Процесс принятия политических решений и его результаты

Администрации Тэтчер не удалось решить поставленные ею кон­кретные экономические задачи. Правда, инфляция была уже не такой высокой, как в 70-х годах. Реальные темпы роста действи­тельно увеличивались, особенно с 1985 по 1988 г. Вместе с тем по­сле 1988 г. объем ВНП упал. Потребительские цены вновь под­скочили чуть ли не вдвое. В Англии началась стагнация. Рост без­работицы, а также неравенство в доходах ослабили народную поддержку «культуры предпринимательства». Крестовый поход по изгнанию социализма с Британских островов захлебнулся, не­смотря на то, что приверженность капитализму вызвала уваже­ние к Тэтчер в странах Восточной Европы и у разочаровавшихся в социализме лидеров Чили.

Такой экономический итог правления отчасти объясняется проводившейся ею внутренней политикой, ее организационным курсом и положением Великобритании в мировой капиталисти­ческой системе. Высокие темпы экономического роста и низкий уровень инфляции в период с 1983 по 1988 г. являлись следстви­ем незначительного повышения стоимости труда в обрабатываю­щих отраслях. Высокая почасовая производительность вкупе с умеренным уровнем зарплаты дали в Англии на данный период более низкую, чем в Швеции, цену труда на единицу продукции. Обострились проблемы, связанные с безработицей и неравенст­вом в распределении доходов. Между 1981 и 1987 г. количество безработных осталось на уровне 10—11%.

Различия в соотношении труда и капитала являются причи­ной разных показателей Великобритании и Швеции в 80-х годах. В шведских профсоюзах состояла большая часть рабочих; они поддерживали довольно тесные отношения с СДРПШ. Ка­питализм в Швеции объединил промышленный и финансовый сектора. Банки не обладали таким влиянием, как промышлен­ные предприятия, занимавшиеся экспортом продукции, пере­довой в технологическом отношении (электронного оборудова­ния, автомобилей, средств телекоммуникаций) на международ­ные рынки. Благодаря альянсу СДРПШ и профсоюзов швед­ское правительство выделяло щедрые ассигнования службе за­нятости населения, курсам профессиональной переподготовки, на создание рабочих мест для инвалидов и общественному не­производственному сектору. Частные транснациональные ком­пании извлекали выгоду благодаря низким корпоративным на­логам, а также с помощью инвестиционных фондов, стимули­ровавших технологический прогресс. Рос экспорт промышлен­ных товаров. Программы переобучения, предлагаемые службой занятости, помогали рабочим приходящих в упадок отраслей найти новую работу, поэтому уровень безработицы в Швеции оставался низким. Британские профсоюзы в период правления Тэтчер имели незначительное влияние. Их руководство распро­странялось на разрозненные организации, власть профсоюзов проявлялась лишь в пределах предприятий. Между лидерами лейбористской партии, желающими декларировать классовые интересы перед всем электоратом, и профсоюзными лидерами, выступающими за сохранение высоких зарплат в таких убыточ­ных отраслях, как угледобыча, судостроение, автомобилестрое­ние, возник конфликт. Капиталисты разделились на произво­дителей и финансистов; последние заняли господствующее по-' ложение в британской политике. В качестве ведущего мирового финансового центра капиталистической экономики Лондон стал также центром транснациональных капиталовложений фи­нансового и физического капитала. Вместо того чтобы инвести­ровать средства в отечественную промышленность, Банк Анг­лии предоставлял займы коммерсантам и промышленникам, которые вели операции за рубежом. Банк Англии и министерст­во финансов определяли экономическую политику, в частности особо высокие процентные ставки на недвижимость и завыше­ние валютного курса. Это затрудняло британским промышлен­никам экспортировать свои товары. С 1979 г. экспорт промыш­ленных товаров как часть общего экспорта резко упал; возрос импорт промышленных товаров. В условиях деиндустриализа­ции британские рабочие имели все меньше шансов получить ра­боту в обрабатывающих отраслях. Росла безработица, особенно в таких бывших промышленных северных регионах, как Йорк­шир, Северо-Запад, Уэльс и Шотландия. Правда, в южных рай­онах, окружающих Лондон, безработица была не столь велика; они являлись центрами банковско-финансового дела, страхова­ния, деловых услуг, лизинга, оборонной и электронно-комму­никационных отраслей. Следуя политике «культуры предпри­нимательства», правительство тори заложило меньший процент ВНП на финансирование общественных служб занятости, про­фессиональной подготовки на рынке труда и создания рабочих мест в общественных/непроизводственных сферах в отличие от социал-демократической администрации Швеции. Из-за этого уровень безработицы в Великобритании оказался в четыре раза выше, чем в Швеции.

