Общественное сотрудничество

«Я Начну с рассмотрения роли принципов справедливости Давай­те предположим, дабы была понята идея, что общество — это более илИ менее самодостаточная совокупность людей, которые в своих взаИмоотношениях осознают определенные обязывающие их пра­вила поведения и которые по большей части поступают согласно этим правилам. Предположим далее, что эти правит устанав­ливают систему кооперации, предназначенную обеспечить блага тем KTо следует правилам. Но хотя общество и представляет обще­ственное предприятие во имя взаимной выгоды, для него харак­терны конфликты интересов, как, впрочем, и их совпадение. Сов­падение интересов заключается в том, что социальная кооперация делает возможной для всех лучшую жизнь по сравнению с чем она была бы, если бы каждый жил за счет собственных усилий. Конфликт интересов выражается в том, что людям небезрaзлично, Как большие выгоды, полученные из сотрудничества, распределя­Ются между ними, поскольку в преследовании собственных целей они предпочитают получить больше сами и уменьшить долю, кото­рую нужно разделить с другими. Требуется определенное множе­ство принципов для того, чтобы сделать выбор среди различных социальных устройств, которые определяют разделение выгод, и чтобы прийти к соглашению о распределении долей. Эти прин­ципы являются принципами социальной они обеспечИвают способ соблюдения прав и обязанностей основшл-ми институтами общества. Они же определяют подходящее рас­пределение выгод и тягот социальной кооперации» 16.

Сотрудничая, они могут получить большую общую сумму Т. Проблема распределительной социальной справедливости, соглас­но Ролзу, заключается в том, как правильно распределить выгоду от сотрудничества. Существует два подхода к этой проблеме: как распределить общую сумму Т или как распределить прирост, создан­ный общественным сотруднИчеством, т. е. выгоду от общественного сотрудничества, равную Т—S. Последняя формулировка предпола­гает, что каждый индивид i получает из промежуточной суммы S свою долю Эти два подхода различаются. В сочетании с некоо­перативным распределением S (каждый i получает S), «выглядя­щее честным» с точки зрения второго варианта распределение Т—S может не привести к «выглядящему честным» распределению Т (первый вариант). И наоборот, выглядящее честным распределе­ние Т может дать какому-то индивиду i меньше, чем его доля S{. (Такую возможность исключило бы ограничение для первого вари­анта Т <: где Т — доля i-го индивида.) Ролз, не проводящий раз­личия между этими двумя вариантами, рассуждает так, как будто его интересует только первый, т. е. как распределить общую сумму Т. Можно было бы сказать, что внимание сосредоточено на первом варианте потому, что благодаря огромным выгодам общественного сотрудничества некооперативные доли S{ настолько малы по сравне­нию с любыми кооперативными долями Т{, что при решении проб­лемы социальной справедливости ими можно пренебречь. В связи с этим необходимо заметить, что люди, вступающие в сотрудниче­ство друг с другом, определенно не согласились бы с таким пони­манием проблемы распределения выгод от сотрудничества.

Почему общественное сотрудничество создает проблему рас­пределительной справедливости? Можно ли предположить, что если бы никакого общественного сотрудничества не было и каждый человек добывал свою долю исключительно личными усилиями, то не существовало бы ни проблемы справедливости, ни потребности в теории справедливости? Если предположить, как, по-видимому, делает Ролз, что в этой ситуации вопросов о распределительной справедливости не возникает, то в силу каких свойств обществен­ного сотрудничества эти вопросы появляются? Что именно в об­щественном сотрудничестве порождает проблему справедливо­сти? Нельзя сказать, что конфликты возможны только в условиях общественного сотрудничества, а индивиды, которые производят независимо друг от друга и ( первоначально) защищают себя само­стоятельно, не будут предъявлять друг другу требования, основан­ные на справедливости. Если бы существовало десять Робинзонов Крузо, в течение двух лет работавших каждый на своем острове, и они обнаружили бы друг друга с помощью забытых на островах радиопередатчиков, разве смогли бы они обойтись без взаимных претензий в связи с распределением, при условии, что перемеще­ние благ с одного острова на другой было бы возможно? 17 Раз­ве не потребовал бы кто-нибудь помощи на том основашши что он ясетс что его остров — самый бедный из всех или что он в силу своих природных свойств менее остальных способен Поза-ботиться о себе? Разве он не мог бы сказать, что по справедлИво­сти другие должны давать ему больше, поскольку нечестно, что он получает настолько меньше других и постоянно нуждается и, воз-можно, даже голодает? Еще он мог бы сказать, что различИе неко­оперативных долей происходит от различия в природных богатс­твах, которые не являются заслуженными, и что задача справед­ливости — исправить это неравенство и произвол. Дело не в том, что в отсутствие общественного сотрудничества ни у кого не бу­дет щ-тешт а в том, что такие претензии были бы заведомо необоснованными. Почему они были бы заведомо необоснован­ными? Можно было бы сказать, что в ситуации отсутствия обще­ственной кооперации каждый заслужил именно то, что он полу­чил за счет собственных усилий, без посторонней помощи; вернее никто не имеет права на основании требований справедливости притязать на что принадлежит другому. В этой ситуацИИ КрИс­тально ясно, кто и на что имеет титул собственности, и никакой теории справедливости не требуется. С этой точки зрения обще­ственное сотрудничество запутывает дело, так что теряется ясность в вопросе о том, кто на что имеет титул собственности. И вместо того чтобы говорить, что при отсутствии общественного сотруд­ничества никакая теория справедливости неприменима (разве не было бы несправедливо, если бы кто-нибудь обокрал другого в некооперативной ситуации?), я бы сказал, что это чистьш слу­чай применения корректной теории справедливости: теорИИ осно-ванной на титулах собственности.

Не применимы ли индивидуальные титулы собственности к частям совместно произведенного продукта? Во-первых, пред­положим, что общественное сотрудничество опирается на разделе­ние труда, специализацию, сравнительные преимущества и обмен; каждый индивид работает отдельно, обрабатывая некий исходный материал, который он получает, и заключает контракты с другими, которые занимаются дальнейшей переработкой или транспорти­ровкой его продукта, пока тот не попадает к конечному потреби­телю. Люди сотрудничают в производстве вещей, но работают по отдельности; каждый человек — это миниатюрная фирма18. Про­дукция каждого легко идентифицируема, а акты обмена про ис­ходят на открытых рынках, где цены устанавливаются конкурен­тно с учетом информационных ограничений и т. д. В чем задача теории справедливости в такой системе общественного сотруд­ничества? Можно было бы сказать, что результирующие распре­деления имущества будут зависеть от пропорций обмена или цен, а потому задача теории справедливости состоит в том, чтобы уста­новить критерии «честных цен». Вряд ли в этой книге есть место для исследования хитросплетений различных теорий справедли­вой цены. Непонятно даже, каким образом такие вопросы могут здесь возникнуть. Люди выбирают, с кем и как им обмениваться и кому передавать титулы собственности в условиях полной сво­боды заключения сделок с любой другой стороной в соответствии с любыми взаимно приемлемыми пропорциями обмена!9. Поче­му вытекающее из этого общественное сотрудничество, состоящее из цепочек добровольных обменов между людьми, приводит к возникновению каких-то проблем, связанных с распределение имущества? Почему правильным (не неправильным) набором имущественных владений не является набор, реально возникаю­щий в процессе осуществленных по взаимному согласию обменов в ходе Которых люди отдают другим то, чем они имеют право вла­деть и что имеют право отдавать?

