Эгоцентрические и социоцентрические мотивации власти как психологической категории

Всесторонний анализ и теоретико-прикладное осмысление феномена политики и власти, как и всех других явлений и процессов общественной жизнедеятельности, не являются монополией какой - либо одной науки и выступают в качестве предмета рассмотрения не только политологии, но и философии, социологии, юриспруденции

и, конечно, психологии. Причем у каждой науки в этом предмете своя «ниша».

Что касается политической психологии, то она исследует политико-властные отношения через призму субъективного восприятия людьми. В качестве приоритетной цели здесь выступает нахождение ответов на ключевые в данной проблематике вопросы, а именно:

а) Почему одни люди (таких меньшинство) стремятся к власти, тогда как другие (таких большинства), наоборот, власти избегают?

б) Почему одна власть безоговорочно принимается людьми и они готовы подчиняться ей и следовать установленным ею правилам, тогда как другая власть ими отвергается, и они готовы сопротивляться ей, иногда даже жертвуя жизнью?

в) Что дает людям власть над другими людьми, чем наделяет и что отнимает?

Власть и человеческая природа

Ответы на все эти непростые вопросы, связанные с «таинством» власти и политики, уходят своими корнями в генетическую природу человека. Уже на этом уровне у людей заложено социальнопсихологическое предрасположение к тому, чтобы властвовать.

Еще древнегреческий философ Фукидид писал, что доминирующим началом, определяющим поступки индивида, является воля к власти. Причем личности, рожденные для того, что бы реализовать эту волю к власти, обладают неким неуловимым качеством - харизмой, или «фактором икс» («магией лидера») и образуют в обществе меньшинство. И именно из этого меньшинства выходят политические лидеры: как демократы, так и тираны, - что определяется