Об уроках российских революций

Об этих уроках приходится говорить, ибо наша общественность пока что находится на этапе полного отрицания всяких революций. Между тем, требуется отрицание диалектическое, заключающееся в том, чтобы удержать все положительное в них и в то же время, отказавшись от всего наносного, привнесенного в нашу жизнь этими революциями, осудив репрессии, раскулачивания, диктат одной партии, монопольно захватившей власть. С тем, чтобы все это никогда не могло повториться.

Реальным позитивом, кои следовало бы развить и обогатить новым содержанием являются социальные завоевания революции. К сожалению, с распадом СССР все это оказалось потерянным. Забота о человеке труда перестала быть государственной задачей. Право на труд, на образование, бесплатное медицинское обслуживание и многое другое ушло в небытие. Получилось так, что вместе с грязной водой вылили и вполне здорового ребенка.

Обозревая опыт прошлых десятилетий, невозможно не признать и всемирно-исторического значения Октябрьской революции, ставшего главным событием двадцатого столетия. Под ее влиянием, напуганный возможным мировым революционным пожаром, капиталистический мир вынужден был пойти на крупные реформы в пользу трудящегося населения, создав тем самым условия для становления в странах капитала гражданского общества.

В то же время было бы неверно утверждать, что марксизм-ленинизм выдержал все испытания временем. Это и понятно, ибо это не Коран и не Библия ниспосланное сверху, а вполне земное учение. Так, пролетариат не стал могильщиком буржуазии, как того пророчествовали Маркс с Энгельсом. Более того, он сам перестал существовать в прежнем виде, как класс, у которого нет ничего и которому нечего терять, кроме своих цепей. Не состоялась и мировая революция, пожар которой, по Ленину, должна была бы зажечь Россия. Между тем, это основополагающее положение марксизма при попытке ее реализации после революции 1917 года нанесло немалый вред естественному развитию исторического процесса. К тому же ни в СССР, ни в странах Восточной Европы, оказавшихся в его орбите никакой диктатуры пролетариата не было. Его именем лишь манипулировали руководители компартий. Правили же по воле единоличного вождя-диктатора, располагавшегося в московском Кремле верхушки партий. Всюду первенствовал культ личности.

Не состоятельной оказалась и марксистская постановка вопроса о роли крестьянства в истории. Известно, что марксизм, отказывая ему в самостоятельных действиях, отводит второстепенную роль. Оно в этом учении рассматривалось в качестве мелкобуржуазной массы, как колеблющийся и не надежный союзника рабочего класса, способный предать его в самые решающие моменты исторического развития. Дело доходило до того, что даже поражения крестьянских восстаний под предводительством Степана Разина и Емельяна Пугачева объяснялись тем, что тогда не было пролетариата, который один был в состоянии возглавить свержение эксплуататорского режима. Естественно, под руководством своей партии.

Соответствующей этому изъяну в марксистко-ленинской теории была и политика большевистской партии по отношению к крестьянству. По сути дела оказался обманом и декрет «О земле», который сопровождался политикой военного коммунизма, сердцевиной которого была продовольственная разверстка. Эта политика, реализовывалась самыми жестокими мерами и поставила деревню на грань катастрофы. Заменивший разверстку продналог был не менее жестоким и по методам реализации мало, чем отличался от прежней продовольственной политики. Результатом явились массовые крестьянские восстания, жестоко подавлявшиеся частями регулярной армии с применением артиллерии. В ходе карательных акций огнем уничтожались целые селения, без суда и следствия расстреливались тысячи людей. Секретарь Татарского обкома РКП(б) Н. И. Барышев на областной партийной конференции в феврале 1921 года признав жестокости, проявляемые в ходе подавления крестьянских восстаний заявил: «Если смотреть сейчас на деревню, волосы дыбом могут стать»[29]. И это было действительно так. Карательный отряд, состоявший из мадьяр во главе с Жиго в селе Каргали Чистопольского уезда расстрелял 38, тяжело ранил 12 человек, сжег дотла 13 дворов. В соседней деревне Шахмайкино также расстреливались крестьяне и поджигались дома. Там людям не давали возможности выходить из горящих домов, их сжигали живьем[30].

