О снятом молоке и обглоданных костях

Новая волна монополизации внесла немало изменений в общий механизм капиталистического хозяйствова­ния. Произошло невиданное в прошлом распростране­ние господства монополий на самые широкие круги формально (то есть юридически) независимых пред­приятий и фирм. Если ранее уже приводились данные о десятках тысяч поставщиков, работающих на кон­церны «Дженерал моторе» и «Форд», о сотнях тысяч розничных торговцев, существующих в странах капи­тала, то теперь время рассказать об удивительном симбиозе великанов и карликов, который возник имен­но на основе соединения монополии и конкуренции.

На арене капиталистической конкуренции с давних пор развертывается острая борьба монополий с аут­сайдерами — независимыми фирмами (в дословном переводе — «стоящими снаружи, вовне»). Аутсайдеры встречаются и поныне, точнее сказать, они и поныне рождаются и исчезают. Причем исчезают различными путями: либо разоряясь и поглощаясь монополиями, либо сливаясь с ними, либо даже превращаясь в моно­полию (самостоятельно, благодаря внутреннему росту или путем объединения). Однако далеко не все неза­висимые фирмы могут сегодня претендовать на звание реального аутсайдера. С точки зрения юридической то есть права собственности, они еще таковыми яв­ляются, а вот с точки зрения экономической дело об­стоит совсем иначе.

В настоящее время крупнейшие концерны можно сравнить не только с империями, но и со своеобразны­ми подобиями планетных систем. На их орбитах вра­щаются большие, средние и малые компании-планеты, среди которых летает масса фирм-астероидов. Вместо физических законов здесь неумолимо действуют зако­ны экономические. Поэтому на более точном языке политэкономии процесс сложного соподчинения капи­талистических предприятий есть не что иное, как со­временная форма монополизации производства и од­новременно форма монополистической конкуренции.

В США во всех сферах экономики (не счи­тая сельскохозяйственного производства) существует примерно 5 млн. предприятий. В Японии более 40% промышленной продукции выпускают предприятия, на которых работает менее 50 человек. Даже если мелкие предприятия юридически принимают форму акционер­ных компаний, они остаются в подавляющем большин­стве случаев хозяйственными карликами. Между прочим, в США функционирует свыше 1 млн. корпо­раций, среди которых одно время в штате Калифор­ния было зарегистрировано акционерное общество «Гартман тул компани» с двумя наемными рабочими. И все это в том самом списке американских корпо­раций, который открывают небезызвестные монопо­лии «Экссон» и «Дженерал моторе», на чьих пред­приятиях работает свыше 1 млн. человек.

Что же лежит в основе подобного «сожитель­ства»?

Сегодня в сфере материального производства раз­витых капиталистических стран сложилась многосту­пенчатая система подрядных и субподрядных работ, многозвенная хозяйственная иерархия поставщиков и субпоставщиков, представленная наиболее широко в таких ведущих отраслях, как автомобилестроение и электроника, химия и машиностроение. На концерны «Сименс» и «АЭГ» работает примерно по 30 тыс. по­ставщиков, на «Крупп» — 23 тыс., на «Байер» — 17,5 тыс., на «Даймлер — Бенц» — 16,6 тыс., на «Маннесман»—14 тыс.

Монополии зорко следят за своими предприятиями - сателлитами. Они могут дать им в аренду новейшее оборудование и инструменты, обеспечить сырьем и материалами, а порой оказать финансовую или тех­ническую помощь. С другой стороны, монополии всег­да имеют возможность не возобновлять договор с тем или иным поставщиком. Концерн-заказчик строго кон­тролирует качество поставляемой продукции, требуя при этом новых усилий в области снижения издержек производства и, само собой разумеется, цен. Да, цена и здесь играет особую роль. Ведь, по существу, моно­полия диктует уровень цен и как бы предопределяет заранее размер дохода, который попадает в руки са­теллита. Мелкий поставщик отнюдь не стоит вне эко­номической системы концерна-заказчика. Он образу­ет органический элемент ее структуры и в то же время является частным независимым собственником. Моно­полия видит здесь очевидное преимущество по сравне­нию с обычным наемным работником. Как правило, такие собственники содействуют резкому усилению эксплуатации трудящихся на своих предприятиях, а монополия через систему договорных цен уверенно перекачивает в свои сейфы весомую часть добавочной прибыли. В конечном счете «независимость» поставщи­ка сводится к тому, что в любой момент головной кон­церн может ликвидировать вассальное соглашение, и тогда...

