Положительный аргумент

Начнем с положительного аргумента. Каким образом мнение, что различия в природных дарованиях случайны с моральной точки зрения, может служить аргументом в пользу того, что имущест­венные различия, происходящие из различий в естественных пре­имуществах, должны быть сведены к нулю? Мы рассмотрим четы­ре возможных аргумента; первым будет следующий аргумент А.

1. Любой индивид должен морально заслужить свое имуще­ство; не должно быть так, чтобы люди обладали имущест­вом, которого они не заслуживают.

2. Люди не заслужили морально свои естественные преиму­щества.

3. Если Хиндивида частично определяет его У и его Х являет­ся незаслуженным, то же самое относится к его У.

Следовательно,

4. Имущество людей не должно частично определяться их естественными преимуществами.

Например:

1. Различия в имущественных владениях двух любых индивидов должны быть морально заслуженными; морально незаслужен­ных различий существовать не должно.

2. Различия в естественных преимуществах индивидов являются морально незаслуженными.

3. Различия между людьми, частично определяемые другими, неза­служенными различиями, также являются незаслуженными.

Следовательно,

4 • Различия в имущественных владениях людей не должны частично определяться различиями в их естественных преимуществах.

Этот аргумент будет замещать другие, похожие на него, но более сложные39. Однако Ролз недвусмысленно и решительно отвергает распределение в соответствии с моральными заслугами: «Здра­вый смысл склонен предполагать, что доход, богатство и вообще хорошие вещи в жизни должны распределяться в соответствии с моральными заслугами. Справедливость — это счастье в со­ответствии с добродетелью. Хотя и признается, что этот идеал никогда не может быть полностью реализован, это подходящая концепция справедливости, по крайней мере в качестве prima facie[6] принципа, и общество должно пытаться его реализовать, как только это позволят обстоятельства. Справедливость как честность отвергает эту концепцию. Такой принцип не был бы выбран вис-ходном положении» 4о.

Таким образом, Ролз не мог бы принять посылку, похожую на первую посылку аргумента А, а потому ни один из вариан­тов этого аргумента не лежит в основе отвержения им различий в долевом распределении, вытекающих из незаслуженных раз­личий в естественных преимуществах. Ролз не только отвергает посылку 1, его теория ей не коэкстенсивна. Он одобряет стиму­лирование индивидов, если это улучшает положение наименее обеспеченных, а это зачастую будет иметь место именно из - за их естественных преимуществ, так что в результате они получат большие доли. Ранее мы отметили, что концепция справедливо­сти владения имуществом, основанная на титулах собственно­сти, не являясь концепцией, калиброванной по паттерну, также не приемлет распределения в соответствии с моральными заслу­гами. Любой индивид имеет право отдать любому другому инди­виду любое имущество, на которое он имеет титул собственно­сти, вне зависимости от того, имеет ли получатель достаточные моральные заслуги, чтобы быть получателем. Принцип «каждому в соответствии с легитимными титулами собственности, которые были переданы ему легитимным образом» не является калибро­ванным по паттерну.

Если аргумент А и его первая посылка отвергнуты, не совсем понятно, как построить положительный аргумент. Рассмотрим следующий аргумент В.

1. Имущество должно распределяться в соответствии с пат­терном, не являющимся произвольным с точки зрения морали.

2. То, что люди имеют разные естественные преимущества, произвольно с моральной точки зрения.

3. Имущество не должно распределяться в соответствии с ес­тественными преимуществами.

Но различия в естественных преимуществах могут коррелиро _ с другими различиями, которые не являются произволь-ными с моральной точки зрения и которые явно могут иметь моральное значение для вопросов распределения. НаПри-Хаиек догаа что в условиях капитализма распределение обычно соответствует воспринимаемой полезности для других Поскольку различия в естественных преимуществах породят раз - личия в способности приносить пользу другим, между различи­ями в распределении и различиями в естественных преимуще­ствах будет иметь место определенная корреляция. Принципом системы не является распределение в соответствии с естествен­ными преимуществами; но в системе, принцип которой состоит в распределении в соответствии с воспринимаемой полезностью для других, различия в естественных преимуществах приведут к различию во владении имуществом. Если вывод 3 вышеПри­веденного рассуждения следует толковать расширительно, то, чтобы исключить такую возможность, он должен постулировать это явным образом. Но добавление посылки согласно которой любой пaттерн, который имеет более или мен ее коэкстенсивное описaние, произвольное с моральной точки зрения, сам явля­ется произвольным с моральной точки зрения, будет чересчур сильным хoдoм, поскольку в результате каждый паттерн станет произвольным с моральной точки зрения. Возможно, главное, чего следовало бы избегать, — это не просто коэкстенсивность но, CKoрее, некие морально произвольные черты, порождающие различия в долях распределения. Соответственно рассмотрим аргумент С.

