ГлавнаяКниги по политологииЧарльз Ф. Эндрейн: Сравнительный анализ политических системКрушение коммунистических режимов в государствах Восточной Европы

Крушение коммунистических режимов в государствах Восточной Европы

В 80-е годы в Советском Союзе и во всей Восточной Европе потер­пело крах правление коммунистических партий. Правительствен­ные учреждения и особенно законодательные органы и независи­мые суды усилили влияние на исполнительную власть в государст­ве. Выборы, в ходе которых шла конкуренция между различными политическими партиями, позволила электорату выбирать глав за­конодательной власти. Расширение гражданских свобод уменьша­ло насильственное вмешательство полиции и служб безопасности в жизнь граждан. Многочисленные социальные группы — профсо­юзы, студенты, экологи, писатели, фронты гражданских дейст­вий — сформировали независимые добровольные организации, уже не контролируемые коммунистическими партиями. Появле­нию более плюралистичной политической системы сопутствовали упрочение рыночных механизмов и рост частных предприятий.

Коммунистические государства потерпели крах потому, что перестали воплощать собой суть ленинистской модели: сильная приверженность общества марксистско-ленинской идеологии, правление авангардной коммунистической партии, функциони­рование планируемой из центра государственно-социалистиче­ской экономики. До середины 80-х годов коммунистическая пар­тия держала под контролем военных, полицию, средства массо­вой информации и государственные предприятия. Репрессивные органы правительства применяли физические санкции к дисси­дентам. Монополизировав официальные средства массовой ин­формации, партия навязывала гражданам собственную интерп­ретацию истины. Кроме нормативного принуждения, репрессии в экономике были вызваны государственным контролем за про­цессом принятия экономических решений. Государственные предприятия обладали достаточными ресурсами и могли давать премии за гражданское послушание, а также наказывать (пони­жение в должности, увольнение) противников режима. Военно-экономическая поддержка СССР усиливала коммунистические режимы Восточной Европы. В конце 80-х годов оппозиционные круги и разочарованные граждане открыто отвергли эти три ас­пекта ленинской модели.

В качестве общезначимых принципов, руководящих полити­ческой деятельностью и мобилизующих массы, марксизм-лени­низм стал нелегитимен. Элиты, обладающие влиянием в обще­стве, отвергли эти абстрактно-утопические принципы. Массы с цинизмом воспринимали заповеди марксизма-ленинизма, осо­бенно взятые в контексте реальной политической практики. Большее значение стали придавать конкретным плюралистиче­ским ценностям: национализму, популизму, этническим и рели­гиозным связям.

Коммунистическая партия как авангард мобилизации масс на социалистическое строительство распалась. С ослаблением конт­роля партии над правительственными учреждениями, социаль­ными группами и гражданами усилилось неповиновение полити­ческим директивам. Сложился определенный параллелизм вла­сти. Коммунистическая партия управляла «формальным» секто­ром. Но раскол внутри правительственных институтов, таких, как партия, вооруженные силы, служба безопасности и гражданская правительственная бюрократия, снижал их способность контро­лировать общество, мобилизовывать массы или представлять ин­тересы пролетариата. Большинство людей ушло от активной по­литической деятельности в «неформальный» сектор; семейные и соседские отношения, этнические объединения и религиозные союзы стали играть большую роль в личной жизни людей.

Государственная социалистическая централизованная плано­вая экономика с упадком коммунистической партии утратила эффективность. Сильные государственно-бюрократические ве­домства были нацелены на производство вооружений, продук­ции тяжелой (выплавка чугуна и стали) и нефтехимической про­мышленности, но не уделяли внимания производству продуктов питания, товаров повседневного потребления и сфере услуг. В 80-е годы появилась «теневая» экономика, взявшая на себя обес-» печение потребительскими товарами и услугами. «Теневая» ры­ночная экономика мешала работе государственных предприятий, так как работники перепродавали материалы со своих фабрик в частный сектор; следствием явилось снижение производитель­ности труда. Государственные планы не выполнялись. Предпри­ятиям не хватало материалов, передового технологического осна­щения, отсутствовали также условия для хранения продукции и ее распределения. Такие ведомства, как министерство финансов и комитет по ценообразованию, не способствовали эффективно­му функционированию экономики. Директора государственных предприятий, которым было дано больше самостоятельности, в 80-е годы скрывали или давали неверную информацию о производительности, имеющихся запасах и спросе на продукцию. На рабочих деморализующе действовали нехватка потребительских товаров и политические репрессии. Поэтому производитель­ность труда снижалась. К концу 70-х — началу 80-х годов эконо­мическая депрессия стала бичом государственно-социалистиче­ских экономических систем в странах Восточной Европы5.

