Эпидемия всеядности

На рубеже 50—60-х годов в экономике развитых ка­питалистических стран берет начало самая мощная волна централизации капиталов. Ее видимый результат— огромное число слияний и поглощений, за кото­рыми скрывается не что иное, как бурный рост объе­динения капиталов, функционирующих, кстати ска­зать, не только в промышленности, но и во всех дру­гих сферах экономической жизни.

Буржуазная статистика пользуется неодинаковы­ми методами учета слияний фирм в отдельных стра­нах. Однако даже на основании далеко не точных дан­ных вырисовывается впечатляющая картина происхо­дящих явлений.

В истории промышленности США (на ее монопо­листической стадии) заметны три крупных периода, в ходе которых процесс объединения капиталов протекал с разной степенью интенсивности: 1895—1912 гг., 1920—1939 гг. и 1947—1971 гг. По этим периодам и оказались рассредоточенными наиболее сильные всплески слияний и поглощений. Итак, прислушаемся к сухому языку цифр.

Среднегодовое количество объединений капиталов составило в первом периоде 215, во втором — 454 и в третьем — 815. Рост очевиден, но это еще далеко не все. В рамках каждого периода можно выделить от­резки длиною в пять лет и убедиться в том, как усред­ненные показатели вуалируют действительные пики централизации. Среднегодовая численность слияний и поглощений фирм в течение 1898—1902 гг. (а ведь это была заря империалистической монополизации) до­стигла 531, за 1925—1929 гг. (на пороге самого раз­рушительного кризиса)—917 и, наконец, в 1967— 1971 гг.—1714. Сопоставление «пиковых» ситуаций за равные (в данном случае пятилетние) периоды вре­мени наглядно показывает, что даже бум слияний перед «великой депрессией» 1929—1933 гг. был почти в 2 раза менее интенсивным, чем монополизация ин­дустрии в преддверии кризиса 1974—1975 гг.

Централизация капиталов бурно наращивалась в 60—70-х годах и в других регионах капиталистическо­го мира. В ФРГ среднегодовое число крупных и круп­нейших слияний и поглощений увеличилось почти в 23 раза: с 23 (за период 1958—1962 гг.) до 522 (за период 1976—1978 гг.). В течение 60-х годов в Вели­кобритании было зафиксировано 8,2 тыс. слияний, а в Японии — более 9 тыс.. При этом в границах одного десятилетия среднегодовое количество объединений капиталов возросло в Англии почти в 2 раза и во Франции — в 1,5 раза. И наконец, по имеющимся све­дениям, лишь за два года (1970—1971) общее число крупных слияний во всех развитых капиталистических странах оказалось равным их количеству за все пре­дыдущее десятилетие.

А теперь от цифровых показателей перейдем хотя бы к некоторым конкретным событиям многосложного бытия большого бизнеса.

В конце 60-х годов в Великобритании возник но­вый автомобильный концерн «Бритиш Лейлэнд мотор корп.» путем поэтапного объединения в течение вось­ми лет десяти независимых фирм. Похожим образом создавалась и английская монополия «Интернэшнл компьютере Лтд», превратившаяся в крупнейшего не­американского производителя ЭВМ. В один концерн здесь было объединено девять фирм.

Сенсационный характер имели многие монополи­стические захваты в ФРГ. Металлургический концерн «Тиссен» ассимилировал знаменитую фирму «Феникс— Райнрор АГ», весомую часть бывшей империи Круппа — компанию «Хюттенверк Оберхаузен АГ» и, наконец, мощный концерн «Райншталь АГ» (послед­няя сделка по масштабам является до сих пор непревзойденной в истории страны). «Маннесман» поглотил фирму «Демаг», «Сименс» — «Осрам», «Даймлер-Бенц» — «Ханомаг — Хеншель» и «Клекнер» — «Максимилиансхютте». При этом годовой обо­рот каждой из присоединенных компаний превышал

1 млрд. марок. Что касается автомобильного концер­на «Фольксваген», то он провел достаточно хитроум­ную «трансакцию», когда сначала выкупил у «Дайм­лер-Бенц» одну из его фирм («Ауто Унион»), под­чинил себе крупного аутсайдера—акционерное обще­ство «НСУ моторенверке АГ» и затем осуществил сли­яние обеих новоприобретенных «дочерей» в единую компанию с длинным названием «Ауди НСУ Ауто Унион АГ». Во французском же автомобилестроении шумную известность получило объединение в середине 70-х годов всемирно известных концернов «Пежо» и «Ситроен», причем основным акционером последнего выступает резинотехнический концерн «Мишлен».

