Психологические факторы-детерминанты группового и массового политического поведения
Основной характеристикой групповой и массовой психологии в сфере политики является установка на различение «своих» и «чужих». Сам факт объединения людей в какую-либо общность (нацию, партию и т. д.) формирует неосознанный мотив поиска врага, соперника. Чем реальнее и ощутимее этот «чужой», тем психологически легче и быстрее происходит процесс консолидации общности.
Примеров такой консолидации в различные социальные и политические образования, которая сопровождается поисками реальных или мнимых врагов, много, в том числе и в постсоциалистиче - ской России. Можно вспомнить «Марш голодных очередей», организованный 9 февраля 1992 г. движением «Трудовая Россия» и партиями коммунистической ориентации. Известие о планировании этой политической акции стало поводом для упрочения демократических сил перед угрозой наступления «красно-коричневых». Не углубляясь в анализ причин, содержания лозунгов и социального состава «Марша голодных очередей», демократы на своих митингах вели себя точно так же, как и «противник» (те же установки, методы, формы проявления враждебности и т. д.). Эти альтернативные митинги (на Манежной площади и на площади Свободной России) продемонстрировали одну из исходных посылок массовой политической психологии, а именно: в процессе политических взаимодействий для социальных общностей психологически важны не особенности той или иной из них, а их отличия от своей общности.
Основным механизмом формирования образа другой общности выступает сравнение. Все элементы политического поведения и политической деятельности (традиции, ритуалы, символика, программные заявления и т. д.) «чужой» общности воспринимаются через преувеличение их несходства с собственными образцами. При этом чем меньше опыт непосредственного общения с «чужой» общностью, а, следовательно, острее дефицит достоверной информации о ней, тем более искаженным (предвзятым) предстает ее образ. В основу суждения о другой общности в данном случае ложатся либо случайные черты, либо стереотипы общественного сознания, формируемые как идеологическими аппаратами государства, так и политически ангажированными СМИ.
Хорошо известно, что в СССР с помощью массированной пропаганды от поколения к поколению передавался стереотип о КПСС как «уме, чести и совести современной эпохи», единственном и верном борце за интересы трудящихся. Параллельно закреплялись негативные стереотипы относительно западной демократии (как «рая для богатых и ловушки для бедных»), частного предпринимательства (как ничем не ограниченной свободы наживы и безудержной эксплуатации человека человеком), диссидента (как предателя национальных интересов) и т. д.
Давно замечено, что нередко люди составляют собственное мнение о сущности и ценности для себя той или иной партии или общественной организации на основе личных контактов с ограниченным числом представителей этих формирований. В таком случае действует психологический закон «переноса репутации», т. е. личные впечатления (симпатии или антипатии) переносятся с индивидов на всю организацию, членами которой они являются.
То же характерно для восприятия «чужой» организации через призму политического имиджа ее лидера (или группы лидеров). Здесь действует правило «каков поп, таков и приход».
Для людей, объединенных в политические общности, характерна повышенная эмоциональность. В качестве одного из основных сильно действующих побудительных факторов здесь выступает символика. Флаги, гербы, гимны, памятники культуры, исторические личности, события и т. д. очень часто становятся символом объединения, направляющим их устремления на конкретные политические объекты. Именно эту роль играли в суровые годы Великой Отечественной войны, поднимая народ на разгром врага, такие кинофильмы, как «Александр Невский», «Чапаев» и др. Многие символы создают настолько мощные эмоциональные состояния, что помогают преодолевать людям даже нечеловеческие испытания.
Поэтому политическая практика, особенно на крутых поворотах истории, неизменно включает низвержение старых и утверждение новых символов. Переименование городов и улиц, реабилитация исторических фигур, национальных традиций и праздников - все это призвано формировать у людей сугубо положительные эмоции. Однако у значительной части населения - приверженцев старых, низвергнутых символов они вызывают гнев и раздражение. В результате такого «двоевластия» старых и новых символов общество раскалывается, что пагубно сказывается на социальной и политической стабильности, порождая всякого рода противостояния и «выяснение отношений» между «реставраторами» и «реформаторами».