Структурный, культурный и поведенческий кризисы служат объяснением краха данных трех ипостасей ленинистского ком­мунистического партийного государства. В структурном плане паралич партии и правительства привел к растущему неподчине­нию указам, исходящим от аппаратчиков. Так, в Советском Сою­зе к началу 80-х годов государственный контроль принял слиш­ком бюрократизированные, застойные и негибкие формы. Стол­кнувшись с местным противодействием и коррупцией в респуб­ликах, Кремль начал терять руководство процессом принятия ре­шений. Центральные партийно-правительственные институты не могли найти репрессивные или консенсуальные средства для упрочения поддержки общества. Секретарь Политбюро КПСС уже не мог непосредственно контролировать военных или мили­цию. Конфликт поколений в армии мешал ей выполнять роль стража советского режима. Офицеры вооруженных сил старше пятидесяти лет поддерживали тесное взаимодействие с партией и обороноспособность страны перед лицом западных капиталисти­ческих стран. Молодые офицеры, наоборот, выступали за модер­низацию экономики, надеясь на получение с Запада передового вооружения и технологий. Рекрутируемые из числа городской молодежи, которой была свойственна вертикальная мобиль­ность, выступали за расширение гражданских свобод, рыночные реформы и профессиональную армию, стоящую вне политики. Это поколение вооруженных сил не выказывало готовности ис­пользовать силу против групп, мобилизующих народ на противо­стояние правящему режиму. По мере того как советское обще­ство становилось урбанизированным и индустриализированным, образованным и разнородным, знающая и подготовленная моло­дежь меньше поддерживала правящую КПСС. Находясь под впе­чатлением от технологического прогресса и расцвета граждан­ских свобод на Западе, такие социальные группы, как професси­оналы, интеллигенция и молодые партийные кадры в городах, поддерживали движение общества к созданию согласительной системы. В республиках этнические группы и религиозные об­щины боролись за большую независимость от Москвы.

С 1970 по 1989 г. включительно Польша достигла большего плюрализма, чем Советский Союз; независимость социальных групп от контроля со стороны партии улучшила перспективы трансформации политической системы Польши в согласитель­ный режим. Все большее влияние приобретали римско-католи­ческая церковь, профсоюзное движение «Солидарность», част­ное фермерство и городские ассоциации интеллигенции и про­фессионалов. Коммунистическая партия — Польская объеди­ненная рабочая партия (ПОРП) — обладала ограниченной вла­стью над государством и, в частности, над социальными группа­ми. В 80-е годы участились смены партийного руководства, со­кратилась численность членов; особенно незначительным было число ее сторонников в возрастной категории до тридцати лет. Контролируемые партией организации были немногочисленны­ми по составу. Членами ПОРП являлись главными образом пар­тийно-государственные бюрократы, руководители государствен­ных предприятий, военные и полицейские. Рабочие, молодежь, студенты и критически настроенная интеллигенция сплотились вокруг движения «Солидарность». Столкнувшись с политиче­ской оппозицией и экономической стагнацией, ПОРП расколо­лась. Сторонники социалистического плюрализма, свободного рынка, государственной централизованной плановой экономики боролись за политическое господство. Поставленная перед фак­том дезинтеграции, ПОРП не смогла ни сформировать коали­цию, ни удержать контроль за правительственными репрессив­ными органами: армией и службой безопасности. После введе­ния в конце 1981 г. военного положения начался процесс мили­таризации правительства и партии. Наведя временный порядок, вооруженные силы не добились ни политических перемен, ни сдвигов в экономике. Введение военного положения не привело к подавлению «Солидарности». Зарубежные институты, особен­но западноевропейские профсоюзы, Ватикан и правительство США, также ослабляли польский коммунистический режим, до­биваясь от него мер по развитию плюрализма.