Думается, нет необходимости продолжать список названий тех или иных монополий той или иной нацио­нальной принадлежности, которые небезуспешно про­кладывали и продолжают прокладывать свой курс, ла­вируя на гребнях волн централизации.

И здесь нельзя не заметить, что при любых слия­ниях (а равно и поглощениях) особый интерес пред­ставляет их отраслевой профиль. Исконно классиче­скими считаются два направления в объединении ка­питалов: горизонтальное и вертикальное. Первое об­наруживается в ходе слияния фирм в рамках одной отрасли, а второе — на межотраслевом уровне, когда происходит сочетание производств, взаимно дополняю­щих друг друга технологически или функционально. Слияния, о которых только что шла речь, и являются преимущественно либо горизонтальными, либо верти­кальными. Однако если одна из ведущих нефтяных корпораций США «Галф ойл» покупает (и, естествен­но, за немалую сумму) крупнейший в мире цирк, то подобное вторжение уже невозможно отнести к тра­диционным формам поглощений. Слияния этого рода в течение последних десятилетий становятся все бо­лее заметными.

Известный американский экономист П. Дракер в свое время опубликовал на страницах одного серь­езного журнала следующее риторическое поучение: «Прежде всего надо знать то, что делаешь, понимать свое дело». Непосредственным поводом к таким глу­бокомысленным наставлениям как раз и послужили процессы, развернувшиеся в сфере монополизации ка­питалистической экономики: в единое целое начали объединяться самые разнохарактерные предприятия, производства и услуги. В результате формировался этакий экономический винегрет, который, по мысли его создателей, должен был приносить прибыль имен­но благодаря своему «многопрофильному» содержа­нию. Это явление получило в буржуазных экономиче­ских сочинениях название «синергетики» (от греческо­го «синергос» — совместно действующий). С выдвига­емым тезисом не соглашались многие экономисты и дельцы. Несогласные (среди них и упомянутый П. Дракер) выступали против произвольной компонов­ки предприятий, не видя в ней никаких преимуществ.

Пока теоретики (а равно и практики из числа ве­дущих менеджеров) без устали скрещивали копья, экономическая жизнь шла своим чередом, и в США возник конгломератный бум, то есть, проще говоря, стали возникать монополии-конгломераты. Первый американский конгломерат «Текстрон» был еще в середине 50-х годов обыкновенной текстильной фирмой. С 1954 по 1970 г. его оборот увеличился в 16 раз: со 100 млн. долл. до 1,6 млрд. долл. Менее чем за 10 лет он поглотил около 50 различных компаний. В итоге корпорация приобрела контроль над 178 заводами, выпускающими товары более 70 видов — от военных вертолетов и ракетных двигателей до браслетов для часов и кормов для цыплят.

Для того чтобы яснее понять, почему современные монополии (причем не только американские) начали активно трансформировать свою отраслевую структу­ру, объединяя самые разнообразные производства, не­обходимо прежде всего пристальнее вглядеться в эту разновидность монополистических поглощений, кото­рая получила название «диверсификации».

Слово «диверсификация» происходит от латинских корней «диверсус» — разный и «факио» — делаю. На языке большого бизнеса оно означает вторжение моно­полий в самые разнообразные отрасли и выражается в резком усилении многоотраслевого характера кон­цернов.

Диверсификация развертывается под влиянием структурных сдвигов в экономике, когда происходит

сложный процесс трансформации или затухания ста­рых отраслей и одновременного рождения новых. Уг­лубляющееся разделение труда приводит к тому, что само понятие отрасли становится расплывчатым, ее границы — менее четкими. Множится число товарных рынков, форсировано обновляется промышленная продукция. По данным, публикуемым американской фирмой «Макгроу — Хилл», в 1960 г. на новую продук­цию, не производившуюся в США 15 лет назад, прихо­дилось около 10% общего объема продаж обрабаты­вающей промышленности страны, в 1967 г. доля этой продукции достигла 40%, а по прогнозу на 1982 г. должна увеличиться до 60%.

