Российское государство и российское обшество накануне Петровских реформ

События Смутного времени, а также последующий период истории Московского государства показали, что многие его институты существенно отличались и отставали в развитии от аналогичных институтов стран Запада. В частности, это касалось вооруженных сил тогдашней России. К началу XVIII в. русская армия состояла из двух основных компонентов: дворянской конницы и стрелецкого войска. Каждый дворянин должен был вооружить и выставить для участия в военных действиях определенное количество людей в зависимости от размеров выдававшегося ему за службу поместья. Такое войско по своей сути является иррегулярным, т. е. стихийно организованным, профессионально необученным и мало дисциплинированным. Но и стрельцов нельзя считать регулярным воинским формированием. Кроме военной службы, стрельцы вели собственное хозяйство, содержали семьи, занимались ремеслом и торговлей. Стрелецкое войско стремилось держаться поближе к месту своего постоянного обитания и с неохотой шло в дальние походы. Многочисленные вооруженные конфликты XVII в. с соседними Польшей и Турцией, чьи армии были далеко не передовыми в Европе, показали слабость военной организации Московского государства.

Уже в конце 20-х гг. XVII в. была предпринята попытка сформировать первые полки так называемого нового строя — пехотные, рейтарские и драгунские. Эти полки состояли из лиц, добровольно поступивших на военную службу, а на должности офицеров были приглашены иностранцы. Хотя попытки создания регулярной армии продолжались, но эта задача так и не была решена. И стрельцы, и дворянское ополчение просуществовали вплоть до вступления на престол Петра I. Не принесли плодов и усилия по созданию русского военного флота, имевшие место во времена отца Петра — царя Алексея Михайловича. Без регулярной армии и военного флота невозможно было вести войны с сильным противником, например Швецией, захватившей по условиям Столбового мира 1617 г. приневские земли и лишившей тем самым Московское государство выхода к Балтийскому морю. Решение важнейшей геополитической задачи — возвращение приневских территорий — было невозможно без осуществления военной реформы.

Русское государство в XVII в. не только теряло свои земли, но и приобретало новые. При царе Алексее Михайловиче была присоединена Левобережная Украина, сохранившая особенности своего административного и политического устройства, а также культурные традиции. Московское государство обрастало обширными территориями, населенными разными народами, в том числе и народами Поволжья и Сибири, которые были присоединены еще во времена Ивана Грозного. В результате территориального расширения государства встал вопрос о реформе системы его административного управления. Земские соборы, действовавшие после окончания Смутного времени, задачу административной реформы решили не до конца. К концу XVII в. все яснее обнаруживалось технико-экономическое отставание России. В сельском хозяйстве страны в течение нескольких предшествующих столетий не произошло никаких серьезных изменений технологического и агротехнического характера. Экономическая эффективность сельского хозяйства была очень низка даже по меркам того времени. Крепостное право в деревне и фактически аналогичное крепостному праву положение большинства городского населения стали серьезными препятствиями для развития промышленного производства и торговли. А в Западной Европе уже шла экономическая и технологическая модернизация. Экономическая и технологическая отсталость России в перспективе угрожали ее самостоятельному существованию и независимости Московского государства.

В сфере духовной культуры Россия XVII в. пожинала плоды политики самоизоляции. Самоизоляция вытекала из господствовавшей идеологической концепции «Москва — Третий Рим», в соответствии с которой Русское государство считалось единственным оплотом и хранителем истинной веры — православия. Вследствие этого, как отмечает российский историк В. Каменский,

«весь мир вне православного воспринимался как враждебный, а спасение виделось в самоизоляции. Поскольку при этом основной задачей становилось сохранение православия как высшей ценности, то вся сфера бытового и культурного поведения человека оказывалась подчиненной основанному на традиции жесткому канону, всякое нарушение которого трактовалось как угроза самим устоям православного государства» [4, с. 40].

Поэтому к середине XVII в. в Московском государстве практически отсутствовала светская культура. В отличие от стран Западной Европы, не получила развития художественная литература, более того, качество литературных произведений было ниже, чем в древнерусской литературе времен «Слова о полку Игореве». Кроме иконописи отсутствовал какой-либо другой вид изобразительного искусства. В России не существовало ни драматических, ни музыкальных театров, в то время как в западноевропейской культуре развивалось драматическое и музыкальное искусство.

Подавляющее большинство населения страны, за исключением священников и чиновников, было неграмотным. Это и неудивительно, потому что в Московском государстве не существовало того, что можно было бы назвать системой образования. Отсутствовали высшие и средние учебные заведения, начальные школы, и те, кто все же получал какое - либо образование, вынужден был делать это в индивидуальном порядке. Даже в среде правящей элиты грамотные люди встречались редко, более того, грамотность часто воспринималась как нечто, унижающее достоинство боярина или князя. Среди населения России XVII в. не было студентов, преподавателей и ученых, которые в средневековой Европе составляли заметную часть городских жителей. Только в самом конце XVII в. в Москве открылась Славяно-греко-латинская академия, однако она не была университетом в европейском смысле слова.

