Понятие политической культуры и ее типы
Впервые концепцию политической культуры в середине 1950-х годов выдвинул американский социолог Габриэл Алмонд (1911-2002). Обосновывая новое понятие, он исходил из двух положений: во-первых, политическая культура обладает определенной автономией и в то же время связана с общей культурой; во-вторых, она не совпадает с политической системой, поскольку присущие индивидам модели отношения к политике шире, нежели рамки политических систем. Вводя новый термин в научный оборот, его сторонники рассчитывали, что он позволит преодолеть недостатки таких умозрительных конструкций, как, например, «национальный характер» или «культурный идеал», а также дать адекватное толкование эффективности применения демократических институтов в одних районах мира и их неработоспособности в других (Мельвиль 2002: 481 - 484).
В хрестоматийной работе «Гражданская культура» (1963) Габриэл Алмонд и Сидней Верба (р. 1932) уточнили концепцию политической культуры. Именно здесь было дано ее классическое толкование в качестве политической системы общества, преломленной в знаниях, чувствах и оценках населения, составляющего это общество (Almond, Verba 1965). Иначе говоря, понятие политической культуры выступает в роли концептуального инструмента, ликвидирующего разрыв между изучением отдельного индивида и политической системы в целом; это своеобразное «связующее звено между микрополитикой и макрополитикой» (Almond, Verba 1965: 32). Среди наиболее плодотворных практических выводов этого исследования был, в частности, тезис о том, что институты и типы их действия в каждой политической системе должны соответствовать политической культуре нации.
С тех пор проблематике политической культуры был посвящен огромный массив исследовательской литературы (Мельвиль 2002: 484 — 490). Тем не менее, общепринятое ее понимание до сих пор так и не удалось сформировать. По оценкам скептиков, к политической культуре относят все то, что мы не понимаем или не можем объяснить в политической системе (Далтон 1999: 332). В связи с этим ряд авторов ставит под сомнение эвристические достоинства и даже саму правомерность этого понятия (Морозова 1998: 41 — 47). На сегодняшний день, однако, пессимисты пребывают в меньшинстве, чему в значительной степени способствовало переосмысление и обогащение спорного термина самими его авторами (Almond, Verba 1980). Более того, в последние три десятилетия появились впечатляющие исследования, приводящие дополнительные аргументы в пользу теории политической культуры. К таковым, в частности, можно отнести предпринятое американским исследователем Робертом Патнэмом (р. 1941) и ставшее классическим обоснование зависимости, связывающей политические взгляды граждан Италии и культурные традиции различных регионов этой страны (Патнэм 1996). Здесь же следует упомянуть и многочисленные работы другого американца, Рональда Инглхарта (р. 1934), посвященные сравнительному исследованию политических ценностей (Инглхарт 2002; Inglehart, Welzel 2005).
Новая волна демократизации, поднявшаяся в 1980-е годы и постепенно охватывавшая все новые государства, обострила интерес к культурным предпосылкам политического развития (Далтон 1999: 331—335). Исходя из того, что политическая культура нации оказывает самостоятельное влияние на социальное поведение, специалисты пытаются разобраться в сложностях демократического транзита в Восточной Европе, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке. Особый интерес представляет выяснение того, насколько она стабильна и подвержена принципиальным преобразованиям. Кроме того, на первый план выходит проблема универсальности политической культуры, необходимой для создания эффективной демократии: только ли образцы, рожденные в англосаксонских странах, делают демократическую систему «работающей» или же возможны иные ее культурные основания? [См. статью Демократия.] Многообещающим выглядит тот факт, что указанная проблематика все больше начинает интересовать российских ученых (Пивоваров 2006).
Типологии политической культуры посвящена довольно 136 обширная литература. До сих пор классической считается систематизация Алмонда и Вербы, которые в 1960-е годы выделили три «чистых» разновидности политической культуры: приходскую, подданническую и партиципаторную (культуру участия). Приходская культура характеризуется слабыми знаниями населения о государстве: граждане не слишком озабочены общими проблемами его существования, поскольку замыкаются на принадлежности к своей «малой родине» — приходу, деревне, региону. Для этого типа культуры характерны индифферентность и аполитичность большинства населения. Приходская культура может занимать доминирующее положение в новообразованных государствах, например, в африканских странах, хотя частично сохраняется и в индустриально развитом мире. Носители подданнической культуры воспринимают государство в качестве единственного источника норм и правил, обязательных для исполнения. От государственной власти здесь ожидают как наказания, так и блага, а за гражданами закреплена единственная роль — быть объектом политики государства. Обратной связью, то есть импульсами, идущими от граждан к государству, в контексте подданической культуры в основном пренебрегают. Наконец, культура участия основывается на двустороннем процессе: государство сверху вырабатывает нормы и правила, а население имеет широкие каналы и эффективные возможности воздействия на принятие политических решений и активно их использует (Almond, Verba 1965: 11—26).
Основная цель Алмонда и Вербы заключалась в выделении того типа политической культуры, который в наибольшей степени способствует развитию демократического общества. Их вывод заключался в том, что для демократии особенно благоприятен тип, отличающийся преобладанием культуры участия, но в значительной мере уравновешенный элементами двух других «чистых» типов. Такая комбинация получила название гражданской культуры. В описанном идеальном сочетании граждане довольно активно вовлечены в политику с тем, чтобы сообщать правителям о своих настроениях и предпочтениях, но при этом они погружены в политические дела не до такой степени, чтобы отвергать все решения власти, с которыми не согласны. Именно такая культура выступает основой демократического режима, поскольку позволяет органично сочетать народный контроль над властью и эффективное управление (Almond, Verba 1965: 29 —30). Важно понимать, что трактуемая таким образом гражданская культура ориентирована на относительно гомогенное, цельное в политическом отношении общество, а не на общество расколотое, многосоставное, находящееся в процессе транзита и не имеющее ценностного консенсуса. Сегодня понятие гражданской культуры вышло за рамки политической науки и широко используется в других областях гуманитарного знания.
