Риск

Мы уже отмечали, что рискованное действие может означать слишком низкую вероятность ущерба для любого отдельно взя­того человека, чтобы вызвать у него тревогу или страх. Но отде­льно взятый человек может опасаться того, что будет соверше­но большое количество таких действий. Вероятность пострадать в результате любого отдельного действия ниже, чем необходи­мо для того, чтобы вызвать страх, но совокупность этих действий может давать достаточно высокую вероятность нанесения вре­да. Если за каждым из таких действий стоят разные люди, никто из них по отдельности не несет ответственности за возникающий страх. И трудно выяснить, ответственность за какую часть стра­ха лежит на отдельно взятом человеке. Одно действие не вызва~ ло бы страха вообще, потому что оно ниже порогового уровш а если бы действий было в совокупности на одно меньше то эт вероятно, не уменьшило бы страха. Наши прежние рассуждения относительно страха содержат доводы в пользу запрета всей сум­мы действий. Но поскольку по частям действия не влекут дурных последствий, было бы чрезмерно жестким запрещать каждое дей­ствие, составляющее эту сумму13.

КаК следует решать вопрос о том, какие из подмножеств такой совокупности, находящихся ниже порогового уровне следует раз­решить? Если обложить каждое действие налогом, потребова­лось бы централизованное или единообразное налогообложение и аппарат, принимающий решения. То же можно сказать об обще­ственных механизмах определения того, какие действия достаточ - но ценны, чтобы их разрешить; тогда остальные действяя [из этой совоКупности] следует запретить, чтобы не превысить порогового уровня. Например, можно было бы принять решение, что добыча полезных ископаемых и железнодорожные перевозки достаточно ценны, чтобы их разрешить, даже если каждый из этих видов дея­тельности создает для прохожего не меньший риск, чем принуди­тельная русская рулетка с одной пулей на п камор барабана (где п устанавливается определенным образом), которая предет так как имеет недостаточную ценность. В естественжш состо­янии, в котором нет центрального или единого аппарата, спо­собного принимать или уполномоченного принимать подобные решения, возникают проблемы. (В главе 5 мы обсуждав помо­гает ли их решать так называемый «принцип честности» [principle of fairness] Герберта Харта.) Эти проблемы можно умеиш если состояние в целом (совокупность ниже порогового уровня и 1\гь) могло бы быть достигнуто действием некоего механизма типа «невидимой руки». Но механизм, способный этого достичь, пока не описан; к тому же нужно было бы показать, каким обра­зом такой механизм может появиться в естественном состоянии. (Здесь, как и далее, нам пригодилась бы теория, точно объясня­ющая, какие типы макросостояний могут возникнуть в резуль - тате действия тех или иных механизмов типа «невидимой рю» и описывающая такие механизмы.)

Действительно, запрет на любое отдельное действие, возмолшьш по­следствия которого вызвали бы страх в том случае, если бы они ояш-дались с определенностью, которое могло бы быть частью совсжуп-ности подобных действий, порождающей страх, при том что наличие или отсутствие страха зависит от того, сколько именно сходных дей­ствий содержит эта совокупность, — такой запрет охватил бы чрез­вычайно большую область.

Действия, связанные с риском нарушить чужие границы, ста­вят серьезные проблемы перед концепцией естественных прав (Вопрос дополнительно усложняется разнообразием возможно­стей: может быть известно, какие именно люди будут подвергаться риску, а может быть известно только то, что это может случиться с кем-нибудь; вероятность понести ущерб может быть известна точно или в пределах некоторого интервала и т. п.) Каков уровень начиная с которого вероятность ущерба, нарушающего чьи-то права, сама является нарушением прав? Вместо единого поро­гового уровня вероятности для всех случаев ущерба, возможно, этот уровень может зависеть от серьезности ущерба — чем выше ущерб, тем ниже пороговый уровень. Можно представить себе некоторое определенное значение ожидаемого ущерба, единое для всех действий и определяющее границу нарушения прав; дейст­вие нарушает чьи-либо права, если ожидаемый ущерб для этого индивида (т. е. вероятность ущерба, умноженная на его величину) не меньше данного значения. Но чему равно это фиксированное значение? Равно ли оно ущербу от наименее значительного акта (гарантированно наносящего только этот ущерб) из тех, Которые нарушают естественные права личности? Такая интерпретация не может быть использована традицией, с точки зрения которой украсть у человека пенни, булавку или любой другой сколь угодно мелкий предмет — это нарушение прав. Эта традиция не уста­навливает нижнее пороговое значение ущерба в случае когда ущерб гарантирован. Трудно представить себе, что традиция есте­ственных прав, не отступая от своих принципиальных положе­ний, может установить пороговое значение вероятности, начиная с которого возникает неприемлемо высокий риск для других. Это означает, что трудно понять, как в этих случаях традиция естест­венных прав проводит столь важные для нее границы**

Можно было бы убедительно аргументировать, что подход, предпо­лагающий континуальное множество значений вероятности и тре­бующий установления порогового значения, является неправильной постановкой задачи, и в результате любое положение того порогового значения (кроме О или 1) почти наверняка будет выглядеть произ­вольным. Альтернативный подход начал бы с соображений, «перпен­дикулярных» рассмотрению вероятностей, чтобы теоретически вы­вести из них ответ на вопросы о рискованных действиях. Возможны два типа теорий. Теория одного типа могла бы установить, где следует провести границу так, чтобы это решение не казалось произвольным: хотя место этой границы на шкале вероятностей ничем не примеча­тельно, оно выделяется в других измерениях, которые учитывает эта теория. Теория другого типа могла бы предложить критерии принятия решений о рискованных действиях, не требующие проведения грани­цы на вероятностной оси (или на оси математического ожидания,

Если ни одна теория естественного права еще не установила точную линию, определяющую естественные права людей в рис­кованных ситуациях, что должно происходить в естественном состоянии? В отношении каждого отдельного действия, которое порождает риск нарушения границ в отношении других людей, у нас есть следующие три возможности:

1. Действие запрещено и наказуемо, даже если компенса­ция выплачивается за любое нарушение границ, а также в том случае, когда выясняется, что ничьи границы не бы­ли нарушены.