1. Имущество должно распределяться в соответствии с пат­терном, который с моральной точки зрения не является произвольным.

2. Тo, что люди имеют разные естественные преимущества произвольно с моральной точки зрения.

3. Если частью объяснения того, почему паттерн содержит имущественные различия, является то, что иные различия между индивидами порождают эти имущественные раз­личия, и если эти иные различия произвольны с моральнои точки зрения, то паттерн также является произвольным с моральной точки зрения.

4. Различия в естественных преимуществах не должны псфолс-дать различий в имуществе индивидов.

Согласно посылке 3 этого аргумента, наличие любой мораль-ной Произвольности в основании паттерна заражает этот паттерн и делает его слишком произвольным с моральной точки зрения. Но лЮбой паттерн будет содержать какие-нибудь морально щю-извольные факты в качестве части объяснения того, как сш во3-ниКает, и в том числе паттерн, предложенный Ролзом. Принцип различия действует таким образом, что некоторые люди получают большие доли распределения, чем другие; то, какие люди гюлу-чат эти большие доли, будет зависеть, по крайней мере частично, от различий между этими людьми и другими, различий, которые являются Произвольными с моральной точки зрения поскольку неКоторым индивидам с особыми естественными преимуществами

будут предложены большие доли в качестве стимула, чтобы они использовали эти преимущества определенным образом. Вероят-но, можно сформулировать посылку, похожую на посылку 3, тaк, чтобы она исключала все, что хочет исключить Ролз, но не исклю­чала его собственною подхода. В любом случае, результирующий аргумент исходил бы из того, что набор имущественных владений индивидов должен следовать какому-нибудь паттерну.

Почему набор имущественных владений должен быть калиб-рованным по паттерну? Калибровка не является неотъемле­мым свойством теорий справедливости, как мы убедились в ходе описания теории, основанной на титулах собственности теории, которая фокусируется на базовых принципах, генерирующих наборы имущественных владений, а не на паттерну реализацией Которого является такой набор. Если отвергнуть что теория этих базовых принципов является самостоятельной теорией рас­пределительной а не просто набором разнооб­разных соображений из других областей, то данный вопрос пре­вращается в следующий: существует ли какой-либо отдельный предмет «распределительная справедливость», который требует отдельной теории.

В случае описанной ранее модели манны небесной могло бы существовать более убедительное основание для поиска паттерна. Но поскольку вещи уже возникают как чье - то имущество (или При наличии договоренностей о том, кто ими будет владеть, нет искать паттерн для никому не принадлежащего имущества; и поскольку процесс, в результате которого отаопге-ния владения имуществом действительно возникают шш прио6-ретают форму, не нуждается в каком-либо конкретном гтпгж нет оснований ожидать, что в результате появится какой - нибудь паттерн. Ситуация не та, чтобы задаваться вопросом: «В конце концов, что должно произойти с этими вещами, что мы должны с ними сделать?» В мире, где нет манны небесной, где вещи долж­ны быть сделаны, произведены или изменены людьми, не сущес­твует отдельного процесса распределения, теорией которого мог­ла бы быть теория распределения. Читатель вспомнит наше пред­шествующее рассуждение, демонстрирующее, что (грубо говоря) любой набор имущественных владений, реализующий конкретный паттерн, посредством добровольных обменов, подарков и других действий, которые совершают люди, владеющие этим имущест­вом в соответствии с данным паттерном, может быть преобра­зован в другой набор отношений владения имуществом, который не соответствует исходному паттерну. Мнение, что распределение имущества должно быть калиброванным, возможно, покажется менее убедительным, если осознать, что оно имеет следствием то, что люди не будут иметь права совершать действия, нарушающие калибровку, даже с вещами, которыми они правомерно владеют.

