Сила слабости
Если в поисковую систему Google в Интернете ввести слова «Европа» и «кризис», появится более четырех миллионов ссылок. Газеты так часто употребляли эти слова вместе, что они стали почти неразделимыми в сознании: за последние пятьдесят лет не проходило ни дня без газетных материалов о европейских разногласиях, неспособности достичь целей, дипломатических спорах, непреходящем ощущении неудачи. Однако историки видят картину совершенно в другом свете, чем журналисты. Они описывают континент, чья внешняя политика является одной из самых успешных в истории. Они говорят нам, что всего лишь за пятьдесят лет война между европейскими державами стала немыслимой, что экономика европейских стран догнала Америку и что Европа помогла преодолеть диктаторский режим целому ряду стран и привела их к демократии.
На карте мира историки очерчивают зону европейского влияния, распространяющуюся словно синее масляное пятно в бурном море, от западного побережья Ирландии до востока Средиземноморья; от Северного полярного круга до Гибралтарского пролива и затягивающую в свой фарватер все новых членов. А вокруг этой окрашенной в синий цвет территории Европейского союза (на которой проживает свыше 450 миллионов человек) можно выделить еще одну область с населением 385 миллионов человек, имеющую общие сухопутные и морские границы с ЕС. На окружающих эту область территориях проживает еще 900 миллионов человек, теснейшим образом связанных с Европейским союзом торговыми и финансовым сотрудничеством и отношениями взаимопомощи. Эти 2 миллиарда человек (одна треть населения земли) проживают в «Евросфере» — зоне европейского влияния, которая постепенно претерпевает преобразования в русле европейского проекта и перенимает европейские методы ведения дел.
Но поскольку новости нам сообщают журналисты, а не историки, силу Европы часто принимают за слабость. Однако когда такая страна, как Россия, подписывает Киотский протокол о запрете промышленных выбросов веществ, способствующих парниковому эффекту, чтобы уладить отношения с Европейским союзом; когда Польша отказывается от существовавшей десятилетиями практики и вводит конституционную защиту этнических меньшинств, чтобы получить разрешение вступить в ЕС; когда исламистское правительство Турции, чтобы не навлечь на себя недовольство Брюсселя, отказывается от предложений своей собственной партии относительно уголовного кодекса, в котором нарушение супружеской верности каралось бы по закону; или администрация правого крыла республиканцев проглатывает горькую пилюлю и обращается к ООН за помощью в отношении Ирака, — тогда нам следует поставить под вопрос наше определение силы и слабости.
Мы можем видеть, что возникла новая сила, мощь которой измеряется не величиной военного бюджета или превосходством в области высокоточных ракетных технологий. Эта сила действует в течение длительного времени и направлена скорее на преобразование мира, чем на достижение победы в коротких схватках. Сила Европы — это «преобразующая сила» . И когда мы перестанем смотреть на мир глазами американцев, мы сможем увидеть, что каждая составляющая европейской «слабости» на самом деле является гранью ее необычайной «преобразующей силы».
Европа не выставляет напоказ свою мощь и не говорит о «единственно разумной модели прогресса». Вместо этого она, словно «незримая рука», действует, проникая сквозь наружную оболочку традиционных политических структур. Британская палата общин, британские суды общего права и британские государственные служащие по-прежнему существуют, но все они стали проводниками политики Европейского союза. И это не случайно. Создавая общие стандарты, которые вводятся в действие через национальные институты, Европа может распространять свое влияние, не превращаясь в объект враждебных действий. В то время как каждая компания, посольство и военная база Соединенных Штатов являются мишенью для террористов, умение Европы держаться в тени позволяет ей расширять сферу своего влияния в мире, не провоцируя подобной ситуации. Тот факт, что у ЕС нет единого лидера, а существует целая сеть центров власти, объединенных общей политикой и общими целями, означает, что она может расширять свои границы, охватывая все большее число стран, не рискуя распасться, и продолжать предоставлять своим членам преимущества, обеспечиваемые положением крупнейшего мирового рынка.
В отношениях с другими странами европейцев не интересует классическая геополитика. Они в первую очередь рассматривают другую сторону проблемы: какие ценности поддерживает данное государство? Каковы его конституционная система и законодательная база? Фанатичная приверженность Европы принципу соблюдения законности означает, что она может полностью трансформировать страны, в отношения с которыми вступает, а не просто оказывать поверхностное воздействие на них. США смогли сменить режим в Афганистане, а Европа изменяет все польское общество, начиная с его экономической политики и законов о собственности до внутренних отношений с нацменьшинствами и набора продовольственных продуктов на столах граждан.
Европа изменяет страны не угрозой вторжения в них: самая большая угроза со стороны ЕС — это отказ иметь с ними дело. В то время как Европа принимает самое деятельное участие в восстановлении Сербии и поддерживает ее стремление «реабилитироваться» в качестве европейского государства, США не дают Колумбии подобной надежды на интегрирование посредством международных организаций или структурообразующих фондов, а предлагают ей только временную «поддержку» американских групп военных инструкторов и помощь, а также суровую свободу американского рынка.
Создав крупнейший на планете единый внутренний рынок, Европа стала экономическим гигантом, который, по некоторым оценкам, уже является самым крупным в мире. Однако образцовой европейскую экономику делают ее особенности: сдерживание материального и социального расслоения общества позволяет членам ЕС сократить расходы на борьбу с преступностью и тюрьмы; европейская энергосберегающая экономика способна защитить их от резких повышений цен на нефть; ее социальная модель обеспечивает людям досуг и время, которое они могут проводить со своими семьями. Европа олицетворяет собой синтез энергии и свободы, которые дает либерализм, со стабильностью и благосостоянием, которые обеспечивает социальная демократия. По мере того как благосостояние человечества будет расти, преодолевая рубеж удовлетворения основных потребностей, таких как утоление голода и сохранение здоровья, европейский образ жизни будет обретать все более притягательную силу.
Европейская модель вдохновляет последователей по всему миру, и они создают собственные сообщества с ближайшими соседними государствами. Этот «эффект регионального домино» изменит наши представления о политике, экономике и даст новое определение силы для XXI века.