Перераспределение и права собственности

Вероятно, принципы, калиброванные по паттерну, позволя­ют людям добровольно расходовать на себя, но не на других, те ресурсы, на которые они имеют (или, скорее, получают) титулы собственности в условиях какого-либо предпочитаемого распре­делительного паттерна Dx. Ведь если каждый из группы людей решит истратить часть своих ресурсов Dx на другого человека, этот другой получит больше, чем его доля в Dj, чем нарушит предпочи­таемый распределительный паттерн. Сохранение распределитель­ного паттерна означает высшую степень индивидуализма! Нельзя сказать, что калиброванные принципы распределения дают людям то же самое, что и принципы, основанные на титулах собствен­ности, только приводят к лучшему распределению. Они не дают права выбирать, что делать с тем, что есть у человека; они не дают права стремиться к цели, которая вызывает (как таковая или в ка­честве средства) улучшение положения другого человека. С такой точкИ зрения семья является источником беспорядка, потому что внутри семьи происходят переходы имущества, которые разру-IIiaioT предпочитаемый распределительный паттерн. Либо семьи самИ превращаются в единицы, участвующие в распределении, и соответствуют столбцам матрицы (на каком основании?), либо поведение, диктуемое семейными добродетелями, попадает под заПрет. Попутно необходимо отметить амбивалентное отношение радикалов к семье. Отношения внутри семьи, основанные на люб­ви и преданности, воспринимаются как образец, которому следу­ет подражать и который следует распространить на все общество, но в то же время семья подвергается обличениям как удушающий институт, который следует разрушить и осудить как средоточие узКИх интересов, препятствующих достижению радикальных целей. Нужно ли говорить, что нелепо насаждать в обществе отношения любви и заботы, уместные в семье, которые возникают в резуль­тате добровольных решений?* Кстати говоря, любовь является интересным примером отношений, которые носят исторический характер, в том смысле, что она (как и справедливость) зависит от произошедшего в прошлом. Взрослый человек может полюбить другого человека за то, что тот обладает определенными чертами, но любит он человека, а не его черты характера9. Любовь нельзя перенести на другого человека с такими же чертами характера, даже на того, кто с точки зрения выраженности этих черт набирает больше очков. И любовь выдерживает изменение тех особенностей, которые ее вызвали. Человек любит того конкретного человека, с которым он встретился в прошлом. Почему любовь исторична, почему она обращена на человека, а не на его свойства, представ - ляет собой интересный и загадочный вопрос.

Сторонники калиброванных по паттерну принципов распредели - тельной справедливости озабочены преимущественно критериями определения того, кто должен получать имущество; их интересу­ют основания, по которым кто-то должен иметь что-то, а так­же общая картина распределения имущества. Независимо от того, что лучше — давать или получать, сторонники распределительной справедливости не учитывают дающей стороны. При рассмотрении распределения благ, дохода и т. п. их теории трактуют справедли­вость с позиции получающей стороны; они совершенно игнорируют всякое право отдать что-либо кому-либо, которое могло бы быть у человека. Даже в случае обменов, где каждая сторона одновре­менно и отдает, и получает, калиброванные принципы справед­ливости интересуются только получателем и его предполагаемы­ми правами. Так, в центре рассмотрения, как правило, находится вопрос о том, имеют ли (должны ли иметь) люди право получать наследство, но не о том, имеют ли они (должны ли они иметь) право завещать, или о том, имеют ли люди, у которых есть пра­во владения, также право решить, что другие люди будут владеть вместо них. У меня нет удовлетворительного объяснения, почему теории распределительной справедливости обычно настолько ори­ентированы на получателя; игнорирование дарителей и тех, кто передает имущество на каких-то условиях, а также их прав гармо­нирует с игнорированием производителей и их титулов собствен­ности. Но почему все это игнорируется?

Из принципов распределительной справедливости, калибро­ванных по паттерну, с необходимостью вытекает деятельность по перераспределению. Вероятность того, что любой свободно возникший в реальности набор отношений владения имуществом будет отвечать заданному паттерну, очень мала, а вероятность того, что это соответствие сохранится по мере того, как люди будут обмениваться и дарить, равна нулю. С точки зрения теории титу­лов собственности перераспределение — это серьезная проблема, включающая, как это и происходит в действительности, наруше­ние прав индивидов. (Исключением являются те изъятия, кото­рые попадают в сферу действия принципа исправления неспра­ведливости.) С других точек зрения это тоже очень серьезно.

