Структурный реализм Кеннета Уолтса
Помимо структурализма, научное мировоззрение Уолтса сформировалось во многом под влиянием Иммануила Канта и современной критической философии. Уолтс поставил перед собой задачу построения научной теории, избежав как присущего классическому реализму ин - дуктивизма, так и отрицания объективности, например, в лице постмодернизма.
Продолжая традицию Канта, критическая философия выдвинула три критерия научной состоятельности теории, изучающей общество. Истинность гипотез достигается не за счет расширения эмпирической базы, а тем, насколько она проверяема на практике. Но всякое знание относительно и неполно, поэтому гипотеза существует лишь до тех пор, пока она проверяется. Другой критерий состоит в том, что все теоретические предположения должны быть по возможности «дедуктивно систематизированы». То есть для каждого положения теории выводится максимум следствий. Теория становится более строгой и согласованной, а ее дальнейшее развитие происходит по пути самокритики. Наконец, в основании теории должен лежать так называемый «методологический индивидуализм», который имеет свои онтологические и эпистемологические основания.
Этот принцип состоит в том, что общественное поведение и институты объясняются через отсылку к поведению элементарных субъектов.
Их взаимодействие порождает «общественное целое» в виде экономического рынка, международной системы, которые не существуют вне взаимодействия индивидов, онтологически оставаясь абстракцией. Согласно критико-философскому взгляду, сложное явление нельзя постичь непосредственно, его всегда нужно мысленно реконструировать. Отсюда необходимость дедуктивной логики, с помощью которой целое надо аналитически разложить на части, а затем «дедуктивно вывести». Если в рамках данной теории целое не может быть реконструировано, отталкиваясь от поведения элементарных сущностей, нельзя говорить о его познаваемости.
Считается, что структурная теория Уолтса полностью не удовлетворяет перечисленным критериям. Но даже критики признают ее наиболее удачным опытом подобного рода из других известных примеров.
Книга Уолтса «Теория международной политики» до сих пор вызывает оживленные дискуссии в научном мире благодаря своей оригинальности, определенной последовательности и логичности. Фактически он вывел из кризиса реализм, который с 1960-х гг. подвергался острой критике со стороны идейных оппонентов. Учение Уолтса хорошо вписалось в создавшуюся политическую конъюнктуру, когда после недолгой разрядки в советско-американских отношениях начался новый виток холодной войны. Поборники взаимозависимости и транснационализма все еще говорили о дефрагментации государственной власти, падении роли государства и силы в международных отношениях. Но они не находили объяснения факту возврата к политике конфронтации. Поэтому неореализм был политически востребован американскими неоконсерваторами во главе с Рональдом Рейганом, который пришел к власти в 1980 г.
Продолжая традицию реализма, Уолтс уделяет особое внимание обновлению методологии на основе принципов системного анализа. Основная цель его теории — преодолеть индуктивизм и эмпиризм, которые выражаются в постоянном расширении изучаемых фактов и построении на этой основе все новых обобщений, зависимостей и гипотез. Подобный путь при изучении международной политики представляет собой тупик в силу сложности и многомерности изучаемого объекта. «Если мы пойдем путем индуктивизма, мы будем иметь дело лишь с фрагментами проблемы. Убеждение в том, что фрагменты можно сложить и что они могут считаться независимыми переменными, чей суммарный эффект будет в достаточной степени объяснять движение зависимой переменной, опирается не более чем на веру». Бихевиори - сты, критикуя классический реализм за ненаучность, пытались решить эту проблему за счет привлечения методов других наук. В действительности они ушли не дальше реалистов эпохи Моргентау.
По Уолтсу, новая теория должна дать не собрание правдоподобных гипотез, а универсальное объяснение, применимое к большей части из них. В отличие от традиции гуманитарных наук, где всегда преобладали описательные теории с весьма ограниченной доказательной силой, Уолтс прибегает к более строгой трактовке понятия «теория», опираясь на опыт естественных наук.
Следует отметить, что предыдущие попытки комплексного анализа международной политики Уолтс относил к так называемому редукционизму, то есть сведению сложных объектов к совокупности простых. Главный недостаток этого метода в том, что он не позволяет произвести обратную аналитическую процедуру. Под редукционизмом Уолтс подразумевал структурно-функциональный анализ, который концентрирует внимание на роли государств, политических элит, бюрократий, великих политиков и других акторов. На этом пути возникают принципиальные сложности.
Одна из них состоит в том, что в случае международной политики число элементарных единиц слишком велико, чтобы составить цельную картину из их взаимодействий друг с другом. Еще одна проблема — факторы системного уровня нельзя выявить непосредственно из взаимодействий и свойств участников международной политики. Система есть нечто большее, чем их сумма. Вследствие этого у редукционистов повторяемость политических процессов при разных условиях не поддается объяснению. Наконец, не все системные понятия приложимы к составляющим ее элементам (например, полярность).
Сказанное не значит, что методология редукционизма в корне ошибочна. Речь идет о пределах его применимости. Как считает Уолтс, редукционизм дает лишь частичную теорию, пригодную для совершенно определенных исторических условий. Эта методология может легко привести к подмене истинного знания о состоянии международной системы целями внешней политики конкретного государства.
В качестве примера Уолтс приводит В. И. Ленина, который выводил природу империалистической политики из экономических факторов. Но экономическая теория не предлагает общей гипотезы, почему экспорт капитала обязательно должен приводить к формированию империализма. Выгода от экспорта может быть реализована и другими способами.