Теперь отбросим наше предположение о том, что люди рабо­тают независимо и сотрудничают только в рамках последователь­ное™ добровольных обменов, а вместо этого рассмотрим пример. tikw которые совместно работают над производством чего-то Возможно ли в этом случае разделить вклады отдельных людей? Вопрос не в то дает ли теория предельной производительное удовлетворительное объяснение честной, или справедливой, доли а в то содержит ли некое связное понятие об идентифици­руемом предельном продукте. Кажется маловероятным чтобы теория Ролза опиралась на сильное утверждение о том, что такою работоспособного понятия не существует. Как бы то ни было мы опять имеем ситуацию множества двусторонних обменов - собст-венники ресурсов заключают отдельные соглашения об использо­вании ресурсов с предпринимателями; предприниматели заклЮ­чают соглашения с отдельными работниками или группами работников, которые сначала вырабатывают некое соглашение между

Coбoй, а потом предъявляют его предпринимателю, и т. д. Люди передают другим свой труд или имущество на свободных рынках на которых пропорции обмена (цены) устанавливаются обычным' образом. Если теория предельной производительности более или менее aдеквaтнa, то в результате таких добровольных обменов люди будут получать примерный эквивалент их предельного продукт.

Но если бы понятие предельного продукта было настолько неэ­ффективным, что наниматели или покупатели факторов произ­водства были бы не в состоянии определить предельные продук­ты факторов в реальной ситуации совместного производства, то результирующее распределение по факторам не было бы калибро­вано по предельному продукту. Тот, кто считал бы теорию предель­ной производительности (для тех случаев, к которым эта теория применима) калиброванной теорией справедливости, мог бы полагать, что ситуации совместного производства и неопределен­ного предельного продукта дают возможность использовать для определения правильных пропорций обмена какую - нибудь теорию справедливости. Но для сторонника теории, основанной на титулах собственности, было бы приемлемо любое распределение, возник­шее в результате добровольных обменов*. Вопрос о работоспо­собности теории предельной производительности весьма сложен2о. Поэтому здесь мы просто отметим, что сильные личные стимулы побуждают владельцев ресурсов стремиться к предельному про­дукту, а сильное рыночное давление, как правило, обеспечивает этот результат. Не все те, кто использует производственные фак­торы, — тупицы, которые не ведают, что творят, передавая другим ценное для них имущество на основании иррациональных и про­извольных соображений. Более того, позиция Ролза в отношении неравенства требует, чтобы отдельные взносы в совместный продукт были рaзличимы, хотя бы до известной степени. Ролз изо всех сил пытается дoкaзaть, неравенство оправдано, если служит улучшению положения самых бедных групп общества, в том смыс - что без неравенства положение этих групп было бы еще хуже Полезное неравенство проистекает, хотя бы отчасти, из необходи­мости создать стимулы для определенных людей, чтобы они зани­мались разнообразными видами деятельности и брали бы на себя те роли, с которыми не все могут справиться одинаково хорошо.

Если некая институциональная структура J не удовлетворяет принципу различия, значит, при / положение некоей группы G хуже, чем оно было бы при другой институциональной струк­туре I, удовлетворяющей принципу. Если другой группе F луч­ше в структуре J, чем было бы в структуре I, предпочтительной с точки зрения принципа различия, достаточно ли этого, чтобы сказать, что при J «некоторые. .. имеют меньше, чтобы другие могли процветать»? (Здесь нужно иметь в виду, что группа G имеет меньше, чтобы группа Fмoглa процветать. Можно ли сде­лать то же утверждение применительно к I? Имеет ли F в усло - виях I меньше, чтобы G могла процветать?) Предположим, что в некоем обществе имеет место следующая ситуация.

1 . Группа G имеет сумму А, а группа F имеет сумму В, при - чем В больше А. При этом можно было бы устроить так, чтобы G имела больше, чем А, a F имела меньше, чем В.

(Последний вариант мог бы быть связан с каким-то меха­низмом перехода части имущества от F к G.) Достаточно ли этого, чтобы утверждать, что

2. G бедствует, потому что Fпроцветает; G бедствует, чтобы F процветала; процветание F вызывает бедственное поло­жение G; G бедствует из-за того, что Fпроцветает; поло­жение G не улучшается по причине того, что положение F столь хорошо.

Если да, зависит ли истинность утверждения 2 от того, что G находится в худшем положении, чем F? Возможна еще одна инс­титуциональная структура К, которая передает имущество от на­именее обеспеченной группы G к группе F, еще больше ухудшая положение G. Делает ли возможность К истинным утверждение, что в условиях J положение улучшается по причине того, что положение G столь хорошо?

Обычно мы не считаем, что истинности гипотетического высказывания (как в 1) достаточно, чтобы сделать истинным некий индикативный причинно-следственный вывод (как в 2). Если бы вы решили стать моим преданным рабом, моя жизнь во многих отношениях улучшилась бы, при условии, что я смог бы преодолеть первоначальный дискомфорт. Является ли причиной моего нынешнего положения то, что вы не стали моим рабом? Если бы вы пошли в рабство к более бедному человеку, его поло­жение улучшилось бы, а ваше ухудшилось бы, но следует ли из этого то, что этот бедный человек бедствует из-за того, что вы процветаете; имеет ли он меньше ради того, чтобы вы могли про­цветать? Из утверждения

3. если бы Р совершил А, то Q не был бы в ситуации S, мы сделаем вывод:

4. то, что Рне делает А, является причиной того, что Q нахо­дится в ситуации S; то, что Р не делает А, вызывает то, что Q пребывает в S, только в том случае, если мы считаем также, что

5. Р должен совершить А, или долг Р — совершить А, или на Р лежит обязательство сделать А и т. д.24

24 В данном случае мы упрощаем содержание 5, но не в ущерб на­шему анализу. Кроме того, конечно, и другие мнения, не только 5, в сочетании с 3 сделали бы оправданным вывод 4; например, вера в истинность материальной импликации «если 3, то 4». Однако для нашего анализа релевантными являются высказывания типа 5.

Таким образом, вывод 4 из 3 предполагает 5. Нельзя перейти от 3 к 4, чтобы после этого перейти к 5. Утверждение, что в кон­кретной ситуации некоторые имеют меньше, чтобы другие мог­ли процветать, часто опирается как раз на ту оценку ситуации или институциональной структуры, для получения которой оно вводится. Поскольку эта оценка не следует из гипотетического суждения как такового (например, 1 или 3), то для ее получения должен быть введен независимый аргумент*.

Как мы видели, Ролз утверждает, что «так как благосостояние каждого зависит от схемы сотрудничества, без которого никто бы не мог иметь удовлетворительной жизни, разделение преимуществ должно быть таким, чтобы вызвать желание к сотрудничеству у каждого, включая тех, чье положение ниже. Два упомянутых принципа кажутся честным соглашением, на основании которо­го лучше обеспеченные или более удачливые в смысле социаль­ного положения... могли бы ожидать сотрудничества со стороны других, если некоторая работающая схема является необходимым условием благосостояния... всех» 25.