Следует, пожалуй, упомянуть еще один путь к концепции справедливости, основанной на паттернах. Предположим, что у каждого морально легитимного факта есть «единое» объясне­ние, показывающее, что он является морально легитимным, и что конъюнкции попадают в область фактов, для которых должны существовать такие объяснения. Если р и q являются в отдельно­сти морально легитимными фактами с соответствующими объяс­нениями Ри Q их как морально легитимных, то еслиФ р л q также должно объясняться как морально легитимный факт и если Р л Q не образует «единого» объяснения (а является простой конъюнк­цией разных объяснений), то потребуется какое-то другое объяс­нение. Применяя это к владению имуществом, предположим, что существуют разные объяснения отношений владения, показьша-ющие, что я законно владею своим имуществом, а вы — своим, и задан следующий вопрос: «Почему легитимно то, что я имею то, что я имею, и вы имеете то, что вы имеете; почему этот совокуп­ный факт и все отношения, которые в нем содержатся, явля­ются легитимными?» Если конъюнкция двух отдельных объяс­нений не признается единообразным объяснением легитимности совокупного факта (легитимность которого не считается образо­ванной легитимностью составляющих его частей), то на первый взгляд возникает необходимость в каких-нибудь калиброванных принципах распределения, чтобы показать его легитимность и легитимизировать любой неединичный [ nonunit] набор отноше­ний владения имуществом.

В случае научного объяснения конкретных фактов обычная практика состоит в том, чтобы рассматривать конъюнкции фак­тов, имеющих объяснение, как не требующие отдельного объ­яснения, как имеющие объяснение в виде конъюнкции объяс­нений членов конъюнкции. (Если Ех объясняет ех и Е2 объяс­няет е2, то Ег л Е2 объясняет ех л е2.) Если бы мы потребовали, чтобы любые два члена конъюнкции и любая п-местная конъюн­кция обязательно имели некоторым образом единое объяснение, а не объяснялись просто конъюнкцией отдельных и несопостави­мых объяснений, то мы должны были бы отвергнуть большинство обычных объяснений и заняться поисками лежащего в основе пат - терна, который единым образом объяснял бы то, что выглядит как отдельные факты. (Ученые, конечно, нередко и предлагают еди­нообразное объяснение разрозненных фактов.) Стоило бы иссле­довать интересные следствия, вытекающие из отказа рассматри­вать любые два факта, даже в первом приближении, как факты, которые можно правомерно разделить, как факты, имеющие раз­дельные объяснения, конъюнкция которых и есть их объяснение. Как выглядели бы наши теории внешнего мира, если бы мы ввели требование единого объяснения всех конъюнкций? Возможно, они представляли бы собой экстраполяцию того, каким внеш­ний мир представляется параноикам. Или, чтобы не выражаться пренебрежительно, мир, каким он представляется людям во вре­мя определенного рода наркотических состояний. (Например, таким, каким он иногда кажется мне после выкуривания сигареты с марихуаной.) Такое видение мира фундаментально отличается от того, как мы его видим обычно; сначала кажется удивительным, что к этому приводит простое условие адекватности объяснений конъюнкций, пока мы не начинаем понимать, что такого рода условие адекватности должно приводить к восприятию мира как глубоко и полностью подчиненного паттернам.

Похожее условие адекватности объяснений применительно к моральной легитимности конъюнкций отдельных морально легитимных фактов приводило бы к требованию, чтобы набо­ры отношений владения имуществом демонстрировали универ­сальный паттерн. Представляется маловероятным, что найдутся убедительные аргументы в пользу установления такого принципа адекватности. Некоторые могут считать такой единообразный подход убедительным только в том случае, если он применяет­ся в какой-либо одной области, например, в области мораль­ных объяснений владения имуществом, но не в области обычных внеморальных объяснений, или наоборот. В случае объяснения внеморальных фактов разработка такой единой теории стала бы серьезным вызовом. Если бы была создана такая теория, которая вводила бы новые аргументы, но не объясняла никаких новых фактов (за исключением конъюнкций старых фактов), приня­тие решения о том, приемлема ли она, могло бы оказаться труд­ным делом и зависело бы преимущественно от того, наскольКо удовлетворителен в объяснительном аспекте был бы новый спо - соб понимания старых фактов. В случае моральных объяснений и истолкований, которые показывают моральную легитимность различных фактов, ситуация несколько иная. Во-первых, в дан­ном случае, на мой взгляд, еще меньше оснований предпола­гать, что единое объяснение уместно и необходимо. Здесь меньше потребность в более высокой степени объяснительного единства, чем та, которая имеет место, когда одни и те же базовые прин­ципы генерирования отношений владения имуществом возника­ют в объяснениях разных фактов. (Теория Ролза, содержащая элементы того, что он называет чистой процедурной справедли­востью, не удовлетворяет сильному условию адекватности для объяснения конъюнкций и влечет за собой то, что такое усло­вие не может быть удовлетворено.) Во-вторых, здесь существует большая, чем в случае естественных наук, опасность того, что требование единого объяснения будет формировать подлежащие объяснению «моральные факты». («Невозможно, чтобы Каж­дое из этих двух было фактом, потому что нет единого калибро­ванного по паттерну объяснения, из которого вытекали бы они оба».) В силу этого успешное открытие единого объяснения для тгаких «нагруженных» фактов оставит неясным, насколько хоро­шо обоснована объяснительная теория.