Налогообложение доходов, заработанных трудом, эквива­лентно принудительному труду*. Некоторые люди считают это утверждение очевидной истиной: забрать то, что человек заработал за n часов труда, это то же самое, что отнять у него n часов; это все равно что заставить человека отработать n часов на кого - то друго - го. Другие находят это утверждение абсурдным. Но даже эти люди, если они против принудительного труда, не согласились бы с иде­ей заставить безработных хиппи трудиться на благо нуждающих­ся* Они были бы также против того, чтобы принудить каждого человека работать дополнительно по пять часов в неделю на бла­го нуждающихся. Но система, которая забирает в виде налогов :заработанное пятичасовым трудом, не кажется им похожей на ту, которая принуждает отработать пять часов, поскольку она предо - ставляет жертве принуждения более широкий выбор деятельности, чем натуральный налог в виде определенной работы. (Но можно представить себе градацию систем принудительного труда от та­кой, где жестко устанавливается вид деятельности, до предлагаю­щей на выбор два вида деятельности и т. д. с расширением выбора на каждом шаге.) Более того, некоторые люди обсуждают систему со своего рода пропорциональным налогом на все, что выходит за пределы необходимого для удовлетворения базовых потребно­стей. Некоторые считают, что это не принуждает никого работать сверхурочно, поскольку обязательное количество дополнительных рабочих часов не зафиксировано и человек сможет вообще избе­жать этого налога, если будет зарабатывать только на свои базовые нужды. Это совершенно нехарактерное понимание принуждения для тех, кто также полагает, что люди делают что-то по принуж­дению во всех случаях, когда другие предоставляемые альтернати­вы существенно хуже. Однако обе точки зрения неверны. То, что другие намеренно вмешиваются — в нарушение жесткого чения на агрессию — и, угрожая насилием, сокращают возможно­сти выбора, в данном случае до выбора «уплатить налоги или жить в нищете (что, предположительно, еще хуже) », делает эту налого­вую систему разновидностью принудительного труда и отличает ее от других вариантов, в которых ограничение выбора не является следствием принуждения.

Человек, предпочитающий работать дольше, чтобы заработать больше, чем нужно для удовлетворения базовых потребностей, предпочитает некие дополнительные блага или услуги досугу и тем занятиям, в которых он мог бы проводить нерабочие часы; в то же время человек, предпочитающий отказаться от дополнительной работы, делает выбор в пользу досуга и отказывается от тех допол­нительных благ и услуг, которые он мог бы приобрести, если бы работал больше. С учетом этого, если бы для налоговой системы было неправомерным изымать у человека часть его свободного времени (принудительный труд) ради того, чтобы служить нуж­дающимся, то как могла бы быть правомерна налоговая система, которая с этой целью отбирала бы у человека его блага? Почему мы должны обращаться с человеком, которому для счастья нужны определенные материальные блага или услуги, иначе, чем с тем, чьи желания и предпочтения делают такого рода блага ненужными для его счастья? Почему человек, который предпочитает смотреть кино (и должен зарабатывать на билеты), должен откликнуться на тре­бование помочь нуждающимся, а тот, кто предпочитает любовать­ся закатами (и потому не нуждается в дополнительных деньгах), не должен? В самом деле, разве не поразительно, что перераспре­делители предпочли не заметить человека, который может получать удовольствие без дополнительного труда, и возлагают дополни­тельное бремя на бедолагу, который должен зарабатывать на свои удовольствия? Вообще говоря, от перераспределителей следова­ло бы ожидать обратного. Почему человеку, не имеющему потре­бительских или материальных желаний, позволено беспрепятс­твенно наслаждаться лучшим из доступных ему вариантов, тогда как другой, который нуждается в материальных благах для удов­летворения своих желаний и должен зарабатывать дополнитель­ные деньги (тем самым оказывая услуги всем тем, кто находит его деятельность полезной и готов ее оплачивать), подвергается огра­ничению в его действиях? Может быть, здесь нет никакой разницы в принципе? И может быть, как считают некоторые, дело просто в удобстве администрирования? (Эти вопросы и темы не обеспо­коят тех, кто считает приемлемым принудительный труд на благо нуждающихся или с целью достижения какого-нибудь предпочти­тельного паттерна конечного результата.) В более обстоятельной дискуссии мы должны были бы (и хотели бы) распространить нашу аргументацию на проценты, предпринимательскую прибыль и т. п. Сомневающиеся в том, что это возможно, и склонные остановиться на налогообложении заработной платы должны будут выработать довольно сложные исторические-принципы распределительной справедливости, поскольку принципы, основанные на конечном состоянии, никак не различают источников дохода. Но пока этого достаточно, чтобы расстаться с принципами конечного состояния прояснить вопрос о том, каким образом различные принципы, основанные на конечном состоянии, зависят от конкретных пред­ставлений об источниках, или о нелегитимности, или о меньшей легИтимности процентов, прибыли и т. п.; каковые конкретные идеи вполне могут быть ошибочными.