Нет сомнений, что принцип различия представляет усло­вия, на которых менее обеспеченные согласились бы сотрудни­чать. (Какие лучшие условия для себя они сами могли бы пред­ложить?) Но является ли это честным соглашением, на основе которого менее обеспеченные могли бы рассчитывать на добро - вольное сотрудничество остальных? В отношении выгод от обще­ственного сотрудничества ситуация симметрична. Более обеспе­ченные выигрывают от сотрудничества с менее обеспеченными но и менее обеспеченные выигрывают от сотрудничества с бо - лее обеспеченными. Однако принцип различия не нейтрален по отношению к более обеспеченным и менее обеспеченным. Откуда берется эта асимметрия?

Возможно, симметрия исчезает, если задать вопрос, сколь­ко каждый выигрывает от общественного сoтрудничествa. Этот вопрос можно было бы понять двояко. Сколько люди выигры­вают от общественного сотрудничества по сравнению с тем, что они имеют в своем владении в рамках некооперативной схемы? Иначе говоря, какова величина r;—Sf для каждого индивида i?

Но из этого вывода следуют глубокие подозрения в отношении введения ограничений на добровольное общественное сотрудни­чество (и возникающее из него распределение имущества) во имя честной игры, в результате чего те, кто и так больше всего выигры­вает от этого общего сотрудничества, выигрывали еще больше!

Ролз призвал бы нас представить себе, как менее обеспечен­ные индивиды говорят примерно следующее: «Слушайте, более обеспеченные: вы выигрываете от сотрудничества с нами. Если вы хотите сотрудничать с нами, вы должны согласиться на на­ши разумные условия. Мы будем сотрудничать с вами, только если будем получать максимум возможного. Это значит, что наше сотрудничество должно приносить нам такую долю, что любая попытка ее увеличить принесет нам меньше». Насколько щедры эти условия, можно оценить, представив себе, что более обеспе­ченные отвечают почти симметричным предложением: «Слушай­те, менее обеспеченные: вы выигрываете от сотрудничества с на­ми. Если вы хотите сотрудничать с нами, вы должны согласиться на наши разумные условия. Мы предлагаем следующие условия: мы будем сотрудничать с вами до тех пор, пока мы будем полу­чать максимум возможного. Это значит, что наше сотрудничество должно приносить нам такую долю, что любая попытка ее увели­чить принесет нам меньше». Если эти условия вполне обоснованно кажутся возмутительными, почему не кажутся возмутительны­ми условия, предложенные менее обеспеченными? Почему бы более обеспеченным не проигнорировать первое предложение, если предположить, что кто-нибудь осмелится сформулировать его явным образом?

Ролз очень подробно объясняет, почему менее обеспеченные не должны жаловаться на то, что получают меньше. Его объяс­нение сводится, попросту говоря, к тому, что менее обеспеченный индивид не должен жаловаться, потому что неравенство идет ему на пользу, от неравенства он получает больше, чем получал бы в условиях равенства. (Хотя он мог бы получать еще больше в другой системе, основанной на неравенстве, которая помес­тила бы кого-нибудь ниже, чем его.) Но Ролз обсуждает вопрос о том, сочтут ли более обеспеченные (или должны ли они счесть) удовлетворительными условия соглашения, только в следующем отрывке, где А и В обозначают двух репрезентативных индивидов, причем А более успешен: «Трудность в том, чтобы показать, что у А нет оснований для недовольства. Возможно, от него требуют согласиться на меньшее, чем он мог бы иметь, потому что если он будет иметь больше, то меньше достанется В. Что же можно сказать более успешному человеку? Начнем с бесспорного: бла­гополучие каждого зависит от модели общественного сотрудни­чества, без которого ни у кого не будет хорошей жизни. Во-вто­рых, только на приемлемых условиях мы можем просить каждого о добровольном сотрудничестве. Принцип различия, таким обра-зом, представляется хорошей основой и дает более обеспеченным или попавшим в более благоприятные условия основания рассчи­тывать, что остальные будут сотрудничать с ними, если наличие разумной общей договоренности будет необходимым условием блага для всех»26.

То, что Ролз представляет себе в качестве доводов, приводи­мых более обеспеченным людям, не доказывает, что у них нет оснований для недовольства, и совсем не уменьшает весомости их возможных жалоб. Довод о том, что благополучие всех зависит от общественного сотрудничества, без которого ни у кого не бу­дет сносной жизни, мог бы быть приведен и менее обеспечен­ным, если бы кто-нибудь предложил какой-либо другой принцип, в том числе принцип максимизации выгод более обеспеченных. То же самое касается утверждения о том, что требовать от всех добровольного сотрудничества можно только на разумных усло­виях. Возникает вопрос: какие условия были бы разумными? Те слова, которые в воображении Ролза будут сказаны индиви­ду А в качестве довода, являются просто постановкой проблемы, они не позволяют отличить предложенный им принцип разли­чия от почти симметричного контрпредложения, которое в на­шей версии делают более обеспеченные, или от любого другого предложения. Таким образом, когда Ролз продолжает: «Прин­цип различия, таким образом, представляется хорошей основой и дает более обеспеченным или попавшим в более благоприятные условия основания рассчитывать, что остальные будут сотрудни­чать с ними, если наличие разумной общей договоренности будет необходимым условием блага для всех», присутствие в этой фра­зе выражения «таким образом» озадачивает. Поскольку пред­шествующие фразы являются нейтральными по отношению к его предложению или к любому другому предложению, вывод о том, что принцип различия представляет собой хорошую основу для сотрудничества, из них следовать не может. Ролз просто повторя­ет, что он кажется разумным; вряд ли такой ответ может убедить того, кому он не кажется разумным*. Ролз не доказал, что более обеспеченный человек А не имеет оснований для недовольства утруждает себя высказыванием: «Два упомянутых принципа ка­жутся честным соглашением, на основании которого лучше обес­печенные или более удачливые... могут ожидать сотрудничества со стороны других» (Rawls, Theory of Justice, р. 15 [русск. пер.: Ролз. Теория справедливости. С. 29]). Кто и когда ожидает? Как это перевести в гипотетические суждения, в терминах которых рассуждает индивид, пребывающий в исходном положении? Ана­логичные вопросы возникают и относительно следующего выска­зывания Ролза: «Трудность в том, чтобы показать, что у А нет ос­нований для недовольства. Возможно, от него требуют согласиться на меньшее, потому что если он будет иметь больше, то меньше достанется В. Что же можно сказать более обеспеченному чело­веку? ... Принцип различия, таким образом, представляется хо­рошей основой и дает более обеспеченным... основания рассчи­тывать, что остальные будут сотрудничать с ними...» (Theory of Justice, р. 1о3, курсив мой. — Р. Н.). Следует ли понимать это так: некто в исходном положении размышляет, что ему сказать себе в этот момент, если он обдумывает возможность того, что он окажется одним из более обеспеченных? И значит ли то, что он в этот момент говорит себе, что принцип различия в этот мо­мент кажется ему честной основой для сотрудничества, несмот­ря на то что (в то время, как) он обдумывает возможность того, что он является более обеспеченным? Или он говорит, что даже потом, если и когда подтвердится, что он относится к более обес­печенным, принцип различия будет казаться ему честным в этот более поздний момент времени? А когда же, по нашему мне­нию, он будет проявлять недовольство (жаловаться) [complain]? Не тогда, когда он находится в исходном положении, потому что тогда он соглашается с принципом различия. И когда он нахо­дится в процессе принятия решения, пребывая в исходном поло­жении, его не тревожит то, что позже он будет жаловаться. Дело в том, что он знает, что у него не будет причин для недовольства какими-либо последствиями того принципа, который он сам, пре­бывая в первоначальном состоянии, вскоре рационально выберет. Должны ли мы представлять себе, как он жалуется на самого себя? Разве не являются универсальным ответом на любые последующие жалобы слова: «Ты сам согласился (или ты бы согласился, если бы находился в таком исходном положении)»? Какая «трудность» беспокоит здесь Ролза? Попытка втиснуть «трудность» в исходное положение запутывает ситуацию окончательно. И, кроме того, что делают здесь размышления о «честном договоре» (§3) и «честном основании» (р. 1о3 [русск. пер.: Ролз. Теория справедливости. С. 97]), в то время как индивид в исходном положении, не об­ладающий еще конкретными моральными представлениями и уж точно не способный их использовать, занят рациональными эгоис­тическими выкладками?