Когда в 1989 г. лидер СССР Михаил Горбачев согласился на создание в Польше коалиционного правительства, в которое вошли бы ПОРП и представители «Солидарности», это стало первым шагом к установлению согласительной системы. Выборы на конкурентной основе позволили членам «Солидарности» за­воевать почти все места в верхней — законодательной — палате и более одной трети мест в нижней палате, выделенных для пред­ставителей профсоюзов. «Солидарность» получила возможность выдвинуть кандидатуры премьер-министра и членов кабинета. С разницей в один голос высший законодательный орган избрал президентом генерала В. Ярузельского, главнокомандующего вооружейными силами и бывшего Генерального секретаря ПОРП. Он оставался на посту до декабря 1990 г., когда польский электо­рат на президентских выборах отдал предпочтение главе «Соли­дарности» Леху Валенсе.

События, происходящие в Польше, СССР и Западной Евро­пе, ослабили контролируемые коммунистическими партиями бюрократические авторитарные режимы и стимулировали дви­жение к более плюралистическому демократическому правле­нию. Многопартийные выборы в Польше, венгерская программа маркетизации и введение в Советском Союзе гражданских сво­бод создали возможность зарождения согласительных систем в других восточноевропейских странах. В середине 1989 г. Гене­ральный секретарь КПСС Михаил Горбачев отверг всякую воз­можность советской военной интервенции, целью которой было бы сохранение в Восточной Европе власти коммунистических партий. Это затруднило попытки партийных элит сохранить власть и стимулировало оппозицию правящим режимам. Пример Западной Европы способствовал снижению легитимности пар­тийной власти. В сравнении с жителями Восточной Европы за­падноевропейцы пользовались большими гражданскими свобо­дами, большим выбором потребительских товаров и более пере­довыми технологиями, особенно в сфере электроники и инфор­матики. Средства массовой информации Запада рассказывали жителям Восточной Европы о демократизации и капиталистиче­ском процветании, о конце правления коммунистических партий в соседних странах — сначала в Польше и Венгрии, затем в ГДР, Чехословакии, Болгарии и Румынии. Режимы падали один за другим, как костяшки домино6.

Распад коммунистических партийных государств был также вызван крахом легитимности марксистско-ленинских политиче­ских формулировок. Право марксистско-ленинской партии на господство не признавали ни обладавшие влиянием элиты, ни представители народных масс. Их материальная легитимность стала уменьшаться, когда обещания экономического процветания вступили в противоречие с неэффективным управлением эконо­микой партийно-правительственными ведомствами. Интеллекту­алы-диссиденты подвергали критике коммунистические партий­ные режимы за нарушение этических принципов, таких, как спра­ведливость, честность, истина, сочувствие к ближнему, граждан­ские свободы и достоинство личности. Разочаровавшись в лени-нистской стратегии преобразования общества с помощью поли­тических средств, многие диссиденты обратились к конституци­онному либерализму как новому источнику легитимности. Этнически национализм также представлялся более привлекательным, чем политические идеологии, основанные на пролетарском ин­тернационализме, советском гражданстве или социалистической гуманности. В условиях снижения легитимности ведущие инсти­туты — партия, государственно-правительственная бюрократия, вооруженные силы, полиция — не могли сохранять контроль над обществом. К концу 80-х годов правящие режимы пали.

Господство коммунистической партии ослаблялось массовым цинизмом, соединенным с элитарной отчужденностью. Соглас­но выборочным опросам, проводимым среди граждан Советско­го Союза, Польши, Венгрии, Чехословакии и Болгарии, люди стремились к установлению смешанной экономики и государст­венного обеспечения сферы социальных услуг: здравоохранения, образования, пенсий, дешевого жилья, рабочих мест, а также ; культурных учреждений, таких, как библиотеки, театры и музеи. Люди предпочли бы, чтобы эта сфера стала более эффективной и приобрела эгалитарный характер. Экономическая политика пользовалась поддержкой масс постольку, поскольку она обеспе­чивала потребительские товары, повышение уровня жизни и умеренные зарплаты, размер которых зависел от квалификации и конкретного результата труда. В конце 80-х годов правящие ре­жимы уже не обеспечивали данных благ. Граждане отвергли госу­дарственно-социалистическую систему за неэффективность, коррупцию и произвол. Они предпочитали режим, основанный на справедливости, стабильности процедур и эффективном рас­пределении благ. Неспособность марксистско-ленинских идео­логий институционализировать эти нормы во всех государствен­ных инстанциях обусловили дальнейшую утрату легитимности коммунистическими партийными государствами.