История показала, что к концу XIX в. Британия более половины капитала вкладывала вне колоний, а Франция даже две трети. Япония в Азии была империалистом, но не потому, что получала там сверхприбыли. То же самое можно сказать о политике России в этом регионе. У Ленина империализм трактуется как особая стадия капитализма, но империи существовали и ранее. Марксизм-ленинизм не дает ответа о причинах возникновения империй в докапиталистическую эпоху. По Уолт - су, они коренятся в способности великой державы проводить империалистическую политику, будь то Рим, Франция Бурбонов, Британия и США в XX веке . Таким образом, экономический детерминизм оказывается явно недостаточным для объяснения внешней политики государства.
На примере Джоана Галтунга Уолтс показал, что не избежали редукционизма и неомарксисты, несмотря на привлечение понятия структуры. Галтунг определяет империализм как политику богатых и гармонично развитых стран в отношении бедных и «негармоничных». Международная структура объединяет степень гармонии государства и распределение силы. Уолтс видит редукционизм в том, что в понятие международной структуры вводится атрибут государства. Научная полезность понятия структуры в том, чтобы объяснить поведение государства на международной арене. Но у Галтунга получается логическое противоречие: признак государства, включенный в понятие структуры, в то же время относится к тому, что должна объяснить эта структура. В результате в анализе исчезает влияние структуры на политику, оно растворяется в атрибутах государства. Причиной империализма объявляется увеличение экономического разрыва между бедными и богатыми странами.
Вместо выявления причин Галтунг просто переопределяет неравенство в разных аспектах. Он говорит об асимметрии импорта и экспорта, о преимуществах тех, кто производит товары, над теми, кто поставляет сырье и продукты питания. Остается без ответа вопрос, при каких обстоятельствах и до какой степени богатые могут и дальше обогащаться. Теория Галтунга не прослеживает во времени, как и почему для разных стран менялись условия торговли и структура экспорта. Преходящие тенденции выданы за универсальные, что приводит к несоответствию теории и действительности. Уолтс указывает на два крайних примера, опровергающие неомарксизм. С одной стороны, это арабские страны, торгующие нефтью и процветающие, вместо того чтобы подвергаться эксплуатации, а с другой, — индустриально развитые США, которые одновременно являются крупнейшим поставщиком продуктов питания на мировой рынок.
Как пишет Уолтс, в отличие от редукционистского, системный анализ должен решать две исследовательские задачи: « во-первых, прослеживать ожидаемое развитие международных систем, например, указав на вероятное время их жизни и способность к мирному существованию; во-вторых, показывать, как структура... влияет на взаимодействие единиц и как они, в свою очередь, влияют на структуру». Объяснительная и предсказательная сила теории состоит в том, чтобы «сказать, почему круг ожидаемых событий попадает под определенные ограничения; почему случаются повторения в поведении [акторов]; почему повторяются события, включая и те, которые могут не нравиться некоторым акторам». Предсказания системной теории должны носить общий характер: что приводит к войне как повторяющемуся явлению.
Работа Мортона Каплана завершает ряд попыток системного анализа, предшествовавших неореализму Уолтса. В книге Каплана «Система и процесс в международной политике» проводится мысль о влиянии международной системы на поведение государств, причем в смысле, близком к интерпретации европейских структуралистов. Он использовал элементы и структурализма, и структурно-функционального анализа. Каплан ближе всех из предшественников неореализма подошел к созданию системной теории в том виде, как ее понимал Уолтс.
Правда, вместо терминов «структура» и «система» в работе Каплана используется «система действия». Она представляет собой сохраняющийся во времени набор переменных, связанных так, что закономерности поведения системы описываются через внутренние отношения переменных друг к другу и «окружающей среде». Система находится в равновесии до тех пор, пока состояние элементов находится в достаточно узких пределах. Если случаются радикальные изменения в отношениях, то меняется качество системы в целом. К примеру, если выборы нового кандидата в демократической политической системе не меняют ее типичного поведения, то революция может привести к качественному изменению.
Каплан выделил шесть типов международных систем, в основе которых лежат различные принципы. Лишь две из них реально существовали в истории: баланс сил (до 1945 г.) и биполярная система. Все остальные носят умозрительный характер. Каплан ставил перед собой задачу построить модель так, чтобы «обобщить данные о международном поведении [государств] ... и организовать их в понятную совокупность утверждений, независимых от времени» .
Состояние системы каждого типа описывается параметрами, в которые входят «существенные правила» (законы) системы, правила ее трансформации, переменные для классификации акторов, показатели силы и информационные переменные (ожидания, оценки, знания). Наибольшее внимание Каплан уделил системе «баланс сил». К ее «существенным правилам» он отнес следующие:
1. Наращивать мощь, но предпочитать переговоры войне.
2. Скорее воевать, чем отказываться от возможности увеличить свою мощь.
3. Лучше прекратить войну, чем ликвидировать великую державу.
4. Действовать против любой коалиции или отдельного государства, которые стремятся доминировать.
5. Сдерживать государства, которые следуют принципам глобального управления.
6. Не препятствовать потерпевшим поражение великим державам вновь занять свое место в системе или прямо способствовать этому. Считать все великие державы необходимыми партнерами.