Я не вижу подходящего способа включить то, что Ролз гово­рит об условиях сотрудничества между более и менее обеспечен­ тем что от него требуют обойтись меньшим, чтобы В мог иметь больше, чем он имел бы в другом случае. Ролз не может доказать эТого потому что у А действительно есть основания для недо­вольства. Не так ли?

Исходное положение и принципы, основанные на конечном результатеными, в структуру исходного положения и в представление о нем. Поэтому я исхожу из того, что Ролз здесь обращается к людям, находящимся вне исходного положения — либо к более обеспечен­ным, либо к своим читателям, — чтобы убедить их, что принцип различия, извлеченный Ролзом из исходного положения, является честным. Поучительно сравнить с этим то, как Ролз представля­ет себе оправдание допускающего неравенство социального строя, предназначенное для человека из группы менее обеспеченных. Ролз хочет сказать этому человеку, что неравенство работает в его пользу. Тому, кто знает, к какой группе он относится, говорится следующее: «Социальный строй может быть оправдан для каждо­го, в особенности для тех, кто находится в наименее благоприят­ных условиях» (р. 1о3). Ролз не хочет сказать: «Тебе пришлось сделать ставку, и ты проиграл» или что-нибудь в этом роде, хотя бы: <<Ты выбрал это тогда, в исходном положении»; и он не хочет просто обратиться к кому-то, пребывающему в исходном поло­жении. Ему нужен довод, не связанный с исходным положением, который убедит того, кто знает о своем неблагоприятном положе­нии в обществе, в котором есть неравенство. Слова <<ты имеешь меньше, чтобы я мог процветать» не убедили бы того, кто зна­ет о своем худшем положении, и Ролз делает правильно, что так не говорит, даже если бы аналог этого утверждения, сформули­рованный в сослагательном наклонении и высказанный индивиду в исходном положении (при условии, что мы смогли представить себе это), звучал бы довольно убедительно.

Если бы блага падали с неба, как манна, и ни у кого не бы­ло бы особых прав ни на какую их порцию, и никакой манны не падало бы, пока все не договорятся о каком-нибудь варианте ее распределения, и количество манны каким-то образом зави­село бы от распределения, тогда было бы вполне вероятно, что люди, не имея возможности использовать угрозы или вытребо­вать увеличенную долю, согласились бы использовать принцип различия в качестве правила распределения. Но является ли этот пример подходящей моделью для рассуждений о том, как следует распределять то, что люди производят? Откуда может возник­нуть мысль о том, что результаты будут одинаковы для ситуаций, в которых существуют дифференцированные титулы, и для ситу­аций, в которых этой дифференциации нет?

Процедура, которая основывает принципы распределитель­ной справедливости на том, на чем сошлись бы рациональ­ные индивиды, ничего не знающие ни о себе, ни о своей жиз­ни, гарантирует, что в качестве фундаментальных будут приняты принципы справедливости, основанные на конеч­ном состоянии. Возможно, некоторые исторические принципы справедливости могут быть выведены из принципов, основанных на конечном состоянии, так же как утилитарист пытается вывес­ти индивидуальные права, запрет на наказание невиновного и т. п. из своего принципа, основанного на конечном состоянии; возможно, такие рассуждения можно сконструировать даже для принципа, основанного на титулах собственности. Но, как пред­ставляется, индивиды в исходном положении по Ролзу не могут остановиться на каком-либо из исторических принципов. Дело в том, что индивиды, которые встречаются за занавесом неве­дения для того, чтобы решить, кто что получает, не зная ничего о том, что люди могут иметь какие-либо особые титулы собст­венности, будут относиться к тому, что они распределяют, как J< манне небесной*.

Представьте себе группу студентов, которые проучились год, сдали экзамены, получили оценки от О до 1оо, но еще не знают, J

Теперь предположим, что они должны единогласно дого­вориться не о конкретном распределении оценок, а об общих принципах их распределения. Какой принцип был бы выбран? Прекрасные шансы были бы у принципа равенства, при котором все получают одинаковые оценки. Но если оказалось бы, что сум­ма оценок меняется в зависимости от того, как они поделили бал­лы, т. е. в зависимости от того, кто из них какую оценку получил, более высокий балл был бы более желательным, хотя они и не конкурировали бы между собой (например, каждый из них стре­мился бы занять более высокую позицию среди членов какой-то другой группы, и для каждого эти группы были бы различны), тогда принцип распределения баллов, который максимизирует самые низкие оценки, мог бы показаться привлекательным вари­антом. Согласились ли бы эти люди на исторический, не ори­ентированный на конечное состояние принцип распределения: дать каждому ту оценку, которую ему выставил квалифициро­ванный и беспристрастный экзаменатор?* Если бы все те, кто участвует в принятии решения, знали, какое конкретное распре­деление будет получено в результате применения этого историче­ского принципа, они бы не согласились на него. Дело в том, что такая ситуация была бы эквивалентна предыдущей, в которой они принимали решение о конкретном распределении и, как мы уже видели, не согласились бы на распределение в соответствии с ти­тулами собственности. Теперь предположим, что людям неизве­стно конкретное распределение, которое получится в результате следования данному историческому принципу. При выборе этого исторического принципа они не могут руководствоваться тем, что он выглядит справедливым или честным, — в исходном поло­жении использование таких понятий не разрешается. (Потому что в противном случае люди бы и там, как и здесь, спорили бы о том, чего требует справедливость.) Каждый индивид занима­ется расчетами, чтобы решить, в его ли интересах будет согла­ситься на этот исторический принцип распределения. В условиях действия исторического принципа оценки зависят от природных и развившихся способностей, от упорной работы, случайностей и других факторов, о которых люди в исходном положении почти ничего не знают. (Любому человеку было бы рискованно счи­тать, что если он так хорошо рассуждает о принципах, значит, он принадлежит к числу интеллектуально более одаренных. Кто зна­ет, какие блестящие аргументы крутятся в голове у других, кото­рые по стратегическим соображениям никак себя не проявляют? )

Я не имею в виду, что все преподаватели беспристрастны и даже что в университетах нужно выставлять оценки. Мне нужен только пример титульного права, детали которого более или менее общеизвестны, для того чтобы проанализировать процесс принятия решений в исходном положении. Экзаменационные оценки — это простой пример, хотя и не безупречный, поскольку эта практика связана с конечными обще­ственными целями, которым она служит. Этим осложнением можно пренебречь, потому что, если бы они выбрали исторический принцип на том основании, что он эффективно служит этим целям, это только проиллюстрировало бы наш тезис о том, что их фундаментальный задачи и фундаментальные принципы ориентированы на конечное состояние.