Польский пример показывает неспособность коммунистиче­ской партии заручиться широкой легитимностью у населения, отвергшего Польскую объединенную рабочую партию как из ма­териальных, так и из моральных соображений. В стране, где более 90% населения исповедует католическую религию, марксистско-ленинский атеизм лишал партию массовой поддержки. Институ­циональным воплощением духа польской нации являлась като­лическая церковь, а отнюдь не партия. После 1975 г. экономиче­ское положение в этой стране особенно ухудшилось. Вместе с югославами поляки переживали период самой высокой инфля­ции в Восточной Европе. Повышение зарплат не успевало за ро­стом цен. Спрос превышал предложение. Нехватка капитала и потребительских товаров парализовала экономическую полити­ку. Повсеместное распространение получило тайное накопление запасов частными лицами, типичными стали злоупотребления управленческого аппарата. Предвидя развал экономики, партий­но-государственные чиновники погрязали в коррупции, взяточ­ничестве и присвоении государственных фондов для приобрете­ния частных вилл. Их деятельность не контролировалось ни конституционными нормами, ни марксистско-ленинской идео­логией. Привилегии породили враждебное отношение к ним ря­довых граждан Польши. В отношении к партии росло чувство от­чуждения, цинизма, презрения и недоверия. Несмотря на то, что поляков устраивал высокий уровень занятости, образования и равенство полов, они отрицательно относились к привилегиро­ванному положению правящих кругов, плохим жилищным усло­виям, несовершенству системы здравоохранения, плохой эколо­гической обстановке, высокой инфляции и злоупотреблениям властью партийно-государственных чиновников. В 80-е годы большинство поляков поддерживали такие гражданские свобо­ды, как свобода слова, многопартийность, участие в политике и управлении широких масс7.

С поведенческой точки зрения активность популистских дви­жений подрывала власть коммунистического партийного госу­дарства. Диссиденты устраивали забастовки, возглавляли улич­ные демонстрации и организовывали антирежимные собрания. Этнические группы требовали большей политической автономии и даже независимости. Верующие лютеране-евангелисты в ГДР и католики в Польше, Венгрии и Чехословакии — стремились до­биться более этичного, гуманного отношения со стороны госу­дарственной бюрократии, в частности, им нужны были свобода вероисповедания и право открывать школы, центры здоровья и социальные службы. Независимые профсоюзы боролись за мате­риальные блага, повышение зарплат, увеличение пособий и про­изводства товаров народного потребления, ограничение роста цен. Люди, входящие в объединения гражданского действияХар-тия 77, Гражданский форум в Чехословакии, Союз свободных де­мократов и Союз молодых демократов в Венгрии, «Солидар­ность» в Польше — настаивали на доминировании гражданского общества над коммунистическим бюрократическим государст­вом. Следуя популистским настроениям, эти диссиденты провоз­глашали консенсуальные ценности: общее благо, народную во­лю, общий интерес и активность граждан. Например, в Польше мобилизаторы «Солидарности» сплотили своих классовых сто­ронников на основе либерально-эгалитарных идеалов. Они вели кампанию за свободные профсоюзы, действующие независимо от государственного, партийного и управленческого контроля.

Их политические требования сводились к равенству зарплат, на­логов, субсидий, пенсий, равным возможностям для отдыха, а также обеспечения медицинскими услугами и жильем. Рассмат­ривая «Солидарность» как социальное движение, ее сторонники отвергали централизованное бюрократическое правление и, в ча­стности, привилегии для членов правительственной, партийной, военной и полицейской элит. «Солидарность» выступала за ра­венство граждан перед законом и беспристрастное отношение к польским гражданам со стороны правительственных чиновни­ков. Наиболее мощной поддержкой это движение пользовалось среди рабочих в судостроительной, строительной промышленно­сти и на транспорте. Поддерживали «Солидарность» также и ка­толическое духовенство, интеллигенция, образованная молодежь и фермеры.