С одной стороны, правила полагаются объективно присущими международной системе, и потому они диктуют определенный образ политических действий. С другой, субъекты международной политики должны соблюдать их, если хотят сохранить стабильность данной системы. Как отмечают критики, это утверждение Каплана носит нормативный характер и не соответствует его же принципу дедуктивной теоретической модели.
Чтобы повысить объективность анализа и поместить его в более строгие научные рамки, Каплан предложил использовать элементы теории игр. Эту теорию следовало сделать инструментом для разработки эффективной стратегии и научного моделирования политических процессов с учетом множества возможных альтернатив.
Давая оценку работам Каплана, Кеннет Уолтс ставит ему в заслугу формулирование ряда полезных понятий, среди которых «система действий», законы ее существования, трансформация системы. В то же время для Уолтса очевидна избыточность и противоречивость предложенных системных правил (например, 1,2 и 3), неопределенность понятия «окружение системы», неправомерное определение некоторых параметров в качестве системных, расплывчатость принципов, по которым государства образуют систему. В результате причина перехода системы от одной формы к другой сводится к влиянию государств и неясно, какая роль отводится при этом системным факторам. Ошибку Каплана Уолтс усматривает в том, что он не развивает понятия структуры как формы упорядочивания отношений между элементами. Вместо этого Каплан привносит бихевиоральный принцип — «уровень интеграционной активности» государств (scale of integrative activity). Принцип упорядочивания он заменяет на взаимодействие государств. Концепция Каплана носит двойственный характер: провозгласив принцип системного анализа, он на практике возвращается к редукционизму.
В целом для предшественников Уолтса характерно несколько общих черт. Среди них непоследовательность в определении понятий системы и структуры международной политики, механизма системного влияния, а также системных параметров. Под отношениями государств понимается взаимодействие, а не принцип, организующий систему (способ упорядочивания). Не проводится последовательного и убедительного различия между системными и другими факторами. Вместо выявлениия принципов формирования реальной международной системы, как правило, предлагается некоторая модель-заменитель.
По замыслу Уолтса, последовательная реализация принципа системного анализа позволяет изучать международную политику с учетом ее многоплановости, отделять причины от следствий, а среди причин выделять частные и общие. Для этого следует обратить внимание на связь трех уровней: человек, государство и международная система в целом. Если первые два уровня описывают силы, действующие в политике, то без третьего невозможно оценить их важность и предсказать результат. Теории нужно учитывать взаимодействие причин, которые проявляются на разных уровнях.
Уолтс начинает с того, что уточняет понятие рациональности, развивая идеи Ж.-Ж. Руссо. Политическое поведение человека направлено не просто на максимальное обеспечение своего эгоистического интереса. Индивидуум вынужден соизмерять свои нужды с долгосрочными последствиями для общества, чтобы выжить. Концепция рациональности проявляется не только на уровне индивидуального принятия решений, но и пронизывает всю систему общественных отношений. Однако в теории Уолтса индивидуум — зависимый субъект политики. Основное внимание сосредоточено на государстве и международной системе в целом, что, конечно, не означает совершенное игнорирование роли личности.
Методология Уолтса предполагает, что теория должна двигаться от общего к частному, объяснять не политику конкретного государства, а то типическое поведение, которое воспроизводится как общее для многих. К эмпиризму в виде индуктивных выводов и фактов, не пропущенных сквозь призму теории, Уолтс относится весьма скептически: «Опираться на принцип объединения [индукции] без хотя бы некоторого проблеска теории — все равно, что стрелять из ружья в направлении ненаблюдаемой цели». Отсюда происходит важный постулат: политика государства на международной арене зависит от изменений на уровне структуры международной системы. Структурные свойства имеют долгосрочный, универсальный и в определенной мере предсказуемый характер. Анализ на этом уровне предполагает абстрагирование от параметров, определяющих внутреннюю политику государства и политический строй, а еще более от свойств конкретных личностей.
В теории Уолтса исходными понятиями являются структура и система международной политики. «Система — это набор взаимодействующих единиц. На одном уровне система состоит из структуры, которая является компонентой системного уровня и делает возможным изучать, за счет чего единицы образуют некий набор, отличный от простой совокупности. На другом уровне система состоит из взаимодействующих единиц».
В политических науках термин «структура» весьма распространен и неоднозначен. Один из смыслов состоит в том, что структура есть некое «компенсирующее устройство», которое обеспечивает выравнивание, регулярность результата, несмотря на вариации исходных условий. Они создаются природой или человеком для конкретных, узких задач: партии, парламенты, правительства. Их Уолтс называет «агентами», или «учреждениями» (agent, agency). Структуры, о которых идет речь в теории международной политики Уолтса, иного рода. Это «набор ограничивающих условий», как, например, свободный экономический рынок или международно-политические структуры, работающие в виде механизмов отбора, которые не поддаются непосредственному наблюдению. «Международная структура возникает из взаимодействия государств, которая одновременно сдерживает их от определенных действий и стимулирует к другим». «Чтобы определить структуру, нужно отвлечься от того, как взаимодействуют единицы [т. е. государства] и сконцентрироваться на их отношении друг к другу (как они организованы, упорядочены). Взаимодействие... происходит на уровне единиц. [Но] отношения, в которых единицы находятся друг с другом... не принадлежат единицам. Упорядоченность (arrangement) единиц принадлежит всей системе» .