2. Действие разрешено при условии выплаты компенсации тем лицам, чьи границы действительно были нарушены.

3. Действие разрешено при условии выплаты компенсации всем тем, кто подвергся риску нарушения границ, вне зави­симости от того, были ли действительно нарушены границы этих людей.

Третий вариант позволяет людям выбрать и второй: они могут сложить выплаты, положенные тем, кто подвергался риску, чтобы обеспечить полную компенсацию тем, чьи границы были действи­тельно нарушены. Третий вариант будет убедителен, если созда­ние значимого риска для другого само по себе рассматривает­ся как пересечение границ, которое должно быть компенсирова­но, возможно, потому что при этом у людей возникают опасения и страх*. (Лица, добровольно идущие на такой риск в условиях рынка, получают «компенсацию» в виде более высокой заработ­ной платы за профессиональный риск вне зависимости от того, реализуется он или нет.)

Чарльз Фрид недавно предположил, что люди согласились бы с системой, которая позволяет им подвергать друг друга «нормаль­ному» риску смерти, и предпочли бы ее системе, которая в при­нципе запрещает подвергать жизнь других риску14. Никто не по­падает в особенно невыгодное положение по сравнению с други­ми; каждый получает право для достижения собственных целей осуществлять деятельность, подвергающую риску других, предо­ставляя им в обмен право поступать так же по отношению к нему. риски, которым подвергают индивида другие люди, — это те же самые риски, на которые он готов бы был пойти для достижения своих целей; то же самое верно относительно рисков, которым он подвергает других. Однако мир устроен так, что в ходе достижения собственных целей люди зачастую должны подвергать других рис­кам, которые они не могут взять непосредственно на себя. Есте­ственно, сама собой возникает идея торговли рисками. Если идею Фрида пересказать в терминах обмена, возникает другой вариант: явная компенсация каждого случая возникновения риска наруше­ния границ для тех, кто подвергается риску (третья из перечислен­ных выше возможностей). Такая схема отличалась бы от предло­женного Фридом общего пула рисков тем, что она была бы более справедлива. Однако практика точного измерения риска для других людей и соответствующей компенсации, по-видимому, предпола­гает огромные транзакционные издержки. Легко придумать, как повысить ее эффективность (например, централизованно хранить документацию и производить выплаты каждые n месяцев), но без отработанного институционального инструмента система останет­ся чудовищно громоздкой. Поскольку из-за огромных транзакци-онных издержек самый честный вариант может быть нереализу­ем, можно другой, например, предложенный Фридом общий пул рисков. Эти варианты будут предусматривать посто­янные мелкие несправедливости и отдельные категории крупных. Например, дети, которые становятся жертвами риска смерти и умирают, не получают реальной выгоды, сопоставимой с выгодой тех, кто подвергает их этому риску. Вряд ли ситуация облегчается тем, что каждый взрослый подвергался этому риску в детстве и что каждый выживший ребенок, став взрослым, получит возможность подвергнуть такому риску других детей.

Система, которая обеспечивает компенсацию только тем, кто реально стал жертвой рискованной деятельности (вторая из пере­численных выше возможностей), была бы куда более управляе­мой и включала бы намного меньшие операционные и транзакци­онные издержки, чем та, при которой компенсация платится всем, кТо подвергается риску (третья возможность). Самые трудные вопросы возникают в связи с риском смерти. Как оценить вели­Чину ущерба? Если ущерб от смерти в реальности компенсиро­вать невозможно, за неимением лучшего можно было бы, даже если не принимать во внимание фактор страха, выплачивать воз­мещение всем, кто подвергается такому риску. Хотя посмертные выплаты родственникам или благотворительным фондам, пыш­ные похороны, роскошный памятник и тому подобные действия имеют очевидные недостатки с точки зрения покойника, индивид может получить выгоду от посмертных компенсационных выплат, предназначенных для жертв. Он может продать право на получе­ние посмертной компенсации компании, скупающей такие права. Цена была бы не выше, чем ожидаемая денежная стоимость прав (вероятность получения выплат, умноженная на их абсолютную величину); насколько ниже была бы цена, зависело бы от степени конкуренции в отрасли, от ставки процента и т. п. Такая систе­ма не обеспечивала бы полной компенсации собственно жертвам в соответствии с измеренным ущербом; а другие, те, кто в итоге не пострадал бы, получили бы выгоду, продав свои права на ком­пенсацию. Однако каждый мог бы рассматривать это, ех antef., как вполне удовлетворительную сделку. (Выше мы описали спо­соб объединения выплат в пул и превращения третьей ситуации во вторую; здесь перед нами способ преобразования второй в тре­тью.) Эта система также может дать индивиду финансовый сти­мул увеличить «денежную ценность своей жизни», измеряемую с помощью критерия компенсации, чтобы увеличить цену, за ко­торую он мог бы продать право на компенсацию!5.