Голосование

Невозможно говорить об избирательных системах, не учитывая того, что происходит «внутри» данного общества. Какие факторы влияют на наши общественные настроения? Что приводит к тому, что мы принимаем определенные решения на выборах? Когда и как мы голосуем? Вся эта проблематика поведения на выборах интере­сует политологов. Разумеется, это там, где голосование — важный элемент политической системы; в системах же закрытых, дилемма «формальной демократии» решается с помощью фальсификаций на выборах.

Проблема «избирательной карты» занимает адептов наук о политике со времен уже упоминавшихся работ А. Сигфрида. Из­бирательные карты в рамках, так называемой, политической гео­графии данной страны и исследования электорального поведения связываются с именами таких людей, как Геллап или Штотцль, и, в особенности, «чикагской школы».

Сидни Верба, Норман Дж. Най и Дже-Он Ким в работе «Пар- тиципация и политическое равенство» (1978) доказывают, что про­является всеобщая тенденция, которая заключается в большем участии в политике лиц с высоким уровнем «социоэкономических возможностей», т. е., прежде всего, доходов и образования. Указан­ные средства дают возможность, желание и способность участвовать в политической жизни, главным образом, в избирательной кампании. Если речь идет о голосовании, то низшие классы в достаточной сте­пени мобилизуются политическими организациями, чтобы принять участие в выборах наравне с теми, кто обладает социоэкономиче - скими средствами.

Когда мы говорим о голосовании, то имеем в виду не только участие в наделении полномочиями представительских институтов (характерных для представительской демократии), или институ - тов-прикрытий в так называемой, социалистической демократии, но также и о различных формах местной демократии. В этом случае

речь идет, прежде всего, о референдуме и народной инициативе. Референдум в настоящее время приобретает намного более широ­кое распространение — помимо дел, касающихся государственно­го строя, все чаще предметом обсуждения становятся проблемы, которые глубоко разделяют общественное мнение. Это происходит чаще всего по вопросам, которые относятся к сфере ценностей жизни и семьи: разводы, аборты. На референдумы выносятся проблемы принадлежности к таким международным организациям, как, на­пример, Европейский Союз. Конституция III Республики польской в статьях 62 и 125 четко подтверждают право на участие в референ­думе (включая общенациональный референдум). Особой формой участия гражданина в процессе законотворчества является народная инициатива. В Польше это может осуществиться, если под проектом закона подпишется, как минимум, 500 ООО граждан.

Разумеется, следует учесть общественные поощрения и ограниче­ния, касающиеся вопросов участия в голосовании. Существуют страны, где голосование является обязательным, а за отказ принять участие в вы­борах платят штраф (например, в Бельгии, Австралии или в Венесуэле, в Коста-Рике с 1960, в Голландии до 1971 г.). Особенно жесткие санкции предусмотрены для граждан Венесуэлы. Как показал почти шестьдесят лет назад Герберт Тингстен (Herbert Tingsten) наблюдается заметное влияние величины штрафов на посещаемость выборов.

В свою очередь, во многих странах существуют конституци­онные ограничения при голосовании. Наконец, граждане могут отказаться от участия в выборах, поскольку не могут выбрать поли­тической партии, которая представляла бы их интересы или потому, что политика в их стране подавлена партийной системой, которая не отражает их ценностей и потребностей.

Нельзя обойти и типично личностных мотивов, при принятии решения участвовать в выборах или даже в избирательной кампании. Это решение может быть обусловлено социальным происхождением, семейным воспитанием и, наконец, тем, как партии представлены в средствах массовой информации.

Предложено множество моделей, объясняющих, почему люди голосуют, при этом учитывается избирательный контекст, а также работа средств массовой информации и, наконец, образ действия правительства и отдельных партий (правящих и оппозиционных).

Социологическая модель основывается на базовом предпо­ложении, что каждая общественная группа голосует за партию, которая служит ее интересам. Индивидуальные решения здесь не учитываются. Личные политические позиции отражают только групповые интересы. Этот способ объяснения основывается на двух элементах: общественном контексте и голосовании. Как таковой он хорошо описывает ситуацию, где общество сильно социально дифференцировано, разделено религиозными или этническими проблемами (тут важна категория «раздела, раскола»). Например, в Северной Ирландии католики редко голосуют за тред-юнионистов, а протестанты — за республиканцев. Однако трудно, с помощью этой модели объяснить дифференциацию избирательных решений, которые относятся к разным католическим партиям.