Невиданными жестокостями подавлялись восстание тамбовских крестьян, восстания вилочников и чапанное восстание в Поволжье. Во всех случаях применялись регулярные части Красной армии. Так подавлением тамбовского восстания руководил М. Н. Тухачевский.

Страна десятилетиями находилась в огне крестьянских восстаний, подавлявшихся беспощадным образом. Так, участники кронштадского восстания, в своем большинстве крестьяне, после его подавления были выстроены в шеренги. Им приказали рассчитаться на первый и второй. Первые номера были расстреляны, а вторые номера отправлены в ссылку.

Совсем недавно представлялось, что более зажиточное, чем в Центральной России сибирское крестьянство редко прибегало к восстаниям. Однако материалы книги коллеги из Читы Г. А. Жеребцова «Крестьянские восстания в Забайкалье» коренным образом меняют старые представления[31]. В ней раскрываются трагические страницы сибирского крестьянства в 1918-1932 годах. Выясняется, что там в эти годы произошли десятки крупных крестьянских восстаний с требованиями устранения коммунистической системы и учреждения демократической республики.

Настигший страну голод в 1921-1922 годах был не только результатом засухи, но и политики сначала продовольственной разверстки, затем и продовольственного налога. В Татарии хлебные задания реализовывались с применением карательных отрядов. Голод не замедли себя ждать. Дело иногда доходило даже до людоедства. Ели кошек и собак. Люди умирали в массовом порядке. Очевидец событий представитель АРА Р. Чайлдс писал: «Во многих деревнях, через которые мне удавалось проехать, три четверти домов пусты, а в других не слышно было никаких признаков жизни, хотя бы даже собачьего лая, петушиного крика или мяуканье кошки, которые оживили бы это мертвое молчание, охватившее эти места, некогда населенные сотнями и тысячами людей»[32]. Не менее трагическая картина наблюдалась по всему Поволжью и стране в целом.

Насильственная коллективизация сельского хозяйства, раскулачивание и расправа над самой трудоспособной частью деревни нанесли стране, ее трудовому потенциалу непоправимый урон. В первые же два месяца 1930 года имело место более двух тысяч крестьянских выступлений. Недовольство политикой коллективизации было настолько сильным, что к восставшим примыкали даже партийные активисты. Так, командир подразделения ОГПУ Жатько в Забайкалье в донесении от июня 1930 года писал: «…село Ильдикино восстало в количестве 115 человек и выступило по направлению к селу Гробово. В селе Усть-Ягье примкнули к восставшим, за исключением двух человек, вся коммуна, партийная и комсомольская ячейки, председатель сельсовета. Банду ходят по красным флагом»[33]. Наиболее мощные крестьянские выступления состоялись в Малетинском, Сретенском, Красночикойском и других районах Читинской области. Особенно примечательны Тыгетуйское и Малетинские восстания, охватившие территории не только этих населенных пунктов, но и всей округи. Апогеем этих восстаний явилось восстание в Жидкинском районе, отличавшееся своей организованностью и массовостью. На этой территории было 46 казачьих сел с населением 27 тысяч человек, на приисках «Союззолото» работало более 2 тысяч рабочих. В восстании участвовало 43 села. Была создана «Ундинская повстанческий бригада». Была даже предпринята попытка привлечь на свою сторону 73 кавалерийский полк. И это частично удалось. Однако восстание было подавлено и к ответственности было привлечено 348 человек.