В исходном состоянии каждый индивид будет делать что-нибудь вроде приписывания вероятностных распределений своей пози­ции по каждому их этих показателей. Представляется малове­роятным, чтобы вероятностные вычисления каждого индивида привели к предпочтению исторического принципа титулов собст­венности (титульных прав) по сравнению с любым другим прин­ципом. Рассмотрим принцип, который мы можем назвать обрат­ным принципом титулов собственности. В соответствии с ним следует составить упорядоченный по величине список истори­чески сложившихся титулов собственности и дать максимальный титул индивиду, который имеет право на минимальный титул; следующий за максимальным титул — индивиду с наименьшим титулом, не считая минимального, и т. д.27 Любые вероятностные вычисления эгоистических индивидов в исходном положении по Ролзу или любые вероятностные вычисления студентов из наше­го примера приведут их к равной оценке принципа, основанно­го на титулах собственности, и обратного ему принципа с точки зрения соответствия их личным интересам! (На основании каких вычислений они могли бы сделать вывод, что один из принципов лучше другого?) Их расчеты не приведут их к выбору принципа, основанного на титулах собственности.

Природа проблемы, с которой сталкиваются люди, прини­мающие решение относительно принципов за завесой неведения в исходном состоянии, ограничивает их выбор принципами рас­пределения, ориентированными на конечное состояние. Действу­ющий в собственных интересах индивид оценивает любой прин­цип, не ориентированный на конечное состояние, с точки зре­ния того, подходит ли он ему лично; его расчеты применительно к любому принципу будут касаться его собственного конечного состояния в условиях действия принципа. (Эти расчеты включа­ют труд, который ему еще предстоит, что не учитывается в при­мере с экзаменационными оценками, если не считать усилий, Уже затраченных на учебу.) Таким образом, в случае с любым принципом индивид в исходном положении будет интересовать­ся распределением благ D, которое вытекает из этого принципа, или вероятностным распределением на множестве распределе-ний к которым он может привести, а также тем, с какой вероятностью он сам займет каждую из позиций в каждом профиле распределения Dp если этот профиль реализуется. Суть не йзменится, если он не станет вычислять относящиеся лично вспомним, однако, причины, по которым использование количес­твенного измерения титулов собственности не может точно описать принцип, основанный на титулах собственности (см. в этой главе прим. на с. 2о2).

Конструкция Ролза не способна привести к исторической концепции распределительной справедливости или к концеп­ции, основанной на титулах собственности. Исходя из принци­пов справедливости, основанных на конечном состоянии, кото­рые получаются с помощью его процедуры, можно попытать­ся, добавив фактическую информацию, вывести исторические принципы, основанные на титулах, — в качестве производных принципов, подпадающих под нетитульную концепцию спра-ведливости28. Трудно понять, каким образом подобные попыт­ки могут вывести и объяснить конкретные детали исторических титульных принципов. Всякий раз, когда из принципов, осно­ванных на конечном состоянии, будет выводиться нечто прибли­зительно похожее на принципы присвоения, перехода и исправ­ления, результаты будут поражать сходством с акробатическими упражнениями утилитаристов, с помощью которых они пыта­ются вывести из своей теории обычные нормы справедливости (или что-то, близкое к ним); такие попытки не приводят к же­лаемому результату и всегда порождают неверные обоснования того результата, который хотелось бы получить. Если историчес­кие титульные принципы являются фундаментальными, то конс­трукция Ролза может дать, в лучшем случае, их приблизитель­ные версии; при этом она породит неверные типы обоснований для них, а полученные с ее помощью результаты периодически будут вступать в конфликт с точно сформулированными прин­ципами. Сама процедура, в рамках которой индивиды выбирают принципы, находясь в исходном положении по Ролзу, исходит из предпосылки, что ни одна историческая титульная концепция справедливости не является верной.

На наш довод можно было бы возразить, что процедура Ролза разработана, чтобы установить все факты, относящиеся к спра­ведливости не существует никакого независимого понятия титу­ла собственности, не выводимого в рамках его теории с пози­ций которого эту теорию можно было бы критиковать. Но нам не требуется никакой конкретной развитой теории историче­ского типа, основанной на титулах собственности, в качестве базы для того, чтобы критиковать конструкцию Ролза. Если хотя бы один фундаментальный подход исторического типа, основанный на титулах собственности, верен, то теория Ролза неверна. Таким образом, у нас есть возможность дать структурную критику того типа теории, который представляет Ролз, и того типа принципу которые должны из нее вытекать, без того чтобы сначала фор­мулировать в качестве альтернативы конкретную теорию исто­рического типа, основанную на титулах собственности. Было бы неблагоразумно принять теорию Ролза и его трактовку проблемы в соответствии с которой принципы справедливости выбирают рациональные, действующие в собственных интересах индивиды за занавесом неведения, пока мы не убедились, что не существу­ет адекватной теории исторического типа, основанной на титулах собственности.

Поскольку конструкция Ролза не ведет к исторической или титульной концепции справедливости, у нее должна быть какая - то особенность (особенности), вследствие которой этого не проис­ходит. Разве мы не сделали именно это — не указали ее конкрет­ные особенности и не пришли в результате к мнению что конс­трукция Ролза в принципе не способна привести к титульной или исторической концепции справедливости? Такая критика ничего не дала бы, потому что при таком подходе мы должны были бы сказать, что эта конструкция в принципе не способна привести к каким-либо концепциям, кроме той единственной, к которой она на деле приводит. Нет сомнений, чт$> наша критика глубже (и я надеюсь, что читателю это ясно), но трудно сформулировать Необходимый критерий глубины. Чтобы это не показалось неубе­дительным, добавим, что Ролз объясняет необходимость занавеса.