Еще одна важная сторона массового политического поведения, обусловленная действием психологических факторов, заключается в том, что между политическими убеждениями людей и их реальными действиями очень часто отсутствует какая-либо связь, а если она есть, то чаще всего довольно слабая и относительная.
Так, например, в 1930-е гг., когда в США были довольно сильны антикитайские настроения, профессор Раптер провел довольно интересный эксперимент. Он и два китайца (ученик профессора и его жена) отправились в путешествие по стране, посетив 66 гостиниц и 184 ресторана. За исключением одной гостиницы, везде им был оказан радушный прием, без акцента на национальную принадлежность супружеской четы. По возвращению из путешествия в те же гостиницы и рестораны были направлены письменные запросы относительно возможности обслуживания китайцев. Результаты превзошли ожидания: было получено 92% отказов. Из этого следовало, что четкая установка на нетерпимость, актуализация ранее сформированных политических убеждений происходит только при постановке вопроса в категорической форме.
Психологическая мотивация жизнедеятельности толпы
Особенностью общественно-политических реалий ХХ - начала XXI вв. является их «массовизация». Начавшись в экономике, она постепенно распространяется на все остальные сферы жизни общества: нематериальное производство, управление, политику, досуг, общение. «Массовизация» в политике привела к тому, что резко увеличилось количество людей, участвующих в политических действиях, изменился качественный состав организованных политических сил, усложнились сами политические отношения, сформировалось новое политическое сознание.
Одним из первых, кто дал подробный анализ феномена массы, равно как и массовой психологии и культуры, был известный испанский философ Х. Ортега-и-Гассет. В работе «Восстание масс» он писал: «Массы внезапно стали видны, они расположились в местах, излюбленных «обществом». Они существовали и раньше, но оставались незаметными, занимая задний план социальной сцены; теперь они вышли на авансцену, к самой рампе, на места действующих лиц. Герои исчезли, остался хор». Согласно Х. Ортега-и-Гассету, принадлежность к массе - чисто психологических признак, ибо человек массы чувствует себя точно таким же, как все другие участники.
Существуют различные определения понятия массы. Американский социолог Д. Белл, систематизировав наиболее часто встречающиеся, свел их к пяти основным.
1) Массы как недифференцированное множество. В этом смысле массы обычно определяют как противоположность классу или какой-либо другой относительно однородной группе людей. При таком понимании масса не имеет ни социальной организации, ни обычаев, ни установленного руководства. Подобные массы не только автономные, но и конформистские. И человек толпы предстает в качестве обезличенного субъекта, суть которого определяют такие черты, как стереотипное мышление, приспособленчество, несамостоятельность суждений. Это приводит к «стадной экзальтации» (восторженному, возбужденному состоянию), безответственности, потере индивидуальности (собственного лица).
2) Массы как синоним невежественности. Современная культура не является моделью или стандартом для массового человека. Широкие массы людей не могут стать образованными и овладеть культурными ценностями. Страх перед массой, - пишет американский социолог Д. Белл, - уходит корнями в господствующую консервативную традицию западной политической мысли, которая и сегодня еще формирует политические и социологические воззрения, резко противопоставляя «авторитетных лидеров бессмысленным массам», иображая первых в качестве «пастырей» вторых.
3) Массы как механизированное общество. «Механическое общество» накладывает на людей свой отпечаток, делает их жизнь математически точной. Бытие человека приобретает подобный маске характер: стальной шлем и защитная маска сварщика символизируют превращение индивидуального в его техническую функцию. Здесь ярко проявляется антигуманизм индустриального общества, пагубно влияющего на развитие человеческой индивидуальности.