Теперь я перехожу к нашему последнему положительному аргументу, который направлен на логический вывод заключения о том, что доли в распределении не должны зависеть от естест­венных преимуществ, из утверждения, что распределение ест е-ственных преимуществ является морально произвольным. Этот аргумент делает акцент на понятии равенства. Поскольку значи­тельная часть рассуждения Ролза служит тому, чтобы оправдать или доказать приемлемость конкретного отклонения от равенс­тва долей (некоторые могут иметь больше, если благодаря это­му улучшается положение наименее обеспеченных), возможно, что реконструкция его базового аргумента, который помещает равенство в центр всей конструкции, будет поучительной. Раз­личия между людьми (такова логика Ролза) произвольны с мо­ральной точки зрения, если отсутствует моральное основание для заключения, что эти различия должны существовать. Не все подобные различия будут вызывать возражения с моральной точки зрения. То, что такого морального аргумента нет, будет представляться важным только для тех различий, которые, по нашему мнению, не должны иметь места до тех пор, пока нет Морального основания, которое устанавливает, что они должны существовать. Налицо, так сказать, предубеждение против опре­деленных различий, которое может быть преодолено (а нельзя его просто нейтрализовать?) с помощью моральных доводов; в отсутствие достаточно веских моральных доводов такого рода должно существовать равенство. Таким образом, мы получаем аргумент D.

1. Имущественные владения должны быть равными, если нет (серьезного) морального обоснования того, почему они должны быть неравными.

2. Люди не заслуживают того, что отличает их от других людей; не существует морального обоснования того, почему люди должны различаться в отношении естественных преиму­ществ.

3. Если не существует морального обоснования того, почему люди различаются по некоторым характеристикам, то тот факт, что они действительно различаются по этим харак­теристикам, не является моральным обоснованием (и не приводит к нему) того, что они должны различаться по другим характеристикам (например, в отношении иму­щественных владений).

4. Различие естественных преимуществ людей не является основанием для того, чтобы их имущественные владения были неравны.

5. Имущественные владения людей должны быть равными, если нет какого-либо иного морального обоснования (тако­го как, например, улучшение положения наименее обеспе­ченных) того, почему они должны быть неравными.

К утверждениям, сходным с третьей посылкой, мы обратимся чуть ниже. А сейчас сосредоточимся на первой посылке — посыл­ке равенства. Почему в отсутствие особого морального основания для того, чтобы отклониться от равенства, имущественные вла­дения людей должны быть равными? (Почему следует считать, что должен быть какой - нибудь конкретный паттерн распределе­нИя имущества?) Почему равенство является положением покоя (или прямолинейного движения) системы, отклонение от кото-рого может быть вызвано только моральными силами? Многие «аргументы» в пользу равенства просто утверждают, что раз­личия между людьми произвольны и нуждаются в оправдании. Авторы часто высказываются в поддержку равенства примерно в такой форме: «Различия в обращении с людьми должны быть оправданы»41. Для демонстрации этой предпосылки излюблен - ной является ситуация, в которой один человек (или группа) имеет дело со всеми, и при этом не имеет прав или правомочий на то, чтобы обращаться с кем-то особым образом в зависимос­ти от своего желания или прихоти. Но если я иду в один кино­театр, а не в соседний с ним, нужно ли мне как-то обосновы­вать то, что я тем самым по-разному обращаюсь с владельцами этих кинотеатров? Не достаточно ли того, что мне захотелось пойти в один из них? Это требование — чтобы различия в обра­щении были оправданы — действительно уместно в отношении современных правительств. В этом случае имеет место цент­рализованный процесс, затрагивающий каждого, и отсутствуют правомочия на то, чтобы обходиться с людьми в соответствии с прихотью. Но в свободном обществе основная часть распреде­ления происходит не в результате действий правительства, а то, что результаты локализованных частных обменов не переигры-ваются, не является результатом «действий государства». Когда нет того субъекта, на которого возложено обращение с осталь­ными, и все имеют титулы собственности, позволяющие распо­ряжаться своим имуществом по собственному усмотрению, то непонятно, почему максиму «различия в обращении должны быть оправданы» следует применять расширительно. Поче­му различия между людьми должны быть оправданы? На чем основано мнение, что мы обязаны изменить, исправить или ком­пенсировать любое неравенство, которое может быть изменено, исправлено или компенсировано? Возможно, именно здесь в де­ло вступает общественное сотрудничество: хотя нет презумпции равенства между всеми (в отношении, скажем, первичных благ или того, о чем люди заботятся), возможно, она есть среди тех, кто сотрудничает между собой. Но доказательства этого най­ти трудно; разумеется, не все, кто участвует в сотрудничестве, явным образом согласны с этой презумпцией как одним из ус­ловий их взаимного сотрудничества. А ее принятие стало бы для обеспеченных индивидов стимулом к отказу от сотрудничест­ва или к запрету для любого индивида из этой группы вступать в сотрудничество с географически удаленными людьми, кото­рые обеспечены хуже, чем любой из них. Ведь согласие на такое общественное сотрудничество, выгодное для тех, кто менее обес­печен, серьезно ухудшило бы положение хорошо обеспеченной группы, создав отношения требуемого презумпцией равенства между ними и менее благополучной группой. В следующей главе будет рассмотрен самый главный из относительно недавних аргу­ментов в защиту равенства, который тоже оказывается неудач­ным. Здесь нам достаточно отметить, что связь, установленная аргументом D между незаслуженностью естественных преиму­ществ и неким заключением относительно долей в распределе­нии имущества, предполагает равенство в качестве нормы (от которой можно отойти только по моральным основаниям); а по­тому сам аргумент D не может быть использован для получения каких-либо выводов такого рода относительно равенства.