Выше мы упоминали возражение, ставящее под сомнение сущест-вование независимого понятия титулов собственности. Это связано с настойчивым утверждением Ролза, что сформулированные им принципы должны действовать только на уровне фундаментальной макроструктуры общества в целом, и что никакие контрпримеры на микроуровне их не опровергают. Принцип различия на первый взгляд является нечестным (хотя это не будет волновать того, кто принимает решение в исходном положении), и в доказательство этого можно привести массу простых и понятных примеров, отно­сящихся к житейским ситуациям, в которых легко разобраться и с которыми нетрудно справиться. Но Ролз и не утверждает, что принцип различия применим во всех случаях, — только к базовым структурам общества. Как нам решить, применим ли он в том слу­чае? Поскольку у нас может быть мало оснований доверять своей интуиции и суждениям о справедливости общественной структуры в целом, можно попробовать помочь нашей способности сужде­ния, обратившись к микроситуациям, которые мы хорошо пони­маем. Для многих из нас важной частью процесса достижения того, что Ролз называет «рефлексивным равновесием», являют­ся мысленные эксперименты, когда мы испытываем принципы на гипотетических микроситуациях. Если после нашего тщатель­ного рассмотрения принципы окажутся неприменимы к ним, то они не универсальны. И мы можем считать, что, поскольку пра­вильные принципы справедливости имеют универсальную при­менимость, те принципы, что не выдерживают проверки микро­ситуациями, не могут быть правильными. Такова наша традиция, по меньшей мере со времен Платона: принципы можно проверять И на большом, и на малом. Платон полагал, что принципы легче разглядеть в большом масштабе, другие могут придерживаться противоположного мнения.

Ролз, однако, рассуждает так, как будто в макро - ив микрокон­текстах, к базовым структурам общества и к ситуациям, которые мы можем оценить и понять, применимы разные принципы. Дей­ствительно ли фундаментальные принципы справедливости тако - вы, что их можно применять только по отношению к самой круп­ной общественной структуре, но не к ее частям? Пожалуй, можно представить себе возможность того, что социальная структура в це­лом является справедливой, хотя ни одна из ее частей справедливой не является, потому что несправедливость в каждой части каким-то образом уравновешивает или нейтрализует другую, так что в ре­зультате суммарная несправедливость уравновешивается или об ну-ляется. Но может ли какая-то часть удовлетворять наиболее фун­даментальному принципу справедливости, но при этом все равно быть несомненно несправедливой, независимо от того, насколь­ко неудачно она справляеТся с предполагаемой задачей уравно - вешивания другой существующей несправедливости? Может быть и так, если та часть относится к некоей особой сфере. Но, несом­ненно, если обычная, нормальная, повседневная часть социальной структуры, не имеющая никаких крайне необычных особенностей, удовлетворяет фундаментальным принципам справедливости, то она должна оказаться справедливой; в противном случае требу­ются отдельные объяснения. Нельзя просто сказать, что речь идет о принципах, применимых только к фундаментальной структуре, и контрпримеры на микроуровне не имеют значения. В силу каких характеристик базовой структуры, отсутствующих на микроуровне, к ней применимы особые моральные принципы, которые были бы неприемлемы во всех остальных случаях?

Есть особые неудобства в том, чтобы рассуждать, опира­ясь только на интуитивную справедливость описанных сложных целостностей. Сложные целостности трудно описать; мы не мо­жем с легкостью отслеживать все, что в них является значимым. Справедливость общества в целом может зависеть от того, удов­летворяет ли оно некоторому количеству отдельных принципов. Взятые по отдельности, эти принципы могут быть неоспори­мы (о чем свидетельствует их применение в широком диапазо­не отдельных микроситуаций) , но в сочетании они могут давать поразительные результаты. То есть может вызвать удивление то, какие именно институциональные формы (и только они) удовлет­воряют всем принципам вместе взятым. (Сравните с удивлением от открытия, что именно (и только это) удовлетворяет некоторо­му количеству различных и по отдельности неоспоримых условий адекватности; и насколько поучительны такие открытия.) Или, возможно, это один простой принцип, который надо рассмат­ривать применительно к большому объекту, — и то, как в этом случае все выглядит, на первых порах кажется поразительным. Я утверждаю не то, что с увеличением масштаба возникают новые принципы, а то, что способ, которым старые микропринципы удовлетворяются в большом, может вызвать удивление. Если это так, то отпадает необходимость зависеть от суждений о целом как от единственного или хотя бы даже главного источника данных, на которых можно проверить наши принципы. Один из главных путей к изменению наших интуитивных суждений о некоем слож-н ом целом идет через анализ крупномасштабных и часто порази­тельных следствий из принципов, имеющих убедительное обосно­вание на микроуровне. Сходным образом признание ошибочнос­ти или ложности собственных суждений, несомненно, часто будет включать опровержение их путем последовательного применения принципов, проверенных на микроуровне. По этим причинам поПытка защитить принципы путем отказа от проверки на микро­уровне нежелательна.

Единственное основание, которое я смог придумать для отка­за учитывать результаты проверки фундаментальных принципов на микроуровне, заключается в том, что микроситуации могут включать в себя конкретные титулы собственности. Данный ход мысли продолжается следующим образом: разумеется, рассматри­ваемые фундаментальные принципы окажутся в конфликте с эти - ми титулами, потому что принципы должны действовать на более глубоком уровне, чем такого рода титулы. Поскольку они должны действовать на уровне, лежащем в основе таких титулов собствен-ности, ни одна микроситуация, которая включает титулы собст­венности, не может служить примером, на котором проверяются эти фундаментальные принципы. Заметим, что в этом рассуж­дении предполагается, что процедура Ролза исходит из того, что любой фундаментальный подход с позиций титулов собственности неверен и что существует некий настолько глубокий уровень, что никакие титулы на нем не действуют.

Можно ли отнести все титулы собственности к относительно поверхностным уровням? Например, титулы собственности людей на части собственного тела? Применение принципа максимиза­ции положения наименее обеспеченных вполне могло бы включать принудительное перераспределение человеческих органов (<<вы были зрячим все эти годы, что ж, теперь один или даже оба ваших глаза должны быть пересажены другим») или убийство некоторых людей для того, чтобы использовать их органы для пересадки тем, кто в противном случае умер бы молодым29. Приведение таких примеров выглядит слегка истерично. Но, анализируя запрет Рол-за на использование микроуровневых контрпримеров, мы вынуж­дены обращаться к крайним примерам. То, что не все титулы соб­ственности на микроуровне можно убедительно интерпретировать как поверхностные, а следовательно, как материал, который нельзя правомерно использовать для проверки наших предполагаемых принципов, становится особенно ясным в случае, когда мы обра­щаемся к тем титулам собственности и правам, которые очевидно не имеют социальной или институциональной основы. На осно­вании чего такие случаи, подробное описание которых я остав­ляю на усмотрение читателей с извращенным вкусом, объявля­ются недопустимыми? На основании чего можно утверждать, что фундаментальные принципы справедливости должны приме­няться только к фундаментальной институциональной структуре общества? (Разве мы не могли бы вписать практику перераспре­деления человеческих органов или принудительного прекращения человеческой жизни в фундаментальную структуру общества?)