Другие районы страны также находились в остром противоречии с политикой насильственной коллективизации и раскулачивания крестьян. Так, в деревнях Черемковой и Екатеринской Чистопольского уезда Татарской республики крестьяне не допустили выселения своих односельчан. «Присылайтье отряжды, мы их не боимся, возьмемся за вилы», - заявили они. В селе Полянка того же уезда крестьяне говорили: «Кулаков нет, выселять никого не дадим». В Мамадышском уезде волнения крестьян прошли под лозунгом «Долой Советскую власть и коммунистов». Распространялись листовки с призывом к восстанию. Татарское население протестовало также и против политики закрытия мечетей. В одной из деревень Буинского кантона вооруженные крестьяне заставили отступить присланный карательный отряд. Столкновения с отрядами, высланными для подавления крестьянских выступлений, имели место в деревнях Аланка, Балыклы и Караширма Мамадышского уезда.

В целом можно сказать, результаты насильственной коллективизации открыли путь к обнищанию деревни, хроническому голоду и лишениям.

Оказалось несоответствующей реалиям жизни и учение по национальному вопросу. Оно трактовало развитие истории как движению к полному слиянию наций. В силу этого создание республик в рамках страны, равно как и ее федеративное устройство рассматривались как явление временное. Такие взгляды со всей очевидностью были продемонстрированы уже в 1919 году на восьмом съезде РКП(б). Тогда Н. Бухарин заявил, что «поскольку мы держим курс на диктатуру пролетариата, мы не должны выставлять лозунг права народов на самоопределение». В таком же духе высказались Д. Рязанов и Г. Пятаков. Н. Осинский назвал этот лозунг «условным» и «демонстративным», к которому прибегали в первый период пролетарского движения. М. Томский заявил, что «мы к этому лозунгу относимся как неизбежному злу». Именно этим «неизбежным злом» рассматривалось образование СССР. И вовсе не случайно, что по этой причине уже в начале двадцатых годов прошлого столетия началась кампания по губернизации республик, превращения их в обычные административные единицы. В связи с этим Мирсаид Султан-Галиев писал, «установлением Союза ССР панрусисты хотели бы восстановить фактически единую неделимую Россию, т. е. гегемонию великорусов над другими народами». Из этого он сделал следующий вывод: «какой бы класс в России не пришел к власти, никому из них не восстановить былого «величия» и могущества этой страны не удастся. Россия, как многонациональное государство и государство русских идет к распадению и к расчленению… Былая Россия, восстановившаяся под нынешней формой СССР, недолговечна, Она преходяще и временна».[34] Уже в 70-е годы лидер итальянских коммунистов Луидже-Лонге писал, что с каждым продвижением человечества к социализму национальный фактор будет возрастать. Такого рода высказывания раздавались и из других коммунистических лидеров. Однако это не устраивало руководство ЦК Компартии СССР. Оно никак не отказалось от прежних представлений по национальному вопросу и под фиктивным, «демонстративным» лозунгом расширения прав республик фактически все более и более сокращало их права, стремясь довести их до уровня обыкновенных административных единиц. В результате СССР, как и предсказывал Султан-Галиев, распался.

Беда коммунистов России, особенно после смерти Ленина, в том, что они присвоили себе монопольное право на трактовку основных постулатов марксизма-ленинизма. Попытки пересмотра ряда его положений зарубежными коммунистическими партиями стали рассматриваться в качестве смертельного греха. Ревизионизм воспринимался ими как антипод марксизма, как его смертельный враг. Первыми ревизионистами были объявлены югославские коммунисты во главе с Иосифом Брозом Тито, не захотевшие плясать под сталинскую дудку. Затем такое же клеймо было наложено на руководство Компартии Китая во главе с Мао-Цзе-Дуном, также претендовавшего на известную самостоятельность в мировом коммунистическом движении. В последующем осуждению подверглись итальянские коммунисты, считавшие также как и их французские коллеги, что европейский коммунизм должен отличаться от его российского аналога, и что каждая страна должна двигаться к социализму своим путем.

В общественных науках укоренилось цитатничество. Цитаты из произведений Маркса, Энгельса и Ленина преподносились как истина последней инстанции. Стало нормой одностороннее восхваление революций. С закатом КПСС и СССР, наоборот, развернулась кампания по их осуждению. В общество насаждалась некая боязнь революций. В этом особенно преуспевают журналисты и некоторые историки. В том числе и те, кто до этого воспевал гимн революции, партии коммунистов и Ленину.