В самом общем виде Уолтс определяет понятие политической структуры через абстрактное понятие, несводимое к материальным характеристикам. Оно описывается через указание на принцип организации (упорядочивания), дифференциацию элементарных единиц по функциям и относительные возможности (силу) элементов, которые меняются при выполнении функций.
Если исходить из этих трех признаков, то структура международной политики характеризуется, во-первых, отсутствием высшего руководящего органа, то есть анархичностью. В данном случае это понятие не противоречит упорядоченности. Уолтс прибегает к аналогии с микроэкономикой Адама Смита, описывающей свободную рыночную конкуренцию. Упорядоченность спонтанно формируется из взаимодействий независимых фирм, каждая из которых надеется только на себя, защищает свой интерес, но при этом не способна в одиночку контролировать рынок. Ситуация на рынке складывается независимо от намерений отдельных участников: все стремится увеличить прибыль, но в результате средняя прибыльность падает; каждый стремиться работать меньше и получать за это больше, а результат стремится к обратному. Согласно теории Уолтса, подобным образом образуется международная структура, где в качестве элементарных единиц выступают суверенные государства. Она создается реальной разнонаправленной политикой государств и не имеет заранее никакой «внутренней идеи» своего развития.
Уолтс считает, что анархия не является чем-то негативным для международной системы, а даже имеет ряд преимуществ перед иерархией. Прежде всего, это самый дешевый способ организации: нет управляющей бюрократии и специальной инфраструктуры. Анархия более безопасна, так как не создает оснований для унитарного владения рычагами глобального управления. В условиях отсутствия всеобщих законов и справедливости иерархия постоянно ставила бы мир на грань «гражданской» войны. Ни у одного государства нет прав на власть больше, чем у других. Реальный закон международной политики — сила, а не законодательная норма. Наконец, это наиболее гибкий способ организации сообщества, позволяющий государствам по мере необходимости создавать супранациональные органы управления и координации.
Во-вторых, главной функцией государства как элемента международной системы является защита своего суверенитета. Повышение активности субнациональных и супранациональных акторов не мешает государству оставаться главным субъектом политики. Важно заметить, что для Уолтса понятие суверенитета не предполагает полной свободы в действиях, то есть «суверенитет» и «зависимость» не противоположны. Суверенитет означает, что государство «определят само, как оно будет решать внутренние и внешние проблемы, включая и то, будет ли оно искать помощи у других [государств] и через принятие обязательств ограничивать свою свободу. Государства сами формулируют свою стратегию, свой курс и все остальное, на что направлена их деятельность» .
Все иные функции государства вторичны, потому что без сохранения суверенитета они невозможны. На уровне рассуждений о международной структуре государство берется в абстракции от его свойств, таких как идеология, традиции, интересы, форма правления, политический строй. Международная политика государства считается независимой от внутриполитических факторов. Получается, что с точки зрения выполняемой в рамках структуры функции все государства формально равны — защита суверенитета. Данное положение тоже является сознательным упрощением Уолтса для построения теории, а не отражением реальной мотивации государств, которая на практике не так однозначна.
Третий признак международной структуры — неравное распределение силы между государствами. Речь идет не о силе отдельных государств, а о распределении, которое является свойством структуры. Если анархия и защита суверенитета до настоящего времени остаются неизменными атрибутами международной системы, то распределение силы меняется. Поэтому лишь с его помощью теория должна показывать, как государства действуют на международной арене и почему происходят изменения международной системы в целом. Из этого следует вывод Уолтса, что распределение силы в наибольшей степени обеспечивает объяснительные возможности теории международной политики.
Итак, свойства структуры, изучение которых становится ключом к анализу международной политики, состоят в следующем: анархичность структуры; выполнение каждым государством функции защиты своего суверенитета; неравномерное распределение силы между государствами. Любая международная система может рассматриваться как зависимая от двух переменных: числа великих держав и распределения силы. Малые (слабые) государства не имеют значительного влияния. Это не значит, что структурный реализм их полностью игнорирует. Это лишь предполагает, что надо изучать, как малые государства выживают при открытом вмешательстве великих держав или в условиях относительной свободы.
Структура — понятие довольно статичное, так как она существует в неизменном виде длительное время. Критики Уолтса постоянно указывают на это обстоятельств как препятствие для анализа динамических явлений и, как следствие, говорят о небольшой научной значимости категории структуры, в особенности в эпоху перемен, наступившую с окончанием холодной войны. Но структуры все же имеют свою динамику в том смысле, что постоянно воздействуют на поведение государств. Именно они позволяют наблюдать и изучать постоянство и повторяемость в политике: «политическая структура создает сходство в процессе их [государств] функционирования в течение того времени, пока структура продолжает существовать». По Уолтсу, для общей теории регулярные явления гораздо важнее изменений, часто индивидуальных и неповторимых.
Несмотря на определенный консерватизм этой категории, структуру все же нельзя считать совершенно неизменной. Уолтс различает два таких случая. К радикальным переменам он относит трансформации, которые касаются принципа упорядочивания структуры и главной функции государства. В этом современная международная структура достаточно устойчива и существует пять столетий. Другие изменения носят внутренний характер и происходят непрерывно, но не меняют существенных свойств структуры. Они проявляются чаще на уровне взаимодействий государств: развитие средств связи и коммуникаций; создание новых видов оружия и способов ведения боя; исчезновение и появление новых альянсов и государств; смена политического строя и внешнеполитических интересов государств. По своим масштабам эти изменения могут иметь глобальное значение, оказывая влияние на другие процессы, происходящие в международной системе.