Какого рода право в отношении других дает человеку институ­ционализированный законом паттерн конечного состояния? Суть понятия о праве собственности (property right] на Х, по отношению к которой следует объяснять другие части этого понятия, составля­ет право определять, что следует делать с Х; право выбирать, какой из ограниченного набора вариантов распоряжения Х будет реа­лизован или в отношении какого из вариантов будет предпринята попытка его реализовать11. Ограничения устанавливаются други­ми действующими в обществе принципами или законами; в на­шей теории — локковскими правами, которыми обладают люди в минимальном государстве. Мое право собственности на мой нож позволяет мне оставить его где мне угодно, но не в вашей груди. Я могу выбрать, какая из приемлемых возможностей распоря­диться ножом будет реализована. Такое понятие о собственнос­ти помогает нам понять, почему в прошлом теоретики говори­ли о том, что люди обладают правом собственности в отношении самих себя и своего труда. Они рассматривали каждого как чело­века, который имеет право решать, что с ним станет и что он будет делать, а также имеет право пожинать плоды своих действий.

Право выбирать из ограниченного набора возможностей ту, которая будет реализована, может принадлежать индивиду или группе, использующей какую-нибудь процедуру для выработки совместного решения; либо это право может переходить от одного человека к другому, например, в этом году я решаю, что делать с Х, а на следующий год — вы (тогда вариант разрушить Х, пожалуй, придется исключить). Или же в течение того же периода времени решения одного типа относительно Хмогу принимать я, а решения другого типа — вы. И так далее. У нас нет адекватного, продук­тивного аналитического аппарата для классификации типов orpa - ничений набора возможностей, из которых производится выбор, и типов методов, которыми можно оперировать с правом прини­мать решения: владеть, делить и объединять. Теория собственно­сти должна была бы, кроме всего прочего, содержать такую клас­сификацию ограничений и способов принятия решений, чтобы из небольшого числа принципов следовало бы множество инте­Ресных утверждений о последствиях и влиянии определенных комбинаций ограничений и способов принятия решений.

Когда принципы распределительной справедливости, осно­ванные на конечном результате, встроены в правовуЮ структу­ру каКого-либо общества, они (как и почти все калиброванные прИнципы) дают каждому гражданину право на какуЮ-то часть совокупного общественного продукта, обеспеченное аппаратом прИнуждения, т. е. право на какую-то часть всей суммы индиви­дуально и совместно произведенных продуктов. Этот совокупный продукт произведен людьми, которые работаю используя сред­ства производства, созданные благодаря бережливости друГИх, людьми, которые организуют производство или создают средства для производства новых вещей или производства вещей новыми методами. Калиброванные по паттерну принципы распределе­ния дают каждому человеку гарантированное право на порцию от этой суммы индивидуальных деятельности Каждый име­ет право требовать свою порцию того, что делают и производят другие люди, независимо от того, находится ли он с этими дру­гимИ в Каких-либо особых отношениях, дающих основание для таких притязаний, и от того, берут ли они на себя соответствуЮ­щие обязательства добровольно, в виде благотворительности или в порядке обмена.

Делается ли это посредством налога на заработную шшту шш на заработную плату, превышающую определенный уровень, или через Конфискацию прибыли, или с помощью большого общест­венного котла, так что в результате неясно, откуда что приходит И Куда уходит, калиброванные по паттерну принципы распредели­тельной справедливости подразумевают присвоение деятельности других людей. Присвоить результаты чьего - либо труда эквивален - тно тому, чтобы присвоить его время и принудить его выполнять разлИчные действия. Если люди принуждают вас делать опреде­ленную работу или работать безвозмездно в течение определен­ного времени, то они, а не вы, решают, что вы должны делать и каким целям должна служить ваша работа. Этот процесс, в ходе

Которого они отбирают у вас право принимать решения, превра­щает Их в частичных владельцев вас как индивида; это дает им право собственности на вас. Точно так же иметь право на такой частИчный контроль и принятие решений в отношении какого-лИ-бо жИвотного или неодушевленного объекта означало бы обладать правом собственности на них.

ПрИнцИпы, основанные на конечном состоянт и большин-ство калиброванных принципов распределительной справедливо" стИ устанавливают (частичную) собственность на людей, на их деятельность и их труд, права на которую принадлежат другим; ЭтИ принципы включают переход от классической либеральной ИдеИ права собственности на самого себя к идее (частичных) прав собственности на других людей.