Прежде чем ответить на вопрос, что бывает тогда, послушаем заключение одного американского экспер­та, касающееся проблемы «сотрудничества» большого и малого бизнеса: «Крупные фирмы необходимы для осуществления проектов большого масштаба, что не под силу небольшой фирме. Но несомненно и то, что наша экономика пострадала бы, если бы все отрасли состояли из нескольких крупных фирм...» Своеобраз­ным продолжением этой «логики» является высказы­вание западногерманского автора: «...жестокая борь­ба гигантов за рынок еще поставит трудные проблемы перед более мелкими предприятиями», которые «будут в большинстве случаев стремиться друг к другу или еще охотнее искать охраны и защиты крупных».

Итак, конкуренция конкуренцией, но мелким фир­мам не обойтись без защиты со стороны монополий. И последние не упускают любой благоприятной возможности, чтобы выступить в роли «бескорыстных» защитников. Правда, в специальную комиссию кон­гресса по делам малого бизнеса США нередко прихо­дят многочисленные жалобы тех предпринимателей, которых излишне ревностно «охраняет» большой биз­нес. Однако было бы крайне наивно судить о реаль­ном положении мелких фирм-контрагентов лишь по числу поданных ими жалоб. Журнал «Бизнес уик» как-то опубликовал интервью представителя профсою­за автомобилестроителей, в котором он сообщил, что многие поставщики «избегают жаловаться на крупные компании публично, считая, что это было бы для них равносильно самоубийству».

Теперь есть смысл перенестись с американского континента в Страну восходящего солнца. Для начала известный японский экономист К. Нагасу введет нас в курс некоторых проблем промышленного развития страны: «Нынешние перемены в промышленности по- истине головокружительны, причем переходы от рас­цвета к увяданию, от роста к упадку происходят со сказочной быстротой. Радикальные изменения затра­гивают не только японскую экономику, буквально на глазах трансформируется содержание производствен­ной деятельности и сам уклад жизни народа. Одни люди, сами того не ведая, оказываются на краю пропасти, другие умудряются держаться на самом гребне экономического подъема». Для того чтобы понять, кто эти «одни» и кто «другие», нет необходимости прони­кать в загадочную психологию «японской души», поскольку «экономическая икебана» — при всех ее от­личительных особенностях по сравнению с американ­скими или западноевропейскими образцами — подчи­нена не причудливым нормам эстетики, а значитель­но более строгим и всеобщим нормам вездесущей мо­нополизации.

Искусство составления «букетов» из разномас­штабных предприятий, получившее в экономической литературе сухие названия «пространственного комбинирования» и «группирования», доведено у япон­ских монополий до высокого уровня совершенства. Один из ведущих электротехнических концернов стра­ны, «Мацусита дэнки», имеет, например, на вооруже­нии сложную систему подрядов первой, второй, тре­тьей и т. д. степеней, которая охватывает не только мелкие и мельчайшие, но и надомные предприя­тия. Формируя такие «производственные команды», головные концерны при каждом перезаключении до­говоров требуют в обязательном порядке от своих по­допечных снижения издержек производства от 5 до 10%. Всем, кого эти условия не устраивают, предла­гается расторжение деловых уз. «Независимая мелко­та» превращается, таким образом, в руках концер­нов в гибкий инструмент конкурентной борьбы. Бла­годаря ее существованию монополистический капитал добивается сегодня немалой экономии и на издержках обращения. Ведь в сфере сбыта и обслуживания сно­ва и снова происходит непрекращающийся процесс воспроизводства той же мелкоты.

Знаменитые в прошлом «подъем Дзимму» и «конъюнктура небесного чертога» (так некогда выс­пренно называли в Японии времена промышленных бумов), а равно и все последующие экономические подъемы и кризисы четко поделили «свободных пред­принимателей» на «одних» и «других». И упомянутый выше К. Нагасу был вынужден сделать характерное признание: «...основные отрасли практически контро­лируются ничтожной горсткой крупных компаний, ве­дущих между собой ожесточенную конкурентную борь­бу... Во имя процветания крупных компаний, во имя совершенствования и модернизации промышленной структуры приносилось в жертву все остальное». Сви­детельство тому — прогрессирующий рост массовых банкротств, которые прежде всего сбрасывают в пропасть многие тысячи представителей малого бизнеса. В 1955 г. количество обанкротившихся в Японии фирм составило 605, в 1965 г.— 6141, в 1974 г.— более 10 тыс., а за 5 лет (1975—1979 гг.)—78,6 тыс. Буржуазные специалисты в области экономической статистики предпочитают называть эти крахи «де­ловой смертностью». А если где-то за «деловой смертностью» последует физическая, то такие све­дения уже отражаются по линии статистики медицин­ской.