Регрессивные британские расходы и налоги вызвали бурный рост неравенства в доходах в 80-х годах. С 1979 по 1988 г. доля ВПН, приходящаяся на 20% беднейших жителей страны, уменьшилась, а доля богатейших 20% — возросла. По сравне­нию со Швецией в Великобритании больший процент составля­ли люди, чьи реальные денежные доходы были меньше полови­ны среднего уровня по стране. Беднейшими британцами стали безработные, пенсионеры, неполные или имеющие иждивенцев семьи. В Швеции зарплаты мужчин и женщин были более рав­ными, чем в Великобритании.' Так как равенство доходов не входило в число приоритетов тэтчеризма, такая политика не предполагала особых шагов по его сокращению. В 80-х годах были уменьшены правительственные ассигнования на жилье и образование, особенно университетское, политехническое, а также на гранты студентам. Снизился процент ВНП из расчета на душу населения, выделяемый на пособия по безработице. Ужесточились условия выдачи пособий. Заработная плата со­трудников частных фирм по сравнению с получаемой работни­ками государственных учреждений — например, учителями, младшим медперсоналом и промышленными рабочими — резко возросла. Регрессивные налоги увеличили разрыв между бога­тыми и бедными. Люди с высокими и средними доходами пла­тили более низкий подоходный налог. Владельцы частных до­мов получали возможность исключать из налогооблагаемого до­хода сумму выплачиваемых ими банковских процентов по ипо­течной ссуде. Приобретавшим акции приватизированных пред­приятий дали право на налоговые скидки. Снизился налогооб­лагаемый доход и для независимых школ. Между тем ставки ме­стных налогов, налог на добавленную стоимость и платежи в фонд социального страхования возросли.

В результате этой экономической политики британское обще­ство разделилось на неимущих, имущих и «многоимущих». Про­играли безработные, неквалифицированные рабочие, арендато­ры, бездомные, работники с неполной занятостью, работающие на маргинальных предприятиях сферы обслуживания, женщины, надомники, а также население Северо-Запада и Северной Ир­ландии. В число выигравших вошли владельцы собственных до­мов, высококвалифицированные рабочие, специалисты-компь­ютерщики, служащие оборонных предприятий, жители южных пригородов Лондона. Управляющие частными фирмами, менед­жеры и финансисты, особенно банкиры, вошли в категорию «многоимущих». Как и следовало ожидать, наиболее обеспечен­ные слои населения активней всех поддерживали на выборах консервативную партию. Электорат тори состоял из владельцев частных домов, обладателей высоких зарплат и противников со­циалистической политики и социального обеспечения. Электо­рат лейбористов включал квартиросъемщиков, низкооплачивае­мых работников и сторонников увеличения ассигнований на со­циальное обеспечение, считавших, что такая мера смягчила бы неравенство в доходах31.