Так же, как и образования, в допетровской России не существовало и науки как развитого социального института. Отдельные естественнонаучные и математические знания находили применение в некоторых сферах деятельности, но самостоятельной светской философской традиции в России, в отличие как от Запада, так и от Востока, не было. Не получила развития и юриспруденция. Как таковое право в допетровской Руси существовало, но, как отмечают современные исследователи, «знание законов и умение с ними обращаться приобретались почти исключительно в процессе практического осуществления правосудия или при составлении различного рода деловых бумаг» [10, с. 46].

Некоторую брешь в культурной изоляции Московского государства пробило присоединение к нему Левобережной Украины. Оттуда в Москву стали попадать польские книги, одежда, произведения искусства и предметы быта западноевропейского происхождения. Православная церковь на Украине существовала в условиях борьбы с навязываемой польскими властями унией с католической церковью. Вследствие этого богословская и общеобразовательная подготовка украинского православного духовенства была выше, чем московского. Преподаватели и выпускники Киево-Могилянской академии, основанной для подготовки православных богословов и священников, сыграли большую роль в религиозной и культурной жизни Московского царства второй половины XVII в. С их помощью была создана Славяно-греко-латинская академия, стало развиваться домашнее образование в среде русской правящей элиты.

Однако предшествующая строгая изоляция Средневековой Руси от внешнего мира оказала влияние на русское православие. Общение с представителями украинского духовенства выявило, что в Московском государстве многие церковные обряды отличаются от церковных обрядов других православных стран. При переписке церковных книг были допущены многочисленные ошибки, которые воспроизводились в течение длительного времени. В 1652 г. патриарх Никон начал церковную реформу. Ее целью было приведение обрядов богослужения в соответствие с канонами, принятыми во всем православном мире. Однако церковная реформа встретила яростное сопротивление части священнослужителей и мирян, считавших нововведения отходом от истинного православия. Произошел знаменитый раскол, в результате которого наряду с официальной церковью, возглавляемой Патриархом Московским, возникла старообрядческая церковь, сохранившая приверженность традициям, сложившимся в допетровскую эпоху.

В борьбе со старообрядцами патриарх Никон опирался на ресурсы государственной власти, видевшей в раскольниках потенциальную опасность для своих собственных интересов. Но попытка самого Никона подмять под себя светскую власть закончилась для него поражением. Это поражение открыло прямую дорогу к полному подчинению русской православной церкви самодержавному государству, которое произошло уже в царствование Петра Великого. Церковный раскол продемонстрировал степень инертности русского общества, приверженность немалой его части традициям и догмам. Одновременно Никонианская реформа помогла сдвинуть не только религиозную, но и всю духовную жизнь Московского государства с мертвой точки. Как отмечает в связи с этим английский историк М. Андерсон, сам факт церковной реформы свидетельствовал, что по мере расширения контактов с окружающим миром «религиозная жизнь должна была получить более прочную интеллектуальную основу, нежели просто слепое принятие традиции». На практике это

«означало победу такого отношения к церковным делам, которое было критичным и даже до определенной степени рациональным, над традиционным и по преимуществу некритичным. Результаты этой победы из сугубо религиозной сферы проникли в другие аспекты русской жизни, понемногу подрывая старые консервативные ценности и освобождая место для перемен» [И, с. 13-14].

Стремление к переменам, к реформам можно отметить у всех представителей династии Романовых, правивших после окончания Смутного времени. Правда, не всегда стремления к переменам были последовательными. Например, царь Алексей Михайлович в конце своего правления запретил носить европейское платье, брить бороду, курить табак и коротко стричь волосы. Таким образом власть пыталась защитить свою страну от того, что можно было тогда назвать «тлетворным влиянием Запада». Однако такого рода попытки вновь усилить изоляцию России от внешнего мира не были определяющими и не могли остановить начавшийся процесс пусть и медленных, но неуклонных изменений в различных сферах традиционного российского общества и государства. Уже в царствование старших детей Алексея Михайловича — Федора Алексеевича и Софьи Алексеевны — эти изменения продолжались. Царевна Софья, которую иногда изображали как противницу Петровских реформ и приверженницу традиций московской старины, также стремилась к прогрессивным для своего времени преобразованиям. Она и особенно ее фаворит князь В. В. Голицын «совершенствовали законодательство, боролись с произволом местных властей, способствовали развитию промышленности и торговли... объединяли, обогащали и укрепляли дворянство», принимали меры по созданию регулярной армии [ 12, с. 13-14].

Однако все осуществлявшиеся до конца XVII в. реформы имели ограниченный и умеренный характер. В этот период Россия объективно стояла на пороге радикальных изменений. Эти изменения начались после окончательного вступления на престол Петра I[II] [ 13]. Россия встала на путь модернизации, идти по которому стране предстояло все последующие столетия ее политической истории.