Есть некая ирония в том, что мы критикуем теорию Ролза за ее фундаментальную несовместимость с концепциями справедливо­сти исторического типа, основанными на титулах собственности. Ведь сама по себе теория Ролза описывает ( понимаемый абстрак­тно) процесс, имеющий результат. Он не приводит прямых аргу-ментoв, дедуктивно выводящих два его принципа справедливости из других утверждений, которые их подразумевают. Любая дедуК­тивная формулировка аргументации Ролза содержала бы мета-утверждения, т. е. утверждения относительно принципов, например: любые принципы, о которых договорились индивиды в некоторой ситуации, верны. В сочетании с аргументом, доказывающим, что люди в определенной ситуации пришли бы к согласию относитель­но принципов Р, можно сделать вывод, что Рверны, а затем логи­чески вывести эти Р. Иногда по ходу аргументации <<Р>> появляется в кaвычкaх, чтобы отличать этот аргумент от прямых дедуктивных аргументов в пользу истинности Р. Вместо того чтобы дать прямой дедуктивный вывод, описываются ситуация и процессс и счита­ется, что любые принципы, которые возникли бы из этой ситуа­ции и этого процесса, представляют собой принципы справедливо­сти. (Здесь я не учитываю сложную взаимосвязь между тем Какие принципы справедливости хочется получить, и тем, как описыва­ется исходная ситуация.) Подобно тому, как для сторонника тео-гж основанной на титулах собственности, любой набор отноше­нии владения имуществом, возникающий в результате легитимного процесса (соответствующего принципу перехода) является спра­ведливым, для Ролза любой набор принципов, возникающий из ис­ходного положения в результате вынужденного процесса дости­жения единодушного согласия, является набором (правильных)

принципов справедливости. Каждая теория устанавливает точКу отсчета и процесс преобразования, и каждая принимает получаю-щиися результат. Согласно каждой из теорий, какой бы результат ни был получен, его следует принять в силу его происхождеш его истории. Любая теория, которая включает некий процесс, должна начинать с чего-то, что само по себе не является результатом дан-н ого процесса и не имеет соответствующего обоснования (в Про-тивном случае ей следует начать еще раньше), а именно либо с об­щих утверждений, доказывающих фундаментальную первичность прoцессa, либо с самого процесса. И теория, основанная на титу­лах собственности, и теория Ролза имеют дело с процессов ТеорИЯ, основанная на титулах собственности, описывает процессс генери-рующии наборы отношений владения имуществом. Три принципа справедливости (присвоения, перехода и исправления), которые дежат в основе этого процесса, имея этот процесс в качестве свое - го объекта, сами являются принципами распределительной спра­ведливости, основанными на процессе, а не принципами, осно­ванными на конечном состоянии. Они определяют протекающий процесс, не фиксируя, чем он должен завершиться, и не устанав­ливая обязательного внешнего калиброванного критерия для его результата. Теория Ролза, чтобы сгенерировать принципы спра-ведлшюсти, вводит процесс Р. В этом процессе Ручаствуют люди, которые, находясь в исходном положении и за занавесом неве­дения, достигают согласия по поводу принципов справедливости. Согласно Ролзу, любые принципы, возникшие в результате такого процесса Р, будут принципами справедливости. Но этот процесс Р, генерирующий принципы справедливости, не может, как мы уже убедились, сам сгенерировать принципы, основанные на процессе, в качестве фундаментальных принципов справедливости. Р неиз­бежно сгенерирует принципы, основанные на конечном состоянии или конечном результате. Несмотря на то что принцип различия, согласно теории Ролза, должен применяться к идущему и продол­жающемуся институциональному процессу (который включает производные титульные права, основанные на институциональ­ных ожиданиях в рамках этого принципа, а также производные элементы чистой процедурной справедливости и т. п.), он является принципом, основанным на конечном результате (но не принци­пом, основанным на текущем временном срезе). Принцип раз­личия устанавливает, к чему должен привести идущий процесс, и предлагает внешний калиброванный критерий, которому должен отвечать результат; любой процесс, не соответствующий этому кри­терию, отвергается. То, что принцип регулирует непрерывный инс­титуциональный процесс, не делает его принципом, основанным на процессе. В противном случае принцип утилитаризма также был бы принципом, основанным на процессе, а не принципом, основанным на конечном результате, каковым он является.

Таким образом, структура теории Ролза создает дилемму. Если процессы столь замечательны, то теория Ролза дефектна, потому что она не способна вывести принципы справедливости, основан - ные на процессе. Если же процессы не столь замечательны, то принципы, полученные Ролзом с помощью процесса Р для гене­рирования принципов, получают недостаточную поддержку. Кон­трактные аргументы содержат положение, утверждающее, что все, что возникает из некоторого процесса, справедливо. На этом фун­даментальном положении основана сила контрактного аргумен­та. В таком случае несомненно, что ни один контрактный аргу­мент не должен быть структурирован таким образом, чтобы зара­нее исключать принципы, основанные на процессе, из числа тех фундаментальных принципов распределительной справедливости, по которым оцениваются общественные институты; ни один кон­трактный аргумент не должен быть структурирован так, чтобы исключать ситуацию, в которой его результаты будут того же рода, что и предпосылки, на которые он опирается3о. Если процессы достаточно хороши, чтобы лежать в основе теории, то они доста­точно хороши и для того, чтобы быть возможным результатом этой теории. И по-другому никак нельзя.

Необходимо заметить, что принцип различия — это особенно сильная разновидность калиброванного по паттерну принципа, основанного на конечном состоянии. Будем говорить, что прин­цип распределения является органическим, если несправедли­вое в соответствии с этим принципом распределение может быть получено из справедливого в соответствии с ним распределения путем удаления (мысленно) некоторых людей и долей, достав­шихся этим людям в результате распределения. Органические принципы делают упор на особенности, зависящие от общего паттерна. Напротив, калиброванные принципы вида «каждому в соответствии с его баллами по конкретной естественной шка­ле D» не являются органическими принципами. Если какое-то распределение соответствует такому принципу, оно будет соот­ветствовать ему и после того, как некоторые люди и их имущество будут удалены, потому что их удаление не затронет соотношений между долями оставшихся и соотношений между их баллами по шкале D. Эти неизменившиеся соотношения будут такими же, как прежде, и будут по-прежнему соответствовать принципу.

Принцип различия является органическим. Если удалить из ситуации наименее благополучную группу и ее имущество, нет гарантии, что результирующая ситуация и результирующее рас­пределение максимизируют положение новой наименее благопо­лучной группы. Возможно, что новая «нижняя» группа могла бы иметь больше, если бы «верхняя» группа получила еще меньше (хотя передать имущество от «верхней» группы прежней «ниж­ней» группе было невозможно)[1].

«Идея исходного положения заключается в установлении честной процедуры, в результате которой любые принципы, ставшие ито­гом соглашения, будут справедливы. Цель состоит в использовании понятия чисто процедурной справедливости в качестве основания теории». Rawls, Theory ofst, р. 136 (русск. пер.: Ролз. Теория справедливости. С. 127].

* Таким образом, принцип различия создает два конфликта интере­сов: между теми, кто внизу, и теми, кто наверху; и между теми, кто в середине, и теми, кто внизу, потому что если убрать «нижних», то принцип различия мог бы улучшить положение средних, поскольку они стали бы новой нижней группой, положение которой должно быть максимизировано.