В начале 90-х годов Великобритания столкнулась с классо­вой дифференциацией и фрагментацией общества. Влияние ин­тегрирующих институтов — коалиционных политических пар­тий, гражданской службы, школ и судов — не было в этой стра­не таким сильным, как в Швеции. Конфликт взял верх над кон­сенсусом. Дифференциация подавила интеграцию. И все же нельзя сказать, что Великобритания оказалась расколотой на «две нации». Скорее, дифференциация породила многополяр­ность, которая как бы перекрывала линии раскола. Экономиче­ское расслоение восстановило богатых против бедных, квали­фицированных рабочих против неквалифицированных, высо­кооплачиваемый персонал частных фирм против низкооплачи­ваемых работников государственных предприятий, корпорации против профсоюзов, промышленный капитал против финансо­вого. Региональная дифференциация разъединила жителей се­вера и юга. Африканцы и азиаты хотели иной, чем белое населе­ние, иммиграционной, образовательной политики, иного под­хода в сфере занятости. Элитарные и массовые институты по-разному готовили молодежь к взрослому ролевому поведению. Эти взаимосвязанные общественные конфликты отражали по­литические разногласия между лейбористской и консерватив­ной партиями32.

Многоплановые конфликты породили в 90-х годах тягу к ук­реплению национальной интеграции Великобритании. К концу 1990 г. темпы экономического роста упали ниже 1%. Уровень безработицы возрос почти до 7,5%, потребительские цены вы­росли на 10%. Перед лицом экономической стагнации лидеры консервативной партии, представлявшие ее в палате общин, из­брали более склонного к компромиссам премьер-министра, призванного сплотить нацию на пути к экономическому воз­рождению. Тэтчер ушла в отставку, ее место занял Джон Мейд-жор. В отличие от предшественницы консерватизм Мейджора стал более «заботливым, сострадательным». Его правительство отменило непопулярный регрессивный местный сбор (подуш­ный налог) и провело снижение налогов для граждан с низкими доходами. Во внутренней политике он призывал к установле­нию партнерских отношений между бизнесом, трудом и госу­дарством ради того, чтобы Британия вышла из экономического застоя. Во внешней политике он выступал за более тесный фи­нансовый союз с ЕС, чем Тэтчер. Премьер-министр Мейджор не ставил во главу угла необходимость приватизации сферы со­циальных услуг и восстановления рыночной конкуренции и провел избирательную кампанию 1992 г. под лозунгом «Богатст­во рука об руку с всеобщим благоденствием». Программные по­ложения лейбористской партии тоже стали более умеренными. Отказавшись от таких социалистических требований, как наци­онализация тяжелой промышленности, она выступила в под­держку денационализации не всех прежде национализирован­ных предприятий, а только отвечающих за водоснабжение в масштабах всей страны. Во внутренней политике партия требо­вала большего социального обеспечения, финансируемого го­сударством на основе прогрессивного подоходного налога. В области внешней политики лейбористы призывали к тесному взаимодействию Великобритании и ЕС. Парламентские выбо­ры 1992 г. консервативная партия выиграла, получив 42% голо­сов избирателей и 52% мест в парламенте. Несмотря на расту­щий уровень безработицы, большинство из «избирателей-пере­бежчиков», отколовшихся от лейбористской партии в 1987 г., и в 1992 г. продолжали оставаться на стороне тори. Новые домо­владельцы, акционеры и квалифицированные рабочие противо­стояли политике введения прогрессивного налога и эгалитар­ным финансовым программам, выдвигаемым лидерами лейбо­ристов.

В общем, к концу XX в. согласительные системы Великобри­тании и Швеции мало чем отличаются друг от друга. Шведские социал-демократы осуществили ряд неолиберальных политиче­ских проектов в экономике. Премьер-министр из партии Союз умеренных Карл Бильдт, подобно Тэтчер, выступал за «культуру предпринимательства». Однако необходимость находить комп­ромисс с другими политическими партиями в составе коалици­онного правительства умерила его стремление радикально сокра­тить расходы на социальные нужды; в 1992 г. основные политиче­ские преобразования свелись к сокращению дотаций на жилье, пособий по временной нетрудоспособности, а также налога на добавленную стоимость на продукты питания, размеров гости­ничных и ресторанных счетов. Обе нации пережили рост безра­ботицы — к началу 1993 г. он превысил 7% в Швеции и 10% в Ве­ликобритании. Столкнувшись с серьезными экономическими проблемами, премьер-министр Бильдт попытался наладить эф­фективное управление такой согласительной системой, которая учитывала бы самые разные интересы33.