В сИлу подобных соображений концепции распределительной сПраведливости, основанные на конечном состоянии, и калиб­ровКа распределения по паттерну вызывают следующий вопрос — н: е являются ли сами по себе действия, необходимые для реали­зацИИ выбранного паттерна, нарушением жестких моральных ограничений. Любой подход, исходящий из того, что существуют жестКие моральные ограничения действий, что не все моральные факторы можно встроить непосредственно в те конечные состоя­ния, Которые являются целью того или иного процесса (см. выше, главу 3, с. 51—54), должен принять в качестве возможности то, что некоторых целей нельзя достичь, используя только морально допустимые средства. В обществе, которое отходит от принци­пов справедливости при порождении конкретного распределения имущества, сторонник теории, основанной на титулах собствен­ности, столкнется с такими конфликтами тогда и только тогда, когда все доступные действия, с помощью которых можно реа­лизовать эти принципы, сами нарушают какие-нибудь моральные ограничения. Поскольку отступление от первых двух принципов справедливости (присвоения и перехода титулов собственности) будет связано с прямым и агрессивным вмешательством других людей, нарушающим права, и поскольку моральные ограничения в таких случаях не будут исключать действий по защите и возмез­дию, проблемы у сторонника теории титулов собственности будут возникать довольно редко. Любые трудности, с которыми он стол­кнется, применяя принцип исправления к людям, которые сами не нарушали двух первых принципов, — это трудности, которые связаны с поиском баланса между конфликтующими соображе­ниями, необходимого для того, чтобы корректно сформулиро­вать сам сложный принцип исправления; он не нарушит жест­ких моральных ограничений в ходе применения принципа. А вот сторонники концепций справедливости, опирающихся на паттерн, часто будут иметь дело с лобовыми столкновениями (очень мучи­тельными, если им дороги обе стороны конфликта) между жест­кими моральными ограничениями на то, как можно обращаться с индивидами, и своей основанной на паттерне концепцией спра­ведливости, которая диктует конечное состояние или другой пат­терн, который должен быть реализован.

Имеет ли человек право эмигрировать из страны, которая сделала основой своей правовой системы тот или иной принцип, основанный на конечном состоянии, или калиброванный по пат­терну принцип распределения? С точки зрения некоторых прин­ципов (например, принципа, предложенного Хайеком), эмиг­РаЦия не представляет теоретических проблем. Но для других Подходов с этим связаны большие сложности. Возьмите страну, гДе имеется принудительная схема минимального социального обеспечения в целях помощи беднейшим (или схема, организо­ванная таким образом, чтобы максимально улучшить положение наименее обеспеченной группы); никто не имеет права отказать­ся от участия в ней. (Никто не имеет права сказать: «Не застав -ляйте меня делать взносы в пользу других и не помогайте мне в случае нужды с помощью этого принудительного механизма».) Каждый человек с доходом, превышающим определенный уро­вень, обязан делать взносы на помощь нуждающимся. Но если бы эмиграция была разрешена, то любой человек мог бы перебраться в другую страну, которая не имела бы принудительного социаль­ного обеспечения, но во всем остальном (насколько это возмож­но) была бы точно такой же. В этом случае единственным моти­вом для эмиграции было бы стремление индивида избежать уча­стия в принудительной схеме социального обеспечения. Но если он уедет, нуждающиеся в той стране, откуда он выехал, лишатся его (вынужденной) помощи. Как можно логически обосновать ситуацию, в которой этому человеку будет разрешено эмигриро­вать, но запрещено выходить из принудительной схемы социаль­ного обеспечения, оставаясь в стране? Если самое важное — это помощь нуждающимся, то недопустимо разрешать выход из сис­темы живущим в стране, но точно так же нельзя разрешать эмиг­рацию. (Могло бы это в определенной степени служить обосно­ванием того, чтобы похищать людей, которые живут там, где нет принудительного социального обеспечения, с целью принудить их участвовать в помощи нуждающимся членам вашего сооб­щества?) Возможно, ключевым компонентом позиции, кото­рая разрешает человеку, не желающему участвовать в некоторой схеме, эмигрировать исключительно по этой причине, но не раз­решает никому из граждан отказаться участвовать в этой схе­ме, является забота о чувстве братского единения внутри страны. «Нам не нужны здесь те, кто не вносит свой вклад, кто недоста­точно заботится о других, чтобы вносить свой вклад». В таком случае эта забота должна быть тесно связана с мнением, что при­нудительная помощь способствует братским чувствам между теми, кому помогают, и теми, кто помогает (или с мнением, что знание того, что тот или иной человек отказывается добровольно помогать другим, вызывает небратские чувства.)