Отрицательный аргумент

Потерпев неудачу в поисках убедительного положительного аргу­мента, который связал бы утверждение, что люди не заслужили свои естественные преимущества, с заключением, что имущест - венные различия не должны быть основаны на различиях в естес­твенных преимуществах, обратимся к тому, что мы назвали отри­цательным аргументом: использованию утверждения, что люди не заслужили свои естественные преимущества, для опроверже­ния возможного контраргумента, направленного против взглядов Ролза. (Если бы аргумент D в пользу равенства был приемле­мым, то отрицательная задача опровержения возможных доказа­тельств обратного была бы частью положительной задачи, состо­ящей в том, чтобы показать, что презумпцию равенства в данном случае нельзя опровергнуть.) Рассмотрим следующий возможный по отношению к позиции Ролза контраргумент Е.

1. Люди заслуживают свои естественные преимущества.

2. Если люди заслуживают Х, они заслуживают любое У, кото­рое вытекает из Х.

3. Имущественные владения людей вытекают из их естествен - ных преимуществ.

4. Люди заслуживают принадлежащее им имущество.

5. Если люди заслуживают нечто, то они должны это иметь (и это отменяет любую презумпцию равенства, которая возможна относительно этой вещи).

Ролз отвел бы этот контраргумент, отвергнув его первую посылку. И, таким образом, мы видим некоторую связь между утвержде­нием, что распределение естественных преимуществ произвольно, и утверждением, что распределительные доли не должны зависеть от естественных преимуществ. Но эту связь не стоит переоце­нивать. Дело в том, что есть и другие, похожие контраргументы; например аргумент F, который начинается так:

1. Если люди имеют Х и обладание этим Х (заслуживают они его или нет) не нарушает ничьих (в понимании Локка) прав или титула собственности на Х, а У вытекает (возникает и т. п.) из Хв результате процесса, который сам по себе не нарушает ничьих (в понимании Локка) прав или титу­лов собственности*, то индивид имеет титул собственно­сти на У.

2. Tо, что люди имеют естественные преимущества, которые они имеют, не нарушает ничьих прав (в понимании ЛокКа) или титулов собственности, и продолжается доказательством того, что люди имеют титулы собственности на то, что они делают, на продукты своего трудa, на то, что другие дают им просто так или в обмен на что-то Hевеpно, нaпример, что человек заработал У (право владеть кар-тИноИ, которую он написал, похвалы по адресу своей книги <<Тео­рия справедливости» и т. п.), только если он заработал ( иликаК-то заслужил) жг он использовал (включая естественные? пре­имущества) в процессе зарабатывания У. Некоторые вещи из тех, которые он использует, он просто может иметь, без всякого нару_ шения легитимности. Необязательно, чтобы основания для его заслуг были сами плодом заслуг, начиная с исходной точки. По меньшей мере можно провести параллель между утверждениями о заслугах и утверждениями о титулах собственности.

И если мы скажем, что люди имеют титулы собственности в от­ношении своих естественных преимуществ (что будет совершенно правильно) даже в случаях, когда нельзя утверждать, что они их зaслужили, то, заменив «заслуживают» на «имеют титулы соб­ственности», мы получим аргумент, аналогичный Е. Это дает нам приемлемый аргумент G.