Сравнительные исследования Роберта Олфорда (Robert Alford) указывают на значительное снижение в шестидесятые годы клас­совой или религиозной поляризации в странах Западной Европы, Общего рынка и США (так называемый коэффициент Олфорда). Исследования Рассела Дж. Делтона (Russel J. Dalton) подтверждают эту тенденцию в Германии или Великобритании. В США происходит расщепление голосов средних классов и рабочих, поданных как за ре­спубликанскую партию, так и за демократическую. Знаменательно, что на президентских выборах 1980 г. за республиканца Рональда Рейгана голосовало свыше 40 % членов федерации профсоюзов АФТ - КИП, которые были «избирательной базой» демократов.

Проблемой, достойной выяснения становится многочисленная группа «независимых» избирателей, участие в выборах которых, продиктовано практическими соображениями, а не традиционной партийной приверженностью. Стоит также вспомнить о намечаю­щихся региональных предпочтениях или о выборе «третьей аль­тернативы» — например, либеральных демократов в британской системе, в которой все же доминируют две политические партии.

Так же трудно применить эту модель для стран Центральной и Восточной Европы, где социальная структура подвергается небы­вало сильной деформации. В частности, процесс приватизации изме­няет избирательный пейзаж. К этому следует добавить исторические разделения, лежащие вне рамок этого рода объяснения (например, глубокое расхождение между «лагерем» сторонников «Солидар­

ности» и посткоммунистическим «лагерем» в польском обществе). Более важным здесь оказывается мировоззренческое разделение: отношение к роли католической церкви в публичной сфере, а также взгляд на коммунистический период в истории Польши.

Модель партийной идентификации (называемая также моделью социализации) делает упор на партийную ангажированность. Боль­шинство голосующих идентифицирует себя с партией или считают себя ее сторонниками, главным образом, благодаря социализацион - ному влиянию родителей или среды ровесников. Отождествление себя с данной партией имеет стабильный характер, невзирая на ее успех, т. е. оно сильнее, чем противоречия, связанные с определен­ной политической проблемой или отношением к определенному политику. Программа партии и идентификация с партией оказыва­ют решающее влияние на отношение к определенным проблемам, поведению лидеров или оценке деятельности правительства. Это означает, разумеется, прямое и непосредственное влияние на из­бирательное поведение.

Эмпирические исследования указывают на определенную ста­бильную тенденцию уменьшения группы решительных сторонников данной партии, но это не означает, что происходит резкое изменение их самоидентификации: легче превратиться из «решительного» в «с - лабого» сторонника данной партии, чем преодолеть линию раздела мировоззрений (например, сделаться из консерватора либертариан­цем). С помощью манипулирования экономическими данными и хо­зяйственными сводками легче возбудить потребительский оптимизм у людей, не связанных партийной приверженностью, чем у сторон­ников (те и так оптимистичны по причине лояльности).

Проблема партийной идентификации исключительно важна в странах, где партийная система недавно была сформирована (как в случае Центральной и Восточной Европы). Политическая культура под влиянием коммунистических властей подверглась «заморозке», поэтому трудно воссоздать процессы социализации. Например, в III Республике польской затруднительно прибегать к довоенным партийным идеологическим расхождениям, что вы­глядит анахронично: адаптация старых программ к требованиям современности, а также восстановление традиции — долговремен­ный процесс.

Модель рационального выбора указывает на тесную связь между позициями и голосованием (источники и причины образования по­литических позиций не рассматриваются). Данная модель выводится из либеральной веры в то, что человек является разумным существом, который способен в условиях свободного распространения инфор­мации сделать правильный выбор, в соответствии с собственными интересами или взглядами. Каждый голосующий, следовательно, способен обозреть общественные проблемы, политическое поведение и поведение политиков. Он выбирает политическую партию, которая обещает осуществить программу, адекватную взгляду на ситуацию данного индивидуума. Таким образом, экономические мероприятия правительства становятся важнее, чем другие проблемы; оценка свер­шений правительства превосходит обещания будущего выполнения дел; позиция по отношению к правительству более важна, чем пози­ция по отношению к оппозиции; анализ же экономических свершений в масштабе данной страны важнее, чем собственные дела.