Какие мотивы заставляли диссидентов вступать в «Солидар­ность» и другие оппозиционные движения? В глазах «пуристов» коммунистическое партийное государство являлось разрушите­лем основных этических ценностей: истины, самоценности лич­ности, достоинства, независимости и справедливости. Участие в антикоммунистических движениях было для них способом выра­жения собственных ценностных приоритетов. Прагматиков же в ряды оппозиции привели усиливающиеся ожидания того, что борьба с коммунистическим руководством будет успешной. Ког­да репрессии пошли на спад и коммунистическая партия утрати­ла властные полномочия, были созданы небольшие местные ве­щательные сети. Все большее число людей заявляло об оппози­ционности режиму. Средства массовой информации информи­ровали о нарастающей враждебности масс по отношению к бю­рократическому авторитарному правлению. По мере того как лю­ди отходили от политического фатализма, возрастала активность их выступлений. Когда несогласие стало массовым, уменьшился страх перед наказанием. Росло число публичных выражений пре­зрения к коммунистической системе. Теперь казалось, что выго­ды борьбы против существующего режима перевешивали сопря­женный с ней риск. Более молодая и образованная часть граждан считала, что переход к согласительной системе будет иметь бла­готворные последствия. Скептически настроенные в отношении коммунистического партийно-государственного правления, они выступали за гражданские свободы, многопартийные выборы и политический плюрализм8.

Под давлением народа главенствующие коммунистические партийные круги, в частности в Советском Союзе, Польше и Венгрии, приняли стратегию приспособления. Партийные чиновники, включая советского лидера Михаила Горбачева, прово­дили политику расширения гражданских свобод, социального плюрализма, обеспечения доступа к различным источникам ин­формации и введения правовых ограничений государственной власти. Политики демонстрировали поддержку рыночным меха­низмам, отечественным, частным предприятиям и усвоению до­стижений ведущих капиталистических стран в области торговли, капиталовложений и технологий. Высшие армейские офицеры, как правило в возрасте до 50 лет, в общем, поддерживали эти по­литические реформы. Хотя теперь часто высшие законодатель­ные посты занимали не коммунисты, кадровые члены коммуни­стической партии все еще оставались на ответственных постах в государстве — в том числе на государственной службе, в органах безопасности, на постах директоров государственных предприя­тий и учреждений в сфере образования и здравоохранения. В бывших советских республиках большинство аппаратчиков ком­мунистической партии стали националистами и возглавили неза­висимые национальные государства. Особенно хорошие возмож­ности для сохранения контроля над экономическими и полити­ческими институтами были у экс-коммунистов на периферии. Бывшие партийные кадры среднего звена стали руководителями государственных предприятий и СП. Некоторые сделались вла­дельцами или директорами приватизированных компаний. Та­ким образом, бывшие действующие политики стали частными предпринимателями. Несмотря на имевшиеся впоследствии по­пытки снять бывших коммунистов и бюрократов с правительст­венных должностей и привлечь их к суду за репрессивные дейст­вия, старые партийные кадры все же получили некоторые выгоды от новых квазисогласительных систем9.

Перспективы упрочения демократии и социализма в Восточ­ной Европе туманны. Для того чтобы функционировать эффек­тивно, согласительные системы нуждаются в наличии институ­тов интеграции и гражданских норм. При согласительном режи­ме сильные политические партии и добровольные ассоциации принимают активное участие в выработке правительственных ре­шений. Путем обсуждения и примирения конфликтующих точек зрения участники процесса достигают единства и вырабатывают общеполитические предложения. Однако в начале 90-х годов в большинстве восточноевропейских стран раздробленность поли­тических партий мешала интеграции на основе консенсуса. Доб­ровольные ассоциации, также как и политические партии, не об­ладали реальной властью. Не имея денежных, организационных и информационных средств, они оказывали мало влияния на правительственную политику. Состоящие главным образом из людей свободных-профессий и интеллигенции, они не пользова­лись поддержкой в массах, в частности среди промышленных ра­бочих и фермеров. Их активисты организовывали массы, опира­ясь на этико-религиозные различия, а не в соответствии с обще­принятыми нормами гражданского общества. Плюрализм при­вел к поляризации. Этнические, религиозные, классовые разли­чия усиливались. Результатом этого, как показала Югославия, стали фанатизм, нетерпимость и гражданская война. В Венгрии сельское население соперничало с городским. Словаки добились независимости от чехов. Болгары попытались подавить нацио­нальные устремления турок. Румыны воевали с живущими внут­ри их страны этническими венграми. Повсеместно в Восточной Европе набирали силу антисемитизм и враждебное отношение к цыганам. В бывшем Советском Союзе этно-религиозная вражда разгоралась как внутри республик, так и между ними. Раздоры в обществе делали невозможным характерное для согласительной системы мирное урегулирование разногласий. По мере роста бес­порядков и преступности полиция и военные вернули былое вли­яние. Президенты правили не столько с помощью решений, при­нимаемых законно избранными законодателями, сколько по­средством указов. Усилилось давление в пользу восстановления бюрократического авторитарного режима. В политическом плане Восточная Европа стояла перед угрозой «латиноамериканиза-ции» — речь идет о конкуренции между согласительной и бюрок­ратической авторитарной элитами за политическое господство.

Переход от госсоциализма к капитализму также вызвал серь­езные проблемы. Рыночные отношения и институты находились в зачаточном состоянии. Свободная конкуренция предполагает, что экономический обмен происходит в соответствии с опреде­ленными нормами, которые включают в себя соблюдение прав частной собственности, контрактов, правительственных инст­рукций, стабильности валюты и правового поля как обществен­ного, так и частного принятия решений. К числу институтов, иг­рающих ключевую роль, принадлежат коммерческие банки, пра­вительственные налоговые службы, частные предприятия и орга­низации, занимающиеся распределением ресурсов. Восточноев­ропейские страны, особенно бывший СССР, Болгария и Румы­ния, имели такие правовые нормы и сильные институты. Напри­мер, на территории бывшего Советского Союза единое торговое пространство распалось. Не существовало ни стабильной нацио­нальной валюты, ни центрального банка, который регулировал бы экономические операции. Каждая из независимых республик

установила таможенные барьеры против товаров, ввозимых из других республик. Процветал «теневой» бартер. Слабость сущест­вующих институтов привела к нехватке товаров и продуктов. Из-за неспособности государств собирать налоги рос дефицит бюд­жета. Увеличивалась денежная масса. Объемы производства, осо­бенно производства на экспорт, снижались. Росла безработица. Расширяющееся неравенство в доходах настраивало друг против друга этнические, религиозные и экономические группы. В усло­виях этой тяжелой ситуации главными советниками не только в бывшем Советском Союзе, но и по всей Восточной Европе стали неолиберальные экономисты. Некоторые из либералов-рыноч­ников хотели воспользоваться государственной властью для ук­репления нового класса национальных капиталистов как в горо­де, так и на селе. Другие занимали менее протекционистские по­зиции. Они выступали за приватизацию, налоговые льготы для отечественных и зарубежных инвесторов, маркетизацию, отсут­ствие государственного регулирования и делали ставку на запад­ные капиталистические институты: ТНК, МВФ и Всемирный банк. Политика жесткой экономии ударила по городским рабо­чим: медленный рост зарплаты, запрет на забастовки, сокраще­ние социальной помощи и урезание субсидий на питание и транспорт. Управляющие и технократы контролировали приня­тие политических и экономических решений. При прежнем ре­жиме обществом управляли идеологи марксизма-ленинизма, партийные кадры и руководители государственных предприятий. В условиях новой рыночной системы главную ответственность взяли на себя неолиберальные технократы и менеджеры частных или государственных монополий. Несмотря на переход к капита­лизму, бюрократические авторитарные элиты сохраняли свое влияние на формирование политического процесса.

В конце 80-х годов процесс принятия политических решений в Восточной Европе по своему содержанию и результатам начал походить на латиноамериканскую модель. В частности, с 1950 по 1973 г. быстрое развитие промышленности в обоих регионах вы­звало увеличение в составе населения числа интеллигенции, сту­дентов, рабочих и служащих. Когда после 1975 г. темпы роста за­медлились, эти группы были мобилизованы на создание свобод­ной политической системы. Но ряд структурных особенностей — громоздкость правящей бюрократии, репрессивность полиции, недостаточная институционализация партийной системы и от­сутствие сильных независимых профсоюзов — препятствовал становлению плюралистических демократий. В частности, в Ла­тинской Америке большая внешняя задолженность, высокий уровень инфляции, снижение реальных доходов трудящихся и увеличение неравенства в доходах мешали переходу от военной диктатуры к эффективной согласительной системе10.