Сегодня одной из ведущих организационных форм монополистических объединений являются именно многоотраслевые (диверсифицированные) концерны. Многосторонность хозяйственной деятельности, как отмечают даже буржуазные авторы, становится не исключением, а правилом экономической политики гигантских корпораций. Эта политика есть, по сути, не что иное, как новая попытка монополий приспосо­биться к современному уровню развития производительных сил.

Многоотраслевой характер монополий порожден в конечном счете закономерным стремлением к макси­мальному самовозрастанию, свойственным любому ка­питалу. Этот характер складывается и закаляется в наши дни в погоне концернов за новыми сферами при­ложения капиталов, источниками сырья и энергии, рынками сбыта готовой продукции и сферами обслу­живания ее потребителей. Многосторонность играет роль одного из важнейших инструментов усиления конкурентоспособности. В условиях дальнейшего уг­лубления общего кризиса капитализма жажда само - возрастания наиболее тесно переплетается у монополистического капитала с отчаянной потребностью его самосохранения. Поэтому современные «мамонты» для расширения своей власти, как никогда в прошлом, де­лают ставку на почти не знающую границ всеядность.

В ряде случаев при всем многообразии выпускае­мых товаров монополии сохраняют их традиционное технологическое единство. Американский химический концерн «Дюпон де Немур» предлагает потребителям синтетические волокна и пластмассы, органические хи­микаты и фототовары, лаки и биохимикаты, пигмен­ты, промышленные химикаты и многое другое. Не нужно быть специалистом, чтобы понять, что весь пе­речисленный ассортимент представляет собой продук­цию современной химии. А вот электротехнический концерн «Вестингауз» уже позволяет себе серьезные отклонения от базовой отрасли. Он выпускает атомные реакторы, проектирует и строит фабрики для опрес­нения морской воды, частично занимается сельскохо­зяйственным производством и даже продажей особых фирменных бутылок. Кстати, о бутылках (точнее, о стекле, из которого их делают). Не кто-нибудь, а сам «король-солнце» Людовик XIV смотрел на свое отра­жение в зеркалах, изготовленных старинной компани­ей «Сен-Гобен». Ныне же компания «Сен-Гобен», став­шая крупнейшим стекольным концерном Франции, со­четалась «законным браком» с компанией «Понт-а-Муссон», занимающейся производством стальных труб и другой продукции тяжелой промышленности. В ито­ге объединенная диверсифицированная монополия «Сен-Гобен — Понт-а-Муссон» контролирует рынок промышленных и бытовых стеклоизделий, строитель­ных материалов, проникла в атомную энергетику и по­думывает о налаживании производства электронной аппаратуры. В эту группу входит сейчас 447 промыш­ленных и финансовых компаний, а благодаря развет­вленной системе участий она включила в свою орбиту еще 744 фирмы.

Не желают отставать от конкурентов по части ши­роты интересов и японские концерны. Если ассорти­мент товаров американского «Дженерал электрик» насчитывает более 200 тыс. различных видов изделий, то диапазон японской электротехнической монополии «Тосиба», хотя и выпускающей лишь около 200 наи­менований продукции, охватывает, с одной стороны, атомные реакторы, а с другой — стиральные машины, моющие средства и пишущие машинки. Любопытно, что одна из ведущих внешнеторговых (обратите вни­мание— непромышленных!) компаний Японии «Ничимен», как об этом сказано в ее красочном про­спекте, «участвует в разработке природных ресурсов Мирового океана, в медицинской промышленности, занимается строительством домов и гостиниц», владея одновременно сетью бензозаправочных станций.

В настоящее время нефтяные монополии целена­правленно вторгаются в атомную энергетику, угледо­бывающую и газовую промышленность, химию и производство удобрений. Концерны, специализирующиеся на изготовлении техники информации, спешат забла­говременно проникнуть в такие отрасли, как, напри­мер, авиационный и контейнерный транспорт, изда­тельское дело, строительство и даже здравоохранение. Когда же нефтяная монополия приобретает цирк (помните случай с «Галф ойл»?), а автомобильная (концерн «Фольксваген») заводит в Бразилии живот­новодческий комплекс, то остается лишь воскликнуть: неисповедимы пути твои, диверсификация! Правда, в подобных ситуациях уже принято говорить о конгло­мерации, то есть о создании таких объединений, в рам­ках которых нельзя обнаружить не только территори­ального, функционального или технологического един­ства, но и вообще какую бы то ни было систему или логику соединения различных пpoизвoдcfв и услуг в нечто целостное. И все же вполне определенная логи­ка здесь, несомненно, просматривается — логика моно­полистической наживы. Генеральный секретарь Ком­мунистической партии США Гэс Холл образно назвал конгломерацию «капиталистическим каннибализмом в энной степени».