1. Люди имеют титулы собственности на свои естественные преимущества.

2. Если люди имеют титулы собственности на что-то, они имеют титулы собственности на все, что вытекает из этого (посредством процессов установленного типа).

3. Люди имеют титулы собственности на свое имущество.

4. Если люди имеют титулы собственности на нечто то они должны это иметь (и это отменяет любую презумпцию равенства, которая возможна относительно этой вещи).

Признание титулов собственности людей на их естественные преимущества (первая посылка аргумента G) может быть необ­ходимо, чтобы избежать строгого применения принципа различия, которое могло бы привести, как мы уже видели, даже к более силь­ным правам собственности на других людей, чем в обычных пере­распределительных теориях. Ролзу кажется, что ему удалось это­го избежать42, поскольку люди в ero исходном положении отдают принципу свободы приоритет перед принципом различия в рам­ках лексикографического упорядочения, причем применительно не только к экономическому благополучию, но и к здоровью, про­должительности жизни и т. п. (Однако см. выше, прим. 29).

Мы не нашли убедительных аргументов в пользу того, что иму­щественные различия, вытекающие из разницы естественных пре­имуществ, должны быть устранены или минимизированы. Мож­но ли иначе использовать идею, что естественные преимущества людей с точки зрения морали произвольны, например чтобы оправ - дать придание исходному положению определенной формы? Нет сомнения, что если эта форма сконструирована так, чтобы аннули­ровать имущественные различия, вытекающие из различий в естест­венных преимуществах, то нам нужно обоснование для этой цели, и мы опять возвращаемся к безуспешному поиску пути к достижению вывода о том, что имущественные различия такого рода должны быть устранены. Вместо этого можно было бы сформировать исход­ную ситуацию так, чтобы ее участники ничего не знали о своих есте­ственных преимуществах. Таким образом, тот факт, что природ­ные способности являются произвольными с точки зрения морали, помог бы ввести и оправдать занавес неведения. Но каким образом это получается; почему фактор природных дарований должен быть исключен из исходного положения? Предположительно принцип, на котором основывается это требование, заключался бы в том, что если какие-либо конкретные свойства произвольны с точки зрения морали, то индивиды в исходном положении не должны знать о том, что они ими обладают. Но это значило бы исключить любую информацию о себе самом, потому что каждая из характеристик участников (включая рациональность, способность делать выбoр, продолжительность жизни более трех дней, наличие памяти и спо­собности общаться с себе подобными) будет основана на том, что породившие их сперматозоид и яйцеклетка содержали конкретный генетический материал. Тот физический факт, что эти конкретные гаметы содержали определенным образом организованные хими­ческие вещества (гены людей, а не ондатр или деревьев), является произвольным с точки зрения морали; это с точки зрения морали случайность. Однако люди в исходном положении должны знать о некоторых своих свойствах.

Возможно, мы слишком поспешно исключили знание о рацио­нальности и т. д. только на том основании, что эти свойства возни­кают из морально произвольных фактов. Ведь эти свойства обла­дают моральной значимостью; иными словами, от них зависят или из них возникают моральные факты. Здесь мы наблюдаем некую неясность в утверждении, что факт является произвольным с мо­ральной точки зрения. Это могло бы означать, что не существует морального основания для того, чтобы факт был именно таким, либо что то, что факты именно таковы, не является морально зна­чимым и не имеет моральных последствий. Рациональность, спо­собность делать выбор и т. п. не являются морально произвольны­ми во втором смысле. Но если эти факты не исключаются на этом основании, то возникает проблема: естественные преимущества, знания о которых Ролз хочет исключить из исходного положе­ния, тоже не являются морально произвольными в этом смыс­ле. Во всяком случае, теперь центральным вопросом становится утверждение теории, основанной на титульных правах, о том, что морально приемлемые титулы собственности могут иметь источии-ком такие факты или отчасти основываться на них. Таким образом, в отсутствие доказательства того, что имущественные различия, вытекающие из разницы в естественных преимуществах, должны быть устранены, непонятно, каким образом что-либо относящееся к исходному положению может основываться на (сомнительном) утверждении, согласно которому различия в естественных преиму­ществах произвольны с моральной точки зрения.