Массовые банкротства — отнюдь не только япон­ский феномен. Это естественный спутник обостряю­щейся капиталистической конкуренции, один из ее ви­димых результатов. В период кризиса середины 70-х годов ежегодное количество ликвидированных фирм превысило в Англии 2 тыс., в Италии — 3 тыс., а в США по сложившейся традиции оно колебалось во всех сферах экономической жизни в пределах несколь­ких сотен тысяч. Вторая половина 70-х годов ознаме­новалась новым «этюдом в минорных тонах». За одно пятилетие (1975—1979 гг.) количество банкротств в США (только в промышленности и торговле) соста­вило 43,3 тыс., а во Франции — 71,7 тыс. «Деловая смертность» продолжает поражать и «социальное ры­ночное хозяйство» ФРГ. За 30 лет (1949—1978 гг.) здесь разорилось 148,2 тыс. фирм, в том числе лишь на последнее десятилетие (1969—1978 гг.) пришлось 67,1 тыс. крахов, или 45,3%. При этом в промышлен­ности обанкротилось около 23 тыс. фирм, в строи­тельстве—15 тыс., а в торговле и сфере услуг — 56,2 тыс.

Явному превосходству, которым обладает по части разорения сфера сбыта и обслуживания, удивляться не приходится: сама многочисленность мелкого бизне­са прямо пропорциональна его недолговечности. Точно так же вполне закономерными были и массовые бан­кротства «независимых» собственников бензозапра­вочных станций (особенно в США) в период разразив­шегося энергетического кризиса. Заметим кстати, что этот кризис принес нефтяным концернам новые, ре­кордные прибыли, так как почти пятикратное повыше­ние цен на нефть, проведенное рядом нефтедобываю­щих стран, монополии целенаправленно и в соответст­вующей пропорции перекладывали на потребителей. Одновременно десяткам тысяч своих торговых васса­лов они предоставили почетную «привилегию» погиб­нуть за экономические интересы большого бизнеса.

И совсем не ради ирония употреблено здесь слово «привилегия». Дело в том, что с массой мелких пред­приятий, занятых в сфере сбыта и обслуживания, кон­церны заключают, как правило, так называемый «до­говор о франшизе», а «франшиз» в переводе с англий­ского означает «привилегия». Между прочим, за пра­во продавать фирменные товары, на которых стоит престижное клеймо крупнейших концернов, многочис­ленные дилеры и прочие розничные торговцы ведут длительную и нелегкую борьбу, быть может и действи­тельно не ведая того, чем может обернуться в итоге завоеванное ими расположение какой-либо нефтяной, автомобильной, электротехнической или многоотрасле­вой монополии с мировым именем.

Однако и потерять расположение крупной компа­нии для мелкого буржуа, выбившегося в бизнесмены, не менее опасно. В свое время, когда на горизонте еще даже не маячила зловещая тень энергетического кри­зиса, в ту самую комиссию американского конгресса, которая по долгу службы вынуждена заниматься бе­дами карликовых хозяйств, попало дело о разорении некой семьи Пауэлл.

Супруги Пауэлл взяли в аренду бензозаправочную станцию у компании «Синклер ойл», наняли трех ра­бочих, прикупили новое оборудование и решили (биз­нес есть бизнес) продавать помимо фирменного бензи­на некоторые сопутствующие товары, вроде сигарет, прохладительных напитков и жевательной резинки. Но увы! Вскоре к ним прибыл официальный представи­тель «Синклер ойл» (обратите внимание на осведом­ленность арендодателя) и категорически запретил «засорять» в ходе сбыта фирменный товар нефирмен­ным. Исключение было сделано только для кока-ко­лы (с этой компанией «Синклер ойл» поддерживала дружеские отношения). Самое строгое табу наложили на реализацию «чужих» смазочных масел, несмотря на то что большинство автомобилистов требовало имен­но их. Супруги обнаружили несговорчивость. И тогда «Синклер ойл» решительно расторгла договор об арен­де станции, а незадачливые Пауэллы лишились всех своих сбережений и дома в придачу. Такова одна из многих невеселых историй о том, как во имя процве­тания крупных компаний приносятся в жертву интере­сы мелких собственников.

В огненной купели конкуренции, применяя бога­тейший арсенал «ценовых» и «неценовых» инструмен­тов научно-технического, промышленного и торгового соперничества, монополистический капитал обретает право на безраздельную власть. Однако сочетание этой власти, опирающейся на гигантское обобществ­ление производства, со стихией конкурентной борьбы, со стихией возведенных в степень частнособственниче­ских инстинктов доводит до крайнего предела углуб­ление основного противоречия капиталистического общества. В. И. Ленин сделал отсюда вывод непре­ходящего теоретического и практического значения: «Именно это соединение противоречащих друг другу «начал»: конкуренции и монополии и существенно для империализма, именно оно и подготовляет крах, т. е. социалистическую революцию»

В преддверии этого краха, в поисках сколько-ни­будь твердых опор в водоворотах острейших капита­листических противоречий монополии находят достаточно сильного и влиятельного партнера. Им стано­вится само буржуазное государство.