Например, появление транснациональных корпораций способствует размыванию национальных границ. Реже происходят изменения, касающиеся формы (конфигурации) международной структуры. Например, смена полярности влияет на восприятие проблем безопасности и международного сотрудничества. Так, в годы холодной войны в Европе вопросы войны и мира решали две супердержавы, а не западноевропейские страны. Последним это дало возможность совместно решать общезначимые вопросы экономического сотрудничества. Конфликты и национальные интересы не исчезли, но по объективной причине снизились ожидания, что кто-нибудь из западноевропейских держав использует военную силу друг против друга.
Структура накладывает определенные ограничения на действия субъектов политики, и в этом смысле можно говорить о воздействии структуры (структурной силе). Будучи отношением и регулятором поведения, структура выступает как механизм, который связывает действия государств и возникающие из них явления и процессы международной политики. При этом фактические результаты часто не совпадают с намерениями акторов. Наращивание силы каждым государством формирует соотношение сил вплоть до противоположного исходным ожиданиям. Важно отметить, что в отличие от структур-«агентов», которые действуют непосредственно, структура-отношение Уолтса оказывает свое влияние косвенно, через социализацию и соревнование между субъектами политики, в результате которого происходит своего рода отбор.
Понятие социализации означает, что отношения индивидуумов складывается не просто из отдельных взаимодействий, но и под обратным влиянием последствий этих взаимодействий на личность каждого. Так создается система, в рамках которой люди действуют по отдельности и вместе. Более высокий уровень социализации означает влияние на поведение личности группового мнения той социальной группы (этнической общине, политической партии, профессионального коллектива), к которой он принадлежит. Личность вынуждена либо адаптироваться, либо противиться навязываемым извне нормам. Социализация уменьшает тенденцию к разнообразию поведения людей, накладывая определенные ограничения.
Если социализация действует внутри некоторых групп, то между отдельными сегментами общества или внутри слабо организованного общества происходит соревнование, которое тоже привносит ограничения. Соперничество предполагает установление порядка, создающего определенные ограничения для принятия индивидуальных решений. Кто побеждает, например, в свободном экономическом соревновании, тот и задает способы и правила организации производства и маркетинга, которым следуют конкуренты, если хотят выжить.
Ядром неореализма Уолтса остается концепция баланса сил, но в системной интерпретации она приобретает несколько иной вид по сравнению с классическим реализмом. Сохраняя его основные принципы, структурная теория показывает, почему методы управления политикой, диктуемые Realpolitik повторяются с необходимостью. Это происходит несмотря на различия между политиками и государствами, а также независимо от их намерений, а порой даже вопреки им. Баланс сил как состояние системы формируется объективно, аналогично микроэкономическим законам. Анархичная структура международной политики, возникающая из деятельности многих суверенных государств с несовпадающими интересами, создает условия для его спонтанного воспроизводства.
При этом политика баланса, которая выражается в наращивании силы или привлечении союзников для создания противовеса другим государствам, не является универсальной. В зависимости от состояния международной системы государство может преследовать не только достижение равновесия. Другие стратегии — стремление к лидерству или присоединение к более сильному государству (коалиции). Но политика баланса имеет существенное значение для теории, так как анархичный принцип структуры побуждает великие державы именно к ней. В противном случае, замечает Уолтс, структура давно бы стала иерархической.
Баланс сил можно считать основным механизмом самосохранения международной структуры. В научном анализе концепция баланса сил служит основой для рассуждений об интересах и мотивах деятельности государств, об ожидаемых действиях с учетом системных ограничений. Однако это не предполагает прогнозов для конкретного государства, потому что практическая политика зависит не только от системного влияния, но и от внутриполитических факторов.
Теория Уолтса, продолжая традицию классического реализма, определяющую роль в международной политике отводит государству. Этот тезис оспаривался еще в 1960-70 гг. Тогда обратили внимание на рост взаимозависимости и на негосударственные субъекты международной политики. О падении роли государства вновь заговорили в 1990-е гг. в контексте дискуссий о новой парадигме развития — переходе от взаимозависимости государств к глобализации некоторых сегментов мировой экономики и политики. Взаимозависимость и глобализация отличаются не просто по объему и скорости движения капиталов, но и качественно. Если взаимозависимость означает сближение экономических и политических интересов государств, то глобализация подразумевает интеграцию мирового сообщества по типу единого государства.
Уолтс соглашается с относительным ростом влияния негосударственных акторов. Но это не отменяет положения о государстве как основной единице международной системы. Великие державы сохраняют решающее влияние на международную политику. Государства по - прежнему определяют условия, по которым действуют субнациональ - ные и супранациональные акторы, а также меняют «правила игры» по мере необходимости.
Уолтс считает, что чем больше степень взаимозависимости, тем важнее роль государства в политике. В качестве иллюстрации приводится сценарий неизбежного складывания нового баланса сил в Азиатско-тихоокеанском регионе после окончания холодной войны. Быстро набирающий силу Китай расценивает укрепление американской гегемонии в виде военного присутствия как проявление региональной несбалансированности. Независимо от того, сочтут США укрепление военной мощи Китая как угрозу своим интересам или нет, Япония в ответ на усилия Китая тоже будет наращивать свой силовой потенциал. Китай, в свою очередь, не оставит без внимания шаги как Японии, так и возможные действия США по расширению военного присутствия в Южной Корее.
