Демократический фасад

В середине первого срока Путина все еще слишком рано давать исчерпывающую оценку его президентства. Конечно, он совершил несколько весьма важных дел. Самое главное - во всей стране внешне стало больше покоя и стабильности, чем когда-либо при Ельцине. Опросы показывают, что население смотрит в будущее оптимистичнее, чем последние лет десять. Путин успокоил опасения - может быть, преувеличенные, но все равно реальные, - что Россия стоит на грани распада. В то же время он своей политикой отодвинул в будущее какой-либо прогресс в деле построения рыночной демократии западного типа. В некоторых отношениях придерживаясь либеральной экономической программы, он наложил более жесткие ограничения на демократическую практику, создав, по словам многих комментаторов, «управляемую демократию».

Ясно также, что Путин далек от того, чтобы построить «суперцентрализованное» государство, о котором говорил, придя к власти. Побыв несколько месяцев президентом, он начал отрицать, что когда-либо ставил себе такую цель. В одном интервью, подводя итоги 2000 г., он сказал: «Мы постепенно уходим от децентрализованного государства, но мы ни в коем случае не должны вернуться к суперцентрализации по советскому образцу»25. За последнее десятилетие политическая система в России стала слишком плюралистичной, государство - слишком слабым, а противодействующие силы слишком велики, чтобы суперцентрализация представляла собой сколько - нибудь реальную альтернативу.

При Путине в России, скорее, происходит медленное упрочение режима, возникшего при Ельцине - т. е. постепенное упорядочение элементов олигархического режима, где Путин будет одной из ключевых фигур (просто в силу занимаемого поста), но отнюдь не главной. Его будут окружать другие люди, контролирующие важнейшие элементы политической и экономической системы на общегосударственном и региональном уровне. Путин же (или, вернее, Кремль) потребует от олигархов и губернаторов единственно политической лояльности и своевременной уплаты дани (собранных налогов); взамен они получат возможность управлять своими предприятиями или регионами, как пожелают. Борьба между олигархическими группами утратит - собственно, уже утратила - тот бурный характер, какой имела при Ельцине. Воцарится гораздо большее подобие порядка.

Если есть аналогии такому режиму, то это, пожалуй, мексиканский режим, существовавший на протяжении большей части XX в. Он может прикрываться фасадом из демократических институтов, но они практически лишены реального содержания. Роль средств массовой информации показывает, как действует подобная система. Путин, выступая против Березовского и Гусинского, продолжает утверждать, что защищает «подлинную» свободу прессы. С его точки зрения, проблема заключается в том, что экономическая нерентабельность многих средств массовой информации поставила их в зависимость от коммерческих и политических интересов их владельцев, позволяя использовать их для сведения счетов с конкурентами, а иногда даже превращать в «средства массовой дезинформации, средства борьбы с государством». «Поэтому, - говорит он, - мы обязаны гарантировать журналистам реальную, а не показную свободу...»"’ Тем не менее СМИ постепенно смягчают критику в адрес Путина и его политики благодаря самоцензуре.

Путину нет нужды прибегать к прямой цензуре. Он и его советники проводят в отношении средств массовой информации более изощренную политику. С одной стороны, они добились, чтобы наиболее богатое и влиятельное из СМИ - общенациональное телевидение - оказалось тесно связано с Кремлем. Российская телерадиокомпания (РТР) уже контролировалась государством, когда Путин пришел к власти. Меры, принятые против Березовского, вернули государству ОРТ, а кампания против Гусинского на деле поставила под контроль Кремля третью крупнейшую национальную телекомпанию НТВ, хотя номинально она осталась в руках «Газпрома». Все эти каналы, бывает, критикуют политику Кремля, но таким образом, что это нисколько не вредит образу Путина как решительного лидера.

В то же время, желая снять с себя обвинения в том, что он покончил со свободой прессы, Путин разрешил освещать весьма широкий круг наболевших вопросов в газетах, особенно тех, что издаются и распространяются в Москве, и некоторые из них очень резко критиковали и его и его политику. Однако влияние этих газет достаточно ограниченно: их тиражи не превышают нескольких тысяч экземпляров и расходятся преимущественно в Москве. В действительности они приносят Кремлю немалую выгоду, позволяя критически настроенной московской интеллигенции публиковать все то, что иначе она говорила бы на кухне. Благодаря этому Кремлю легче быть в курсе настроений элиты.

Точно так же выборы по-прежнему остаются центральным элементом российской политической системы, но они лишены того, что сделало бы их подлинно демократическими, - своей роли в создании правительства, ответственного перед народом. «Политические технологии», манипуляция настроениями элиты и общественным мнением превратились в утонченное искусство. Выборы самого Путина показали, что человек может быть вознесен из безвестности на высший пост в стране [ за считаные месяцы, если правильно организовать кампанию пропаганды и запугивания. Избирательная кампания Путина - не единственное тому подтверждение. В 1997 г. Б. Е.Немцова вызвали из Нижнего Новгорода в Москву для работы в правительстве и тут же стали называть потенциальным преемником Ельцина. Рейтинг его популярности держался на весьма высоком уровне (гораздо более высоком, чем у ключевых политических фигур), пока несколько месяцев спустя главные средства массовой информации не ополчились против него в одной из яростных схваток, потрясавших московские элиты в то время. Последний цикл региональных выборов еще раз продемонстрировал преимущества уже занимаемой должности и силу манипуляций. Политики расплачиваются на избирательных участках не за то, что разочаровали электорат, а за то, что плохо рассчитали силы.

Сплоченная олигархия за демократическим фасадом - признак восстановления государства, чего Путин и хотел. Но вопрос в том, сможет ли такое восстановленное государство обеспечить устойчивый социально-экономический подъем, способный постепенно вернуть России ее положение в мире. Последние два года, даже в условиях экономического роста, объем инвестиций по - прежнему вопиюще не соответствовал задаче возрождения России, не ослабел и отток капиталов. В своем втором ежегодном послании Федеральному собранию в апреле 2001 г. Путин предложил программу дальнейших реформ. Как они будут осуществлены - пока неизвестно.

Мексиканский пример не вселяет уверенности в скором возрождении, хотя и показывает, что в конце концов устойчивый рост обязательно будет достигнут и помешать этому нельзя. Мексика вступила в период высокого экономического роста в 1990-е гг. - много десятилетий спустя после того, как в результате революции 1911 г. была создана ее нынешняя политическая система. К тому же системы наподобие мексиканской подвержены циклам экономического бума и банкротства. Такова, вероятно, и судьба России. В ближайшей и среднесрочной перспективе - т. е. во время президентства Путина - Россия вряд ли сумеет основательно и надолго восстановиться. Иными словами, Путин, может быть, остановил эрозию государства только для того, чтобы увидеть, что реального социально-экономического прогресса ему не добиться. Возможно, он остановил упадок только для того, чтобы заменить его стагнацией.