Глобализация и политика
Политические последствия глобализации многогранны; они проявляются как на уровне отдельных стран, так и мировой политической системы в целом. Прежде всего, коренным образом пересматривается само понятие национального государства, сложившееся в Европе в XVI веке и окончательно оформившееся в ХУШ-Х1Х веках. Основной принцип «классической» государственности — сочетание суверенитета, территории и легитимности, — благодаря глобализационным процессам оказался серьезно девальвированным. Все большая проницаемость границ и потеря монопольного контроля над собственной территорией серьезно ограничивают государственную власть в распоряжении ресурсами, отправлении правосудия, ведении внешней политики. Понятно, что в этих условиях основы межгосударственных отношений также подверглись ревизии. В итоге формальное равенство государств, невмешательство во внутренние дела, территориальный суверенитет более не являются политическими аксиомами (Cooper 2003). Наиболее радикальные представители этой точки зрения утверждают даже, что сохранение вестфальской модели выгодно только странам-аутсайдерам, для которых суверенитет выступает лишь козырем в их торговле с государствами-лидерами глобализации. [См. статью Суверенитет.]
Взаимозависимость различных сегментов современного мира привела к небывалому распространению всевозможных международных объединений и организаций, причем как межгосударственных, так и негосударственных. Если в 1909 году в мире насчитывалось 37 межправительственных и 176 международных неправительственных организаций, то в середине 1990-х годов их было уже 260 и 5500 соответственно (Held, McGrew 2002: 11). Современное государство, опутанное сетями региональных и всемирных взаимосвязей, обеспечиваемых огромным количеством договоренностей, не в состоянии сугубо самостоятельно определять свой политический курс. Одним из наиболее поразительных новшеств глобализации стало то, что организованное насилие, обычно осуществляемое государственной властью индивидуально, сегодня также превратилось в многостороннее дело.
Обобщая, можно констатировать, что в современном мире сосуществуют две арены глобальных сообществ. Во-первых, это общество государств, в котором ключевую роль по-прежнему играют, хотя и со значительными оговорками, суверенитет отдельных стран и правила дипломатии. Во-вторых, это поле транснациональной субполитики, которая характеризуется:
— сосуществованием и постоянным взаимодействием таких непохожих друг на друга транснациональных организаций, как Всемирный банк, католическая церковь, сети ресторанов быстрого питания, наркокартели и т. п.;
— наличием транснациональных проблем типа глобального изменения климата, международной торговли наркотиками, распространения СПИДа, терроризма, которые определяют глобальную политическую повестку дня;
— развертыванием транснациональных событий, к которым можно отнести не только президентские выборы в США или войну в Ираке, но и чемпионаты мира по футболу или конкурсы Евровидения;
— возникновением транснациональных общностей различных типов, основанных, в частности, на религии, обладании знаниями, политических или социальных предпочтениях.
Среди политических феноменов, которые ускорили после завершения Второй мировой войны становление глобального мира выделяются следующие: отказ США от самоизоляции, определявшей развитие этой страны до 1945 года; деколонизация, покончившая с фрагментацией мировой экономики на отдельные имперские зоны; крушение СССР и советского блока, способствовавшее утверждению капитализма на большей части Евразии. Политические последствия глобализации неоднородны: она в различной степени затрагивает разные государства. По мнению ее критиков, в глобализационной парадигме на сегодняшний день развиваются лишь три региональные зоны — Европа, Северная Америка и Восточная Азия, в которых осуществляется 85 процентов всех торговых операций и производится 90 процентов продукции передовых отраслей. Причем каждая из упомянутых зон в основном замкнута на себя — в ущерб кооперации и интеграции с партнерами (Held, McGrew 2002: 20). Опираясь на подобные данные, отдельные аналитики, перефразируя Вольтера (1694—1778), утверждают, что, подобно Священной Римской империи германской нации, которая не была ни священной, ни римской, ни имперской, новый мировой порядок не отличается ни новизной, ни глобальностью, ни упорядоченностью.