Институты и ценности в процессе модернизации

Провалившиеся в 1960-е и 1970-е годы попытки провести модернизацию в целом ряде стран «третьего мира» заставили специалистов отойти от линейных схем: «стало ясно, что простое упразднение традиционных форм отнюдь не обязательно гарантирует развитие нового, устойчивого, современного общества» (Eisenstadt 1973: 99). В 1970-е годы на первый план вышли не столько логика, сколько условия для осуществления модернизации. Кроме того, стало очевидно, что наиболее актуальной задачей для жителей освободившихся стран выступает отнюдь не достижение социальных и потребительских стандартов передовых государств, но обеспечение элементарного физического выживания. В связи с этим теперь многократно подчеркивалась роль политической стабильности в проведении модернизации, а регулирование реформаторских усилий предлагалось осуществлять, принципиально ограничивая участие масс в политической жизни. В целом в рассматриваемый период укрепились позиции тех исследователей, которые полагали, что проведение модернизации без институциональной стабильности подвергает общество серьезному риску. Развивая эту линию рассуждений, ее сторонники неизменно обращали внимание на элитарный и верхушечный характер успешных модернизационных проектов. Интересно, что спустя сорок лет теоретические выкладки, применявшиеся в отношении молодых государств Азии и Африки, оказались востребованы в России.

Недостатки классической модернизационной теории побудили Сэмюэля Хантингтона (р. 1928) подвергнуть ее радикальному пересмотру. В работе «Политический порядок в меняющихся обществах» (1968) он обратил внимание на то, что при определенных условиях модернизация способна привести социум к политической деградации. Подобное происходит из - за несовпадения темпов перестройки политических институтов, экономического обновления и культурной реконструкции. Следовательно, успешная модернизация не может идти «сама собой»; этот процесс нуждается в тщательном регулировании и контроле со стороны реформаторов, а также в специально подготовленной социальной среде (Huntington 1968).

По мнению Дэвида Эптера (р. 1924), изучавшего в 1960-е годы преобразования в бывших колониях, для модернизации как особого типа развития нужны три условия: а) социальная система, способная обновляться и при этом не распадаться; б) достаточно сложные и гибкие социальные структуры; в) навыки и знания, необходимые в технологически передовом мире. Именно этот автор в своей работе «Политика модернизации» (1965) описал два классических стиля внедрения новшеств - плюралистский («секулярно-либертарианский») и мобилизационный («духовно-коллективистский»). В основе первой парадигмы лежат компромисс и рассредоточение власти, в то время как второй присущи персонифицированное руководство, политическая нетерпимость и доминирование массовой <цз партии. Причем Эптер одним из первых обратил внимание на неприменимость и неэффективность западных подходов к модернизации в развивающихся странах (Apter 1965).

Современная литература по модернизации чрезвычайно обширна. В последние десятилетия в изучении этой темы прослеживается все более заметное смещение акцентов: если поначалу основное значение приписывалось благотворному влиянию переносимых на новую почву государственных институтов и правовых установлений, то теперь приоритет отдается этическим принципам и ценностям, преобразующим поведение людей (Хариссон, Хантингтон 2002). При этом не менее важным считается выявление тех коллективных установок, которые в процессе модернизации хронически не усваиваются и отторгаются преобразуемым обществом. В итоге данным направлением сравнительной политологии был накоплен значительный и конкретный материал, касающийся реакции различных культур и этнических групп на социальные нововведения. [См. статью Политическая культура.] В целом же в последней четверти ХХ века сложился обновленный вариант концепции модернизации, предполагавший эффективное развитие без навязывания западных ценностей.

В 1970-е годы, когда Африка в силу своей кажущейся безнадежности на время вышла из моды, большинство теорий модернизации развивалось на базе азиатского и латиноамериканского опыта. Крушение коммунистической системы, отметившее конец 1980-х — начало 1990-х годов, послужило стимулом для пересмотра многих теоретических предпосылок, ранее представлявшихся незыблемыми. Привычная для 1970-х годов типология стадий модернизации — «либерализация — демократизация — консолидация» — во многих странах, отказавшихся от коммунизма, была нарушена. В связи с этим некоторые исследователи вполне обоснованно предвидели рост числа «анократий», то есть режимов, сочетающих элементы анархии и авторитаризма. Действительно, на пространствах бывшего СССР появилось довольно много образований подобного рода. Кроме того, не имеющая аналогов одновременная трансформация экономических и политических оснований общества заставила специалистов отказаться от представлений, что политическая демократизация возможна только при наличии прочного экономического фундамента. [См. статью 114 Демократия.]

Из новой ситуации было сделано несколько выводов. Во - первых, падение коммунизма более не позволяло говорить об альтернативных и конкурирующих между собой способах приобщения к современности. Это обстоятельство не могло хотя бы на время не укрепить позиции сторонников модернизаци - онной парадигмы. Во-вторых, эффективность авторитарных и тоталитарных версий модернизации все чаще ставилась под сомнение, поскольку они практически оставляли без внимания ценностные аспекты обновленческой практики, предпочитая действия сугубо в институциональном поле. В-третьих, было отмечено, что переходные общества в основном движутся в направлении демократизации, хотя этот процесс едва ли увенчается, как предполагалось, оформлением полноценной демократии в скором будущем.