Коллективные преимущества

Ролз, по-видимому, считает, что у каждого индивида есть некое титульное право или правомерные притязания на всю совокуп­ность естественных преимуществ (рассматриваемых как общий котел), и эти притязания не дифференцированы. Распределение природных дарований рассматривается как «коллективное пре­имущество», или «общее достояние» [collective asset]43. «Прин­цип различия представляет, в сущности, соглашение считать распределение естественных талантов в некоторых отношениях общим достоянием и разделять большие социальные и экономи­ческие выгоды, ставшие возможными за счет взаимно дополняю­щих аспектов этого распределения. Те, которые одарены от при­роды, кем бы они ни были, могут пользоваться этим только на тех условиях, что улучшат ситуацию тех, кому не сопутствовала уда­ча. ...Никто не заслуживает ни больших по сравнению с други­ми природных способностей, ни привилегий в получении более предпочтительного стартового места в обществе. Но, конечно, это не причина для того, чтобы игнорировать и уж тем более устра­нять все эти различия. Вместо этого базисная структура может быть устроена так, что эти случайности будут работать во благо наименее преуспевших» 44.

Люди будут по-разному относиться к тому, что природные дарования — это общее достояние. Некоторые будут недовольны, повторяя обвинения Ролза в адрес утилитаризма, который «не принимает всерьез различий между людьми»45, и они задумаются, адекватна ли такая реконструкция позиции Канта, которая поз­воляет относиться к способностям и талантам людей как к ре­сурсам для других. «Два принципа справедливости... исключают даже стремление рассматривать людей как средства для благопо­лучия друг друга»4б. Только если очень настаивать на разграни­чении людей, с одной стороны, и их талантов, преимуществ, спо­собностей и особенностей — с другой. Сохраняется ли какая-либо связная концепция личности, когда эти разграничения так силь­но подчеркиваются, это открытый вопрос. Неясно и то, поче­му мы, обладающие многочисленными особенностями, должны радоваться тому, что (только) очищенный таким образом человек внутри нас не рассматривается как средство.

Для свободного сообщества таланты и способности людей являются преимуществом; другим членам сообщества выгодно их наличие, и они выигрывают от того, что эти таланты находятся рядом с ними, а не где-то в другом месте или вообще нигде.

(В противном случае они не стали бы иметь с ними дело.) Жизнь, протекающая во времени, не является игрой с постоянной сум­мой, где, если кто-то благодаря настойчивости и таланту получает больше, остальные остаются в проигрыше. В свободном обществе таланты людей действительно приносят пользу другим, а не только их обладателям. Оправдано ли отношение к дарованиям людей как к коллективному ресурсу тем, что с их помощью извлекается еще больше выгод? Что оправдывает такое извлечение?

«Никто не заслуживает ни больших по сравнению с други­ми природных способностей, ни привилегий в получении более предпочтительного стартового места в обществе. Но, конечно, это не причина для того, чтобы игнорировать и уж тем более устранять все эти различия. Есть и другой способ ими распо­рядиться. Вместо этого базисная структура может быть устро­ена так, что эти случайности будут работать во благо наименее преуспевших » 4 7.

А если бы «другого способа распорядиться ими» не было? Это означало бы, что различия следует устранить? Что конкретно предполагалось бы сделать с природными преимуществами? Если преимущества и таланты людей было бы невозможно использо­вать для обслуживания других, то было ли бы что-нибудь сделано, чтобы устранить эти исключительные преимущества и таланты или запретить их использование к выгоде самих талантов, а также к выгоде тех, кого они выберут, даже если это ограниче­ние не улучшило бы абсолютное положение тех, кто почему-либо был бы не в состоянии использовать таланты и способности дру­гих людей для собственной выгоды? Разве так уж неубедительно утверждение, что основанием и составной частью центральной идеи такой концепции справедливости является зависть?[7]

Мы применили нашу концепцию имущественной справедливо - сти, основанную на титулах собственности, для проверки теории Ролза и стали глубже понимать смысл и основания концепции, основанной на титулах собственности, в результате ее сравнения с другой, глубокой и изящной, концепцией распределительной справедливости. Кроме этого, как мне представляется, мы нащу­пали заложенные в основании теории Ролза дефекты. Я все время держу в голове постоянно повторяемую Ролзом мысль, что теорию нельзя оценивать по одной из ее особенностей или по одной из ее частей, что теорию надо оценивать в целом (читатель не сможет узнать, что представляет собой теория в целом, пока он не прочи­тает всю книгу Ролза) и что не надо ожидать от нее совершенства. Однако мы исследовали важную часть теории Ролза и ключевые предпосылки, на которых она строится. Я не хуже любого другого отдаю себе отчет в том, насколько отрывочным было мое рассмот­рение концепции имущественной справедливости, основанной на титулах собственности. Но я считаю, что мы не больше нуж­дались в полностью сформулированной альтернативной теории для того, чтобы отвергнуть несомненный прогресс Ролза по срав - нению с утилитаризмом, чем - сам Ролз нуждался в завершенной альтернативной теории, чтобы отвергнуть утилитаризм. Что еще нужно (и возможно) для того, чтобы начать движение к болееприпрячь и без подушного налога, причем аналогия с упряжью здесь вполне уместна, как было бы уместно это слово в случае с лошадью, запряженной в телегу; лошадь вроде бы и не должна никуда дви­гаться, но если уж она тронется с места, то потянет телегу за собой.