Органическим принципам свойственна неспособность удов­летворить условию удаления (т. е. чтобы после удаления людей и их имущества распределение оставалось справедливым). Рассмот - рим таКже условие объединения, которое состоит в том, что если два распределения (для разных групп индивидов) шдш то справедливым является и распределение, представляющее собой

комбинацию этих двух справедливых распределен (Если рас­пределение на Земле справедливо и распределение на какой-то планете в системе одной из удаленных звезд справедливо, то и сумма этих двух распределений справедлива.) Принципы распре­деления типа <<каждому в соответствии с его баллами по конкрет­ной естественной шкале» нарушают это условие, и поэтому (будем говорить, что) они неагрегирующие. Ведь хотя внутри каждой группы все соотношения долей в распределении соответствуют соотношению баллов на шкале D, это соответствие между инди­видами из разных групп не обязательно имеет место*. Принцип справедливости владения имуществом, основанный на титулах собственности, удовлетворяет и условию ликвидации, и условию объединения; т. е. принцип, основанный на титулах собственно­сти, является неорганическим и агрегирующим.

Нельзя оставить тему свойств принципа различия, не упомя­нув любопытного, но, как я полагаю, ошибочного предположе­ния Томаса Скенлона о том, что «не существует убедительно-го Принципа, который был бы отличен от принципа различия и занимал бы промежуточное положение между ним и абсолютным равенством»31. Как так может быть, чтобы не было ни одного убедительного принципа равенства, за исключением абсолют-ного равенства, который исключал бы большое неравенство ради незначительной выгоды репрезентативного индивида ш числа беднейших? Для эгалитариста неравенство является издержкaми, <<фактором со знаком минус». Последовательный эгалитарист не доПускает вообще никакого неравенства, т. е. считает издержки неравенства бесконечно большими. Принцип различия допускает любую величину этих издержек, если есть хотя бы какая-нибудь, сколь угодно малая выгода (для самой обездоленной группы). Он не считает издержки от неравенства существенными. Я сфор­мулировал свой комментарий так, чтобы на ум сразу приходил следующий принцип, который мы назовем Универсальный Эга­литарный Принцип №1: неравенство оправдано, только если выгода от него больше, чем связанные с ним издержки. Следуя Ролзу, предположим, что выгоды от неравенства — это выгоды только наименее обеспеченной группы. Как измерить издержки (да еще таким образом, чтобы они были сопоставимы с выго­дами)? Издержки должны представлять всю сумму существую­щего в обществе неравенства, которое можно было бы тракто­вать по-разному. Давайте считать мерой неравенства (и соот­ветственно его издержек) в конкретной системе разницу между положением типичного представителя самых благополучных и типичного представителя наименее благополучных. Пусть Xw — доля типичного представителя наименее благополучных в систе­ме Х, а ХБ — доля типичного представителя самых благополучных в той же системе. Пусть Е — действенная система, основанная на равенстве (в которой доля каждого не меньше, чем в любой другой эгалитарной системе). ЕБ = Ew. Таким образом, мы полу­чаем следующее Первое Определение Универсального Эгалитар - ного Принципа № 1. (Другие определения будут использовать другие меры неравенства.) Система неравенства И неоправдан­на, если ИБ— t/w > t/w—Јw. (Или должно быть <':?) Неравенство оправданно, только если его выгода для наименее благополучных t/w—Јw больше (или равна?) издержкам неравенства, которые составляют ИБ— t/w. (Заметьте, что все эти рассуждения вклю­чают измерение на интервальной шкале и межличностные срав­нения.) Эгалитарист может найти привлекательной эту проме­жуточную позицию, а данный принцип является более сильным эгалитарным принципом, чем принцип различия.

Существует еще более строгий эгалитарный принцип, не яв­ляющийся чистым эгалитаризмом, который основан на сооб­ражениях, сходных с теми, которые ведут к отказу от простого принципа сопоставления издержек и выгод в контексте мораль­ных проблем,32. Это дало бы нам Универсальный Эгалитарный Принцип №2: система неравенства И оправданна, только если а) выгоды от нее превышают издержки, и б) не существует дру­гой системы неравенства S с меньшим неравенством, так чтобы дополнительные выгоды И по отношению к S не перевешивали бы дополнительные издержки И по отношению к S.

В порядке возрастания строгости эгалитаризма мы имеем: принцип различия, первое определение Универсального Эгали­тарного Принципа №1, первое определение Универсального Эга­литарного Принципа №2 и принцип строгого равенства (выби­рай Е). Нет сомнений, что для эгалитариста два средних варианта были бы более привлекательны, чем принцип различия. (Эгали­тариста могло бы заинтересовать, какие изменения в структуре Исходного Положения или в природе оказавшихся в нем инди­видов обеспечили бы выбор одного из этих эгалитарных принци-по в.) Лично я, разумеется, не считаю эти эгалитарные принципы верными. Но их рассмотрение помогает точно оценить, насколь­ко эгалитарен принцип различия, и опровергает утверждение, что это самый эгалитарный из возможных принципов, за исключени­ем абсолютного равенства. (Возможно, впрочем, Скенлон имеет в виду, что любой более строгий эгалитарный принцип должен был бы оценить абсолютные издержки неравенства, в то время как теоретические обоснования, которые позволяли бы точно припи­сать значение таким издержкам, отсутствуют.)

Следует упомянуть один способ, с помощью которого можно получить из исходного положения по Ролзу еще более эгалитарные принципы. Ролз представил себе рациональных, преследующих собственные интересы индивидов, которые за занавесом неведения выбирают принципы для регулирования своих институтов. Далее, в третьей части книги, он представляет себе, что у людей, кото­рые выросли в обществе, воплощающем эти принципы, разовьется чувство справедливости и особая психология (отношение к другим и т. п.). Назовем это Фазой I рассуждения. Фаза II рассуждения Предполагала бы, что эти люди, которые являются результатом Фазы 1 и деятельности общества, организованного по принципам Фазы 1, помещаются в исходное положение. Исходное положе­ние в Фазе II содержит индивидов, психология и чувство спра­ведливости которых являются продуктом Фазы 1, а не (просто) рациональных и преследующих собственные интересы. Теперь эти люди выбирают принципы регулирования общества, в котором они должны жить. Будут ли принципы, которые они выбирают в Фазе II, теми же принципами, которые выбрали другие инди­виды в Фазе 1? Если нет, представим себе людей, выросших в об­ществе, воплощающем принципы Фазы II, определим их психо­логию, а затем поместим этих индивидов, являющихся продук­том Фазы II, в исходное положение Фазы III, и продолжим этот итеративный процесс. Будем говорить, что итеративное повторе­ние исходного положения приводит к конкретным принципам Р, если 1) существует Фаза n, в исходном положении которой выби­рается Р, и Ртакже выбирается в исходном положении Фазы n + 1, или 2) если новые принципы выбираются в каждой новой фазе исходного положения, то эти принципы в пределе сходятся в Р. В противном случае итерации исходного положения не приводят к конкретным принципам, например, последовательные исходные положения фаз колеблются между двумя наборами принципов.

Являются ли два принципа Ролза результатом итеративно­го повторения исходного положения, т. е. выберут ли люди, чью психологию Ролз считает результатом действия двух его принци­пов, те же самые принципы в Фазе II исходного положения? Если да, то это усилило бы результат Ролза. В противном случае воз­никает вопрос — порождает ли исходное положение какие-либо принципы, на каком этапе они возникают (или только в пределе) и что конкретно представляют собой эти принципы. Представ­ляется, что это была бы интересная тема исследований для тех умов, которые, несмотря на мои аргументы, предпочтут работать в рамках подхода Ролза.