Помимо того, что взаимозависимость не уменьшает значимость государства, масштабы и глубина глобальных процессов во многом преувеличены. Большая часть мира вообще не принимает в этом участия, в том числе Россия, почти вся Африка, Латинская Америка, Средний Восток, большая часть Азии. Если сравнивать начало и конец XX в., то доли валового национального продукта, произведенные на экспорт в наиболее экономически развитых странах, а также степень интеграции мировых финансовых рынков мало различаются. В США до 90% товаров и услуг потребляется внутри страны. Доля экспорта не превышает 12% от валового национального продукта в Японии и странах Евросою - за. Исследования деятельности современных многонациональных корпораций подтверждают позицию Уолтса: большинство корпораций и финансово-промышленных групп в основном ориентированы на рынки своих государств, несмотря на все разговоры о глобализации.
Уолтс подвергает сомнению довольно широко распространенный тезис о том, что США надолго стали локомотивом глобализации. Во - первых, потому что это физически невозможно, так как население США составляет только 5% населения всей планеты. Во-вторых, другие страны, враги и друзья, не будут бесконечно мириться со вторыми ролями и попытаются сбалансировать отношения. В этом смысле сложившееся к началу нового тысячелетия лидерство США недолговечно и «неестественно» .
Политика США объективно противоречит процессу глобализации, так как способствует не интеграции России в Европу, а ее переориентации на восток и новому разделению мира по оси «Восток-Запад». США в качестве мирового лидера мало считаются с побежденными. Как и другие победители, они готовят себе в перспективе новых врагов. Так вела себя Германия в отношении Франции в 1871 г., отторгнув у нее Лотарингию, та же ситуация была по итогам Первой мировой войны между Антантой и Германией. Победив в холодной войне, США инициировали расширение НАТО на восток вопреки интересам России.
К важным особенностям концепции Уолтса следует отнести различение теории внешней политики государства и системного анализа на уровне государства. Системный взгляд на политику означает выяснение вопросов, как на субъекты политики влияет организованность среды (международной системы) в качестве ограничивающего и направляющего начала. Его теория объясняет, когда и почему разные государства ведут себя примерно одинаково, ищет нечто общее для всех. «Реалистическая теория гораздо лучше отвечает на вопрос, что случится, чем
— когда это случится. Теория не может сказать, когда наступит «завтра», потому что она имеет дело с воздействиями структуры на государство, а не с тем, как конкретное государство отвечает на эти воздействия» .
По Уолтсу, системный анализ на уровне государства отличается от теории внешней политики (в том виде, как она сложилась на практике) тремя признаками: дедуктивным характером, учетом влияния структуры, отвлечением от особенностей государства и его внутренней политики. Прямой причинной связи между отношениями на уровне государств и ожидаемыми последствиями на уровне международной политики нет. Она возникает из взаимовлияния между причинами разных уровней, системного и элементного. Однако теория Уолтса не предлагает развернутого описания подобного механизма, умалчивая, в частности, о том, как происходит обратное влияние государства на международную структуру. Уолтс указывает на это лишь в самом общем виде.
В отличие от системной, теория внешней политики государства направлена на познание специфического. «Наоборот, теории на уровне элементов говорят о том, почему они ведут себя по-разному, несмотря на одинаковое положение в системе. Теория внешней политики относится к теориям национального уровня. Она подсказывает предполагаемые ответные шаги, которые предпримут различные государства в ответ на внешнее давление». Полное знание о международной политике дает сочетание структурной теории и теории внешней политики государства. Уолтс предостерегает от однобокого восприятия его теории: «Структура, однако, не объясняет всего. Я говорю это опять, потому что легко впасть в структурный детерминизм. Чтобы объяснять международную политику, нужно учитывать силу, поведение, взаимодействия государств наряду со структурой, которую они образуют».
Еще одна особенность концепции Уолтса касается роли методов других наук, в особенности естественных. Они продуктивны в той мере, в какой помогают выделить структурные свойства. Не подменяя собой научно-теоретический анализ, они должны работать в русле рационального подхода к политике. Другими словами, исследователь должен использовать эти методы не в качестве «панацеи», а сообразно решаемой задаче, разумно встраивая их в методологию. В качестве примера можно привести теорию игр, которая соответствует дедуктивному характеру структурного реализма и используется последователями Уолтса для изучения распределения сил в международной системе и для моделирования стратегии государств в ответ на угрозы безопасности.
Структурная теория Кеннета Уолтса до сих пор продолжает оказывать большое влияние на развитие различных направлений ТМО, служа одним концептуальной основой исследования, другим — отправной точкой развития новых идей и предметом споров.
Критики отмечают несколько слабых пунктов структурного реализма. Противопоставление иерархии и анархии как принципов организации международной структуры неоправданно упрощает действительную картину. Ни то, ни другое не может существовать в чистом виде. Образуя анархическую структуру, государства, тем не менее, порой разделяют близкие политические традиции, нормы, ценности, да и само их существование опирается на легитимное признание другими государствами.
Считается преувеличением положение Уолтса о тождестве государств с точки зрения выполняемой функции (защита суверенитета). Критики указывают на средние века, предшествовавшие модерну, и некоторые видимые черты эпохи постмодерна, когда понятие суверенитета в одном случае еще не сформировано, в другом уже исчезает. Получается, что суверенитет явление временное, а не существенный признак международной системы, как постулирует Уолтс.
