рованного картелирования, сложная переориентация многоотраслевой структуры ведущих концернов — та­ковы очевидные изменения в механизме функциони­рования современного монополистического капитала, изменения, к отлаживанию которых не в последнюю очередь приложило и продолжает прикладывать руку буржуазное законодательство. Однако главная цель, которую оно пытается широковещательно деклариро­вать, осталась неосуществленной.

Почти вековая практика применения антитрестов­ского (и прочего антимонополистического) правопо­рядка не ликвидировала монополии. Даже с помощью самых радикальных юридических мер общество не в состоянии отменить объективных экономических за­конов своего развития, а ведь одним из них как раз и является монополизация хозяйственной жизни капи­талистических стран.

Остается добавить, что в США, согласно офици­альным данным, от 40 до 50% всех судебных дел свя­зано сегодня с обвинениями в нарушениях правил конкурентной борьбы (и, следовательно, в проведении «монополистической» практики) не крупных и круп­нейших, а... мелких предпринимателей! Так казуисти­ка буржуазной юриспруденции позволяет скрывать подлинную промонополистическую природу антимоно­полистического законодательства в мире капитала.

А крупнейшие монополии, уладив дела судебные, снова с надеждой поглядывают на государство, тре­буя у него поддержки, но теперь уже совсем по другому поводу.