Этот способ объяснения подсказывает, что именно индиви­дуальные политические позиции определяют выбор политической партии. Исследования показывают, что относительно менее ангажи­рованные в деятельность данной политической партии избиратели, принимают решения, руководствуясь политическими позициями. Однако эта модель имеет один существенный недостаток, на ко­торый указал Йозеф А. Шумпетер. Она предполагает возможность и способность индивидуума к рациональному анализу обществен­ных проблем, особенно, политики. Тем временем, мы имеем дело с определенной закономерностью, которую Шумпетер изображает в виде буквы И; даже хорошо образованный в какой-либо области человек не в состоянии поддержать уровень дискурса в политиче­ских вопросах. Это означает, что качество публичного обсуждения несколько «обламывается» в тот момент, когда разумные индивиду­умы начинают дискутировать, например, о политике правительства, то есть знание политики и знакомство с ней «съезжает вниз» буквы и. В конце концов, это приводит Шумпетера к идее создания элита - ристской концепции демократии.

Модель доминирующей идеологии объясняет, почему чисто со­циологическая модель не работает. Марксистский анализ опирается на жесткую корреляцию между поведением на выборах и мировоз­зрением. Можно, однако, задуматься над другим ракурсом проблемы. Почему избиратели демонстрируют такие, а не другие позиции? Откуда берутся эти позиции?

Можно применить эту модель для описания естественного пре­восходства правящей партии в процессе создания информации и ис­точников формировании определенных политических позиций. Пра­вительство обладает естественным превосходством над оппозицией при привлечении внимания средств массовой информации, ему нет необходимости прибегать к административным способам контроля средств массовой информации или к публичным дебатам. Прави­тельство может влиять на политические позиции многообразными способами. Простейший относится к непосредственному влиянию через качество проводимой политики — например, по вопросам без­работицы или политики поддержки семьи. Другой, опосредованный с помощью средств массовой информации, может касаться изменения способов оценки безработицы так, чтобы показать, в действитель­ности, кажущееся, а не реальное снижение безработицы. Оно может также привлечь внимание общественного мнения к другим причинам безработицы — например, к неэффективной социальной политике органов самоуправления. Правительство также имеет возможность и власть изменять социальную структуру и ликвидировать разные недостатки — например, через реформу социального обеспечения или обеспечение жителей коммунальных и кооперативных домов. Правительство, наконец, может создать атмосферу экономического оптимизма, выраженную, например, в показателе уровня оптимизма потребителей (особенно перед выборами).

Модель избирательного контекста прибегает, прежде всего, к описанию избирательного поведения по отношению к предста­вительским органам. Не все выборы для избирателей равно важны. Это четко видно, если сравнить показатели посещаемости выборов в парламент и в органы территориального самоуправления. При выборах в парламент III Республики участвовало 52 % и 48 % изби­рателей, соответственно, в 1993 и 1997 гг., в выборах в органы само­управления — 30% и 36% в 1994 и 1998 гг. Если выборы в разные представительские органы организованы одновременно, избиратели совершают разные выборы, совсем не за кандидатов одной партии, а «разделяют» свои голоса.

Данный контекст имеет свое локальное измерение. Не везде политические партии обладают одинаковой политической силой. Это можно заметить на уровне выборов в органы самоуправления, где не только партии, более слабые в общенациональном масштабе, могут эффективно соперничать с сильными партиями. Это видно еще отчетливей, когда локальные избирательные комитеты, граж­данские инициативы выигрывают у мощных «партийных машин». Даже слабые партии, не имеющие опоры в малых обществах, имеют большие шансы на выборах в Европарламент, где имеются большие избирательные округа —так это происходит в случае партии зеленых (экологических).

Аналогично обстоит дело с общественными проблемами, где отчетливо проявляется избирательный контекст. Отношения центр - периферия имеют большое значение для предвыборных программ на выборах в местное самоуправление, проблемы общественной без­опасности — на парламентских выборах, проблемы общественного диалога — на выборах в Европарламент.