4) Массы как бюрократическое общество. Современная организация производства направлена исключительно на рост производительности труда, что создает своеобразную управленческую пирамиду, в рамках которой все решения принимаются наверху. Эта «функциональная рациональность» вытесняет «субстанциональную рациональность», сущность которой состоит в том, что к любым человеческим делам должен быть приложен разум, что все дела и поступки, да и сами мысли должны сознаваться человеком. Когда решения принимаются наверху, в отрыве от основных производителей, это не только лишает подчиненных инициативы, но и вызывает у них неудовлетворенность, приводит к потере самоуважения. В результате личность теряет свои «эксклюзивные» черты «в пользу стадности».
5) Массы как толпа. В данном случае категория «массы» употребляется как сугубо психологический термин. И поведение людей в толпе есть не что иное, как форма «массового психоза». Толпа не рассуждает, а повинуется страстям. Отдельный человек сам по себе может быть культурным человеком, но в толпе он становится варваром, превращается в инстинктивно действующее существо. Вместе с другими участниками толпы он опускается вниз по лестнице цивилизации.
Будучи временным «скоплением» непосредственно контактирующего большого числа людей, которые спонтанно реагируют на одни и те же стимулы сходным или идентичным образом, толпа не обладает ни установленными организационными нормами, ни каким бы то ни было комплексом моральных установлений и табу. Вне зависимости от типа толпы (она может быть агрессивной, алчущей, спасающейся и т. д.), в ней всегда проявляются и берут верх примитивные, но сильные импульсы и эмоции.
Присоединение к толпе у каждого человека сопровождается разрядкой напряженности. Временно освобождаясь от многих сковывавших его проблем: житейских, нравственных, чисто психологических и т. д., - он становится частью социального организма, живущего по своим специфическим законам. Здесь все теснят друг друга со всех сторон, каждый лишается самостоятельности, личного контроля над ситуацией.
В толпе теряется ответственность личности за свои поступки, она как бы делится на всех и поэтому не ложится нравственным бременем ни на кого. Человек побуждается к действиям, которые он никогда не был бы в состоянии совершить один, оказавшись объектом влияния общественности. Только в толпе трус может стать храбрым, а стеснительный человек - решительным. Однако, теряя нравственные ориентиры своего поведения, человек теряет самого себя. Н. А. Бердяев не без основания утверждал, что всякая группирующаяся масса не приемлет свободы и враждебна ей.
В толпе человеку непроизвольно передается эмоциональное состояние окружающих (возбуждение, ликование, гнев, агрессивность и т. д.). Действуя по принципу положительной обратной связи, происходит многократное взаимное усиление аффективного (эмоционального) воздействия. Недаром говорят, что и смерть на миру красна.
Толпа снижает у людей критичность восприятия информации, значительно затрудняются оценка и контроль собственных реакций. Интеллект толпы всегда ниже интеллекта составляющих ее единиц. По этой причине многократно возрастет внушаемость массы.
При этом механизм внушения не нуждается в логике и четко выстроенной системе доказательств. Самые невероятные слухи легко усваиваются и мгновенно распространяются. Даже случайно брошенное слово, оскорбляющее политические пристрастия толпы, может стать толчком к погромам и насилию.
Возбужденная политическая масса громит и сокрушает на своем пути былые символы (памятники, здания и т. д.), а заодно для демонстрации силы и удали все, что попадается под «горячую руку». Неосознанная тревога, нравственные укоры за содеянное нередко обостряют чувство преследования - особую возбудимость и раздражительность толпы по отношению к своим истинным или иллюзорным врагам. Н. Макиавелли писал, что нет ничего страшнее взволнованной массы без вождя, но нет также ничего ее слабее.
Умение «оседлать» толпу, подчинить ее своим желанием и интересам во все времена считалось выдающимся качеством политика. Весь мировой опыт свидетельствует, что тот, кто умеет вводить массу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда становится ее жертвой.
Влияние толпы на индивида преходяще, хотя возникшее у него настроение может сохраняться долго. Связь, объединяющая толпу, разрушается, если новые стимулы создают другие эмоции. Толпа рассеивается под влиянием инстинкта самосохранения или страха (если ее облить водой или обстрелять). Толпа может разойтись также под влиянием таких чувств, как голод, возбуждение, направленное к иным целям, чувство юмора и др.