Диверсификация в условиях современного капита­лизма выступает, таким образом, как путь, который ведет к образованию монополий-конгломератов. Одна­ко и практически и теоретически саму диверсифика­цию неправомерно полностью отождествлять с конгло­мерацией, поскольку она в большинстве случаев про­должает сохранять определенное единство поглощае­мых и сливаемых предприятий. Тем не менее статис­тика капиталистических стран, как правило, не разли­чает эти новоявленные разновидности монополизации экономики, а в ФРГ, например, даже вертикальные слияния рассматривают порой в качестве «особого ва­рианта» диверсификации. Одновременно делается по­пытка выделять так называемые инвестиционные кон­гломератные слияния, порождающие «чистые» конгло­мераты, и «функциональные», вызывающие возникно­вение «сверхдиверсифицированных» концернов.

Инвестиционные слияния, а отсюда и собственно конгломераты как раз и получили наибольшее рас­пространение в США. В подавляющем большинстве случаев в роли творцов подобных монополий-конгломератов выступали финансовые спекулянты. Эти но­воявленные Саккары и Каупервуды, неразборчивые в средствах, покупали, поглощали, сливали (а иногда разукрупняли) десятки и даже сотни компаний (зна­менитый концерн «ИТТ», превращаясь в конгломерат, поглотил более 250 фирм). Их не беспокоила несов­местимость объединяемых производств. Их интересо­вало только одно — скорейшее обогащение. В ход пускалась сложная эквилибристика финансовых махина­ций: азартная игра на бирже, бойкая торговля акция­ми, учреждение так называемых «компаний-призраков» для получения дополнительных банковских ссуд и многое другое. В 1972 г. в Нью-Йорке вышла солид­ная монография под названием «Подъем и возвраще­ние титана Техаса». Она была посвящена Дж. Лингу — организатору крупного конгломерата «Линг — Темко — Воут» («ЛТВ»). Там приводится одно из его высказываний: «Задача конгломератов — динамически управлять активами, направлять капиталы в наиболее выгодные области, неважно в какие; постоянно пере­сматривать свои активы и как можно скорее избав­ляться от нерентабельных, а на вырученные деньги приобретать новые». Комментарии, пожалуй, излишни.

Остается добавить, что мировой экономический кризис середины 70-х годов оказал серьезное разруши­тельное воздействие на конгломераты. Одни из них во­обще прекратили свое существование, иные сузили от­раслевую многогранность.

На страницах буржуазной прессы замелькали ост­рокритические замечания по поводу конгломератного бума. «Многие управляющие,— заявил президент од­ной американской фирмы,— считали, что диверсифи­кация— панацея от всех зол, но эта стратегия потер­пела полное фиаско; диверсифицированные фирмы не избавлены от влияния циклических факторов и, следо­вательно, уязвимы в будущем». И тем не менее дивер­сификация развивается. Централизация капиталов интенсивно наращивается, приводя к созданию могу­щественных многоотраслевых концернов. Да и «чис­тые» конгломераты (эти паразитические монстры, возникшие на ниве спекулятивной горячки) вряд ли мож­но считать лишь неожиданным зигзагом капиталисти­ческой экономики. Уместно вспомнить высказывание В. И. Ленина, что в эпоху империализма не случайно, а вполне закономерно «главные прибыли достаются «гениям» финансовых проделок», что «в основе этих проделок и мошенничеств лежит обобществление про­изводства, но гигантский прогресс человечества, до­работавшегося до этого обобществления, идет на поль­зу... спекулянтам».

«Всеядность» монополии во всех ее разновидностях и вне зависимости от того, простирается ли она непо­средственно на сферу функционирующего или фиктив­ного капитала, есть закономерный процесс, есть фор­ма капиталистического обобществления. Возникнове­ние современных метаморфоз в рамках этой формы придает самому обобществлению еще более противо­речивый и даже иррациональный характер.

Дальнейшему усилению этой противоречивости способствует в настоящее время прогрессирующая ин­тернационализация производства. Монополистический капитал все более активно устремляется в зарубеж­ный вояж. Что жаждут найти «мамонты» за предела­ми своих отечеств? Новую панацею от зол?