Разумеется, революций нужно бояться, ибо это кровь, жертвы, голод, разруха и репрессии. Однако нужно бояться не тех революций, кои уже свершились, а тех, кои могут нагрянуть с ужасающей силой. У нас истории революций посвящены сотни и тысячи больших и малых работ. Однако в них они изучались с целью пропаганды их опыта. «Русский образец показывает всем странам кое-что, и весьма существенное, из их неизбежного и недалекого будущего», писал Ленин[35]. Изучать опыт революций можно и нужно с тем, чтобы не допускать возможности их повторения. С тем, чтобы не было этих революций нигде в мире. В западной историографии интерес к русской революции не ослабевает. Причем, в ней она преподносится с более объективных, чем в прошлые годы позиций [36].

У нас происходят странные вещи. В 2005 году отпраздновали столетие Государственной думы и проигнорировали столетие первой русской революции. Вспомнили дитя, забыв про мать, породившую его. 7 ноября 2008 года провели парад в честь парада войск на Красной площади 7 ноября 1941 года. Забыв при этом, что этот парад состоялся в ознаменовании годовщины Октябрьской революции. Вовсе не случайно, что некоторые историки называют октябрь 1917 года забытым призраком. С целью принижения его значимости революции ее называют просто переворотом. Разумеется, что произошел переворот. Однако не только в России, но и в мире. Но именно как результат это великой революции. Представляются абсолютно не состоятельными и попытки некоторых авторов представить Октябрь как революцию, осуществленную на немецкие деньги. Все это не ново. Такого рода попытки предпринимались уже в 1917 году политическими противниками Ленина. И вообще не имеет абсолютно никакого значения то, какие деньги были у большевиков. Революцию финансировали и некоторые капиталисты. Однако это не означает, что она была осуществлена в их интересах.

Нельзя вычеркнуть из истории того, что было. Отменить состоявшиеся революции решениями парламентов или президентских указов невозможно. Как говорят, даже боги не могут сделать бывшее не бывшим. Их нужно воспринимать как данность и учиться у них. Однако история учит только тех, кто хочет у нее учиться и жестоко наказывает тех, кто не в состоянии и извлечь из нее соответствующие уроки.

Уже опыт первой русской революции давал возможность для недопущения последующей более грозной революции, о неминуемости которой предупреждали многие общественные деятели. Так, Московский городской голова князь В. И. Голицын писал в 1910 году в своем дневнике: «Для меня не подлежит никакому сомнению близкое наступление революции». Разумеется, такого мнения придерживался не он один. Однако Романовы, также как и возвращенные во власть в результате реставрации монархии Бурбоны во Франции, ничего не поняли и ни чему не научились. Между тем, у Николая II были все шансы для того, чтобы сохранить в стране монархию. Но не абсолютную монархию, на чем он настаивал, а конституционную, о необходимости которой говорили кадеты. С. Ю. Витте, автор многих демократических начинаний и в том числе и Манифеста 17 октября, сетовал, что Николай не отвечает задачам, выдвинутым революцией 1905 года, и что если бы на его месте был человек типа Петра I, то удалось бы избежать многих бед, грозивших стране. Вспоминая о своей беседе с царем, он писал, что царь говорил так, как будто бы этой революции и вовсе не было и что теперь все благополучно.

Правда и сам Витте сильно колебался в определении направления политического движения: «вперед» или «назад». Министр просвещения И. И. Толстой, признавая возможность такого выбора, говорил: идти вперед «по новому пути» или вернуться назад в старый строй «со всеми его опасностями и мерзостями». В правящих верхах одни говорили, что надо идти вперед по пути реформ, другие звали назад к отказу от преобразований. Министр внутренних дел П. Н. Дурново, советовал «тормозить машину» и «дать задний ход». Иначе говорил Петербургский генерал-губернатор П. Н. Трепов: «Раз император дал известные свободы и узаконил их, всякое с его стороны отступление явилось бы опасностью для династии». Член Государственного совета П. М. Кауфман призывал императора «забежать вперед», дав революционной волне «выход». Разнобой во мнениях, отсутствие четкой правительственной линии создал обстановку министерской чехарды. Менялись министры. Ушел с поста председателя Совета министров Витте. Его сменил И. Л. Горемыкин, побывавший на этом посту лишь в период работы I – Думы. П. А. Столыпин, сменивший его на этом посту, попытался совместить эти два подхода путем борьбы с революцией и проведением реформ. Его девизом был «революции – беспощадный отпор, стране – реформы». Он, выступая во II - Думе, имея в виду революционеров, говорил: «Им нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия».

Однако идти одновременно и вперед и назад было невозможно. И вовсе не случайно, что это его попытка потерпела крах, а его самого повергла пуля террориста. Это был и его личный крах.

Между тем, рецепты необходимых для страны реформ диктовались самой жизнью. Речь, прежде всего, шла о взаимоотношениях Думы и монархической власти. С тем, чтобы Дума стала настоящим парламентом, типа палаты общин в Англии. С тем, чтобы были четко разграничены права царя и Думы. С тем, чтобы открылся простор для становления в стране гражданского общества.

Думы, несмотря на урезанный характер их прав, слабость и недостатки, стали важной вехой в становлении российского парламентаризма. Выборы в Думы способствовали постепенному изживанию монархических иллюзий, складыванию в России многопартийной системы, и элементов гражданского общества. В предвыборных кампаниях и в ходе работы самой Думы оттачивались такие важные вопросы, как агарный, национальный, однопалатная парламентская система, ответственное перед парламентом правительство, всеобщие, прямые и тайные выборы, равноправие всех граждан без различия национальности и вероисповедания, обязательное всеобщее бесплатное начальное образование и др. Здесь сталкивались интересы разных, порой противоположных, общественно-политических сил.

Мудрость руководителя как раз и заключается в том, чтобы выбрать тот единственно верный путь, всецело отвечающей интересам страны. Однако царь, как бы заблудился меж двух сосен и оказался не в состоянии понять, что процесс, начавшийся после революции 1905 года необратим, что это знамение времени.

Вместо того, чтобы «забежать вперед» и дать революционной волне выход, он и его администрация развернули гонения на политические партии, демократическую печать, на мусульман и евреев, беспощадно подавляли крестьянские выступления, устроили кровавую резню на ленских золотых приисках. В стране свирепствовали военно-полевые суды. Виселицы для приговоренных, разбросанные по стране, по имени главы правительства получили название столыпинских галстуков. Словом монархия рубила сук, на котором сидела.

Последним предупреждением для монархии явились февральские события 1917 года. И это был не бунт, не револьт, а настоящая революция. Прислушавшись к этому предупреждению, можно было услышать требование необходимости создания ответственного перед парламентом правительства, проведения чрезвычайных реформ, направленных на улучшение материального положения трудящихся города и деревни. Однако и это предупреждение не было услышано монархией и ее окружением. Результат – Октябрь 1917 года.

Известно что, во время крутых исторических поворотов резко возрастает субъективный фактор общественного развития. Будь на месте слабовольного Николая II человек с сильной политической волей, события могли бы развиваться в ином направлении.

История предоставила возможность реализации альтернативы Октября и А. Ф. Керенскому. Нельзя сказать, что у него не было возможности предотвратить надвигающуюся грозу. Как писал известный историк Октября В. И. Старцев, он в достаточной мере был информирован, чтобы представить себе масштабы вызова, брошенного ему Лениным. У него не было недостатка в советниках, указывавших ему на срочные меры, которые могли бы предотвратить надвигающуюся революционную грозу и не допустить выхода вооруженных масс на улицы. Однако он рассчитывал не на политическое решение вопроса, а на силу, на юнкеров и казаков. Он полагал, что это будет лишь неким повторением июльских событий, когда ему путем расстрела мирной демонстрации удалось предотвратить приход к власти большевиков. Однако оказалось, что недооценил возможности большевиков и не верил в эффективность их выступления. Однако просчитался и упустил время, еще оставшееся ему для политического маневра. Он не смог стать личностью, соответствующей вызову истории.

Такой человек, как писал находившийся тогда в России американский журналист Альберт Рис Вильямс, появился «как гром среди ясного неба, как какое-то наваждение». При этом он упомянул, о некоем поверье, распространенном на Западе перед началом первой мировой войны. В нем говорилось, что мир будет объят пожаром войны и тогда к 1915 году на севере Европы появится некто монголо-славянин, без военного образования писатель или журналист, в руках которого до 1925 года будет находиться большая часть Европы[37].

Не останавливаясь на происхождении этого поверья, скажу только, что в эти годы возвысилась гигантская фигура Ленина. Разумеется, он не был ангелом, а человеком, который понимал, что великие вопросы времени решаются силой. И он видел эту силу в лице созданной им партии, которая в условиях быстро развивающейся революции, выдвинула лозунги, тотчас овладевшие массами. Не будь Ленина, как неоднократно признавался Л. Д. Троцкий, не было бы и Октябрьской революции. К этому можно только добавить, что не стало Ленина и вместе с ним ушли многие позитивы революции. Я имею в виду новую экономическую политику, которая была свернута Сталиным. Неправ был Анри Барбюс, утверждая, что Сталин – это Ленин сегодня. Сталин был далеко не Ленин. Правы те, кто пишет, Сталин был опровергателем Ленина. В. М. Молотов говорил, что он был выдающимся, но не великим человеком и что по настоящему великим был Ленин. Величие его заключалось среди прочих его неординарных качеств и в том, что он не был догматом, а человеком хорошо понимавшим, что жизнь богаче любых теорий. Он и к марксизму относился именно с этих позиций. Он всегда настаивал на творческом применении марксизма. Исходя из этого, он понял, что мировая революция не назрела, что федерализм в России неизбежен. Его самое главное прозрение, видимо заключалось в предвидении необходимости определенной конвергенции капитализма и социализма. Это – новая экономическая политика, которая, как он говорил, вводится надолго и всерьез. Разумеется, так оно и было бы продли судьба его жизнь хотя бы на 10-15 лет. Тогда из России нэповской действительно могла бы возникнуть Россия социалистическая. Субъективный фактор сыграл после его смерти злую шутку. Сталин свернул эту политику и развернул кампанию насильственной коллективизации, уничтожения наиболее работоспособной части деревни. В результате развитие сельского хозяйства оказалась заброшенной назад, а колхозная деревня так и не стала образцовой и передовой.

Между тем Китай, опираясь на идеи новой экономической политики, смог осуществить реальную конвергенцию капитализма и социализма и в силу этого превратиться в одну из самых быстро развивающихся стран современного мира. И это опять-таки проявление субъективного фактора, а именно возвышение в этой стране такого человека, как Дянь-Сяо-Пин.

В современном Вьетнаме также реализуется ленинские идеи новой экономической политики.

Ленин сегодня во многом и, к сожалению, во многом с подачи таких историков как Дмитрий Волкогонов, таких авторов детективных сочинений как Дашкова и таких телепередач как «Похороны Ленина» на телевидении воспринимается как предшественник сталинских злодеяний, как некое чудовище. Однако, придет время, когда как писал Владимир Маяковский, века дорисуют его недорисованный, но достоверный портрет.

Разумеется, нельзя идеализировать людей и особенно политиков и полководцев. На них на всех кровь, тысячи и миллионы человеческих жертв. Разрушенные города и села и многое другое. Не исключение из этого числа и Ленин. Между тем, в западной историографии к нему проявляется более объективный подход[38].

Опыт российских революций учит многому. И главное тому, что революциям есть альтернатива. Важно их своевременное выявление и превращение в инструментарий реализации социально-экономических и политических реформ.