Что касается зависти, то принцип различия, если его приложить к выбору между «А имеет десять, а В — пять», и «А имеет восемь, а В — пять», отдаст предпочтение второму варианту. Таким обра­зом, несмотря на взгляды самого Ролза (рр. 79—8о [русск. пер.: с. 79]), принцип различия неэффективен, так как иногда он будет предпочитать статус-кво по сравнению с улучшенным по Парето, но и более неравным распределением. Неэффективность можно бы­ло бы устранить, перейдя от простого принципа различия к ступен­чатому принципу различия, который рекомендует максимизировать положение наименее обеспеченной группы и, при условии этого ограничения, максимизировать положение следующей наименее благополучной группы; этот момент отмечен А. Сеном (А. К. Sen, Collective Choice and Social Welfare, р. 138, note) и признается са­мим Ролзом (р. 83 [русск. пер.: с. 81—83]). Но такой ступенчатый принцип не содержит презумпции в пользу равенства вроде той, ко­торую использует Ролз. Как тогда Ролз сможет оправдать в глазах члена наименее обеспеченной группы неравенство, характерное для ступенчатого принципа? Возможно, именно из-за этого возникает неясность (р. 83 [русск. пер.: с. 81 — 83]) относительно того, при­нимает Ролз ступенчатый принцип или нет.

Мы начали предпринятое в этой главе исследование распре­делительной справедливости, чтобы оценить истинность утверж­дения, что государство с более обширными полномочиями, чем минимальное, могло бы быть оправдано на том основании, что оно было бы необходимым или наиболее подходящим инструмен­том для достижения распределительной справедливости. Соглас­но представленной нами концепции, основанной на титулах соб­ственности, два первых принципа распределительной справед­ливости, принципы присвоения и перехода, не предоставляют аргументов в пользу большего государства. Если набор имущес­твенных отношений сгенерирован правильно, то из идеи распре­делительной справедливости не имеется никаких доводов в поль - зу государства с более обширными полномочиям8. (Оговор­ка Локка, как мы показали, также не дает оснований для более масштабного государства.) Если, однако, эти принципы нару­шены, в игру вступает принцип исправления. Возможно, лучше всего рассматривать некоторые калиброванные принципы рас­пределительной справедливости как грубые методы приблизи­тельной оценки общих результатов применения принципа исправ - ления несправедливости. Например, при отсутствии большей час­ти исторической информации и при выполнении условий: 1) что жертвы несправедливости обычно живут хуже, чем они могли бы жить в отсутствие несправедливости; 2) что представители самой бедной группы в обществе с наибольшей вероятностью являются жертвами (потомками жертв) самой большой несправедливо­сти, которым полагается компенсация со стороны тех, кто полу­чил выгоду от несправедливости (предположим, что это те, кто богаче, хотя иногда несправедливость исходит от других бед­ных) , — в этом случае грубый метод исправления несправедли - востей мог бы представляться следующим образом: организуйте общество так, чтобы максимизировать положение любой груп­пы, которая оказывается наименее благополучной. Данный при­мер может показаться неубедительным, но для всякого общества важен следующий вопрос: какое практическое правило, с учетом его конкретной истории, дает наилучшее приближение к резуль­татам детального применения принципа исправления в данном обществе? Эти вопросы очень сложны, и лучше всего оставить их до того ca когда будет проведено полное рассмотрение принципа исправления. В отсутствие такого рассмотрения Прин­ципа исправления применительно к конкретному общеспзу нельзя использовать представленные здесь теорию и анализ для осужде­ния какой бы то ни было конкретной схемы перераспределитель­ных шш если только не является совершенно ясным тоо что эту схему не могут оправдать никакие соображения, связанные с исправлением несправедливостей. Хотя установить социализм в наказание за наши грехи и означало бы зайти слишком дале-к<о но прошлые справедливости могут быть настолько велиюи что для их исправления может быть необходимо кратковременное расширение государства.