Народные (племенные) системы

Хотя в наше время народные системы практически исчезли, вплоть до третьего тысячелетия до н. э. они являлись господству­ющим типом. И, в частности, до начала индустриализации на за­ре XIX в. во всех частях мира существовало большое количество племенных систем. Примером являлись общества сан, пигмеи, бергдама, нуэр, тив, ибо и кикуйю в Африке; аборигены Австра­лии; калинга, андаманы и дунсян в Азии; эскимосы, каска, ин­дейцы кувакцутль в Северной Америке, индейцы она и сирио-но — в Южной. Большинство этих народов занимались охотой, собиранием ягод, выкапыванием корней, скотоводством, рыбо­ловством, садоводством или малопродуктивным земледелием. Принятие политических решений не регламентировалось ника­кими формальными политическими институтами, например ус­тойчивыми структурами, обеспечивающими дифференциацию ролей. В этих разрозненных, децентрализованных эгалитарных системах большинство политических решений, имеющих значе­ние для всего общества, вырабатывалось внутри либо нуклеар-ной, либо расширенной семьи. Политическая система функцио­нировала как одна большая семья.

В книге «Происхождение семьи, частной собственности и го­сударства» Ф. Энгельс рассматривал общество охотников и соби­рателей как пример «первобытного коммунизма». Каждая семья вела первобытное «коммунистическое хозяйство»; у женщин бы­ли равные права с мужчинами. В этих народных (племенных) системах, основанных на минимальном разделении труда, суще­ствовало широкое социально-экономическое равенство. Родст­венные узы формировали эгалитарную солидарность. Основными ресурсами владело сообщество. Производство осуществлялось совместными силами; в нем участвовали охотники, собиратели, ры­боловы, земледельцы — сами производили продукт и распределя­ли его среди потребителей на принципах равенства. При отсутст­вии государства с его мощной бюрократией, армией и полицией система принимала решения при большом скоплении людей. В условиях этой «первобытной естественной демократии» каждый человек обладал правом участия в народных собраниях, на кото­рых формулировалась политика для всего общества. Следовать групповым нормам заставляло не государственное принуждение, а общественное мнение. Энгельс, высоко оценивая племенную систему за равенство, сплоченность и согласованность в приня­тии решений, вместе с тем признавал, что ее простая, недиффе­ренцированная структура вряд ли была способна служить основой для бесклассового коммунистического общества, в котором он видел высшую стадию социально-экономического развития. Он, как и Маркс, считал, что коммунизм возникнет на высшей стадии развития технологий, гарантирующей полное удовлетворение че­ловеческих потребностей. Вместе с тем они полагали, что на ста­дии развитого коммунизма вновь приобретут большое значение присущие первобытному коммунизму эгалитарные ценности1.