Остался недостаточно разработанным вопрос о том, как происходит обратное влияние государства на международную структуру. Многие считают, что в результате влияние структуры на государство преувеличено. В частности, неубедителен тезис Уолтса о том, что если государство проводит политику вопреки структурным тенденциям, оно неизбежно проигрывает, и наоборот. Структурный реализм показывает, как международная система возникает из взаимодействий государств, имеющих свои особенности и преследующих свои цели, но не говорит, как данное государство будет себя вести в условиях анархии хотя бы в самом типичном случае.
Еще один недостаток усматривают в том, что структура Уолтса не оставляет места некоторым факторам. Не совсем ясно, куда относить (к уровню элементов или системы) развитие технологий; степень взаимозависимости государств и развитости международных институтов; сложившиеся условия международного сотрудничества; национализм, который может как соединять, так и разъединять народы. Между тем эти условия значительно влияют на внешнюю политику отдельных государств, условия их взаимодействия, а также на перераспределение силы.
Теория Уолтса антиисторична, так как она не объясняет причин возникновения современной международной структуры и природы государства, а как следствие — возможной трансформации самой структуры, функций и свойств государства. Теория направлена лишь на изучение повторяющихся, регулярных процессов и явлений, намеренно отвлекаясь от проблемы накопления изменений как несущественных.
Вызывает возражения положение о государстве как унитарном акторе, достаточно независимом от внутриполитических факторов, например, от характера политических институтов или влияния отдельных сегментов общества. А ведь такое заметное событие, как окончание холодной войны, не находит структурных объяснений. Большинство исследователей связывают коллапс Советского Союза с провалом реформ Горбачева, не имевшего обоснованной концепции, то есть благодаря внутриполитическим факторам.
Многие исследователи считают, что структурный реализм остается незавершенным, потому что говорит в основном о международной политике в целом, но не о внешней политики отдельного государства. По их мнению, только соединение этих двух аспектов одной проблемы в рамках единой теории даст адекватное знание о международной политике.
Не все согласны с тем, что рациональную природу международной политики можно выявить с помощью теории. Государственные лидеры не обязательно руководствуются схемами неореализма или другой парадигмы, а их действия далеко не всегда рациональны и логичны.
Некоторые ученые склонны видеть в теории Уолтса специфически американскую рефлексию политической мысли на условия холодной войны. Основная ошибка Уолтса видится им в том, что теория построена исходя из конкретных исторических условий противостояния двух супердержав, но, используя структуралистский подход, она одновременно претендует быть универсальной.
Оценивать критику в адрес Уолтса нужно с учетом особенностей его научного мировоззрения, в котором есть своя последовательность и логика, делающая структурный реализм весьма «живучим». Есть основания утверждать, что если в одном случае критика недостаточно учитывает особенности методологии Уолтса, то в другом, хотя она и имеет под собой почву, все же оставляет место для дискуссий.
Прежде всего, следует обратить внимание на то, что Уолтс определяет понятие теории скорее в терминах естественных наук, чем гуманитарных: «Теория объясняет законы... Это значение не соответствует его использованию в традиционной политической теории, которое больше связано с философской интерпретацией, а не с теоретическим объяснением». Роль теоретического знания, соотношение теории и действительности, пределы объяснительной силы Уолтс понимает следующим образом. Реальность существует независимо от описывающих ее теорий и не совпадает с ними: «истина в теории может не быть таковой в практике». Соответственно, теории дают частичное знание о мире, это «не описания реального мира; они лишь инструменты, которые мы создаем, чтобы понять некоторую его часть». Поэтому структурный реализм, как и любая парадигма, может не иметь объяснения причин окончания холодной войны, что само по себе не является доказательством теоретической несостоятельности.
Уолтс считает, что в основании идеальной теории лежат неоспоримые положения, и она носит преимущественно дедуктивный характер. В таком случае некорректно использовать факты в качестве решающего доказательного критерия, так как это уводит в область недоказуемого из-за неповторимости истории. Выход состоит в том, чтобы выработать по возможности простой набор понятий, обеспечивающих дедуктивный объяснительный механизм. Такая позиция Уолтса вполне защищает от упреков в упрощении, которые он вводит сознательно: анархия как принцип системной организации, защита суверенитета как определяющая функция государства, отвлечение от внутриполитических факторов и признаков конкретных государств. Всякая теория предполагает упрощение действительной картины мира и набора необходимых категорий, если она претендует на объяснение, а не просто описательность или выдвижение индуктивных гипотез.
Особые нарекания вызывает антиисторизм структурного реализма. Но было бы преувеличением усматривать в этом одни негативные последствия, как это делает большинство историков. В теории Уолтса антиисторизм вытекает из принципов структурализма. Он представляет собой иной аспект изучения, который охватывает международную систему не в развитии, а в относительной устойчивости ее существенных свойств. Отвлечение от изменений связано с природой структурного воздействия: она работает как спонтанно формирующееся условие отбора, которое не зависит от намерений конкретных субъектов политики. Вопрос, когда и почему в системе происходят радикальные перемены, например, смена полярности, выходит за пределы структурной теории и нуждается в привлечении внешних гипотез. Например, причиной может стать экономический упадок великой державы. В этом проявляется существенный недостаток структурного реализма.
Но структурализм предлагает и свое преимущество, позволяя уйти от необходимости включать в теорию фактор исторической случайно - сти. В противном случае теория сразу же теряет строгость и доказательность, которую Уолтс пытается достичь по примеру опыта естественных наук, и возвращает к интуитивизму классического реализма. Можно спорить о том, существуют ли общие законы применительно к политике, если рассуждать с точки зрения историков. Но, во всяком случае, понятие относительно устойчивой структуры дает возможность строить общую теорию политики, несмотря на неизбежные ограничения.
Что касается продуктивности подобного подхода, то здесь полезно обратиться к работам Уолтса, посвященным реальным политическим вопросам. Собственная теория служит для него мировоззренческой рамкой, с помощью которой интерпретируются факты и политические процессы. Рассуждения Уолтса о тенденциях развития современной международной системы в сторону многополярности и формирования нового центра силы в АТР, о преувеличении масштабов и глубины гло - бализации вполне убедительны. Они соответствуют основным концепциям теории, опубликованной более двадцати лет назад.
На наш взгляд, Уолтсу удается показать, что его концепции находят подтверждение и после драматических событий конца XX в. Окончание холодной войны структурный реализм связывает с переходом системы к однополярности. Объяснение столь резкому перераспределению силы в начале 1990-х гг. находится за пределами теории, так как она ориентирована на синхронное понимание политики.
Теория не отрицает влияния внутриполитических факторов на международную политику на практике, но, соответственно своей методологии, отказывается включать его в свой категорийный аппарат. Развал биполярной системы не был связан со структурным воздействием на Советский Союз, поэтому Уолтс оставляет его для теории внешней политики государства. В то же время, если исключить из анализа причины краха супердержавы, то в теорию Уолтса вполне логично вписывается международная политика и до, и после холодной войны. На наш взгляд, антиисторизм структуралистского мировоззрения все же позволяет использовать его для таких исследовательских задач, которые допускают относительно стабильное состояние своего предмета.
Замечание о претензии Уолтса на универсализм, который вытекает из антиисторизма, также оставляет место для дискуссии. Его универсализм не означает способности к объяснению политики конкретного государства применительно к любому историческому периоду развития. Он состоит в направленности на изучение повторяющегося и регулярного в политике, что означает для Уолтса существенное. Такой пример представляет собой политика баланса сил, которая, конечно, не является идеальной для всех государств и во всех случаях. Однако именно к ней побуждает анархичный характер международной системы как общее условие существования государств. Политику баланса сил стимулирует деятельность многих суверенных государств, имеющих разнонаправленные интересы и стремящихся выжить.
Критики Уолтса не всегда учитывают еще одну важную особенность его теории. Они часто смешивают два понятия: взаимодействие и отношение. Структура Уолтса — это отношение, взятое в отвлечении от взаимодействий на уровне конкретных государств и других процессов, включая глобальные. Поэтому утверждение о том, что размывание суверенитета современной международной системы якобы делает эту категорию все менее значимой, а структурный подход бесполезным, представляется недостаточно обоснованным. Если международная система понимается сквозь призму структурных отношений, то тенденция к относительному падению значимости суверенитета вследствие некоторых глобальных процессов или политики более могущественных государств еще не отменяет суверенитет как один из главных принципов устройства системы. Критика постмодернистов, указывающая на то, что суверенитет является уходящей исторической категорией, обходит очевидную ориентацию структурной теории на эпоху модерна с его Вестфальской системой.
Проблема различения отношения и взаимодействия касается также замечания критиков о роли глобальных процессов, которым не находится места в понятии структуры. В итоге структура якобы является неадекватной действительности. Но процессы не относятся к отношениям, поэтому их включение в структуру входит в противоречие с методологией Уолтса. Можно согласиться, что глобальные процессы значительно влияют на перераспределение силы. Но они все равно не меняют существенных свойств международной структуры, которые пока достаточно устойчиво воспроизводятся. Как замечает Уолтс, международной системе, основанной на других принципах, будет соответствовать и другая теория.
Указания на то, что в структурном реализме не учитываются иррациональные факторы политического поведения; не объясняется политика конкретного государства; не решена проблема совмещения теории международной и внешней политики — все они не учитывают природу структурного воздействия на субъекты политики. Решать эти задачи можно, но не в рамках структурной теории, так как это противоречит ее методологии. Здесь остается слово за междисциплинарными исследованиями, о чем говорит и сам Уолтс.
Видимо, самая бесспорная критика Уолтса касается незавершенности его теории, уделяющей основное внимание структурному влиянию на государство. Об этом он сам упоминает неоднократно, в том числе в «Теории международной политики». С точки зрения внутренней логики развития структурного реализма считается, что следующие поколения теоретиков должны аналитически разложить основные элементы (государства) на более мелкие составляющие (индивидуумы) и затем синтезировать с помощью дедуктивной логики феномен возникновения государства из убеждений, ценностей, стремлений и действий отдельных личностей. Уолтс сделал лишь первый шаг, от системы к государству, приняв последнее как данность, совсем в духе Ж.-Ж. Руссо. Уровень личности в изучении международной политики и обратное влияние государств на структуру остались разработанными еще меньше.
Тенденции современного мира, связанные с трансформацией международной структуры, размыванием суверенитета государств, глобализацией экономики, не привели к пересмотру базовых постулатов структурного реализма. Тем не менее, теория Уолтса сохраняет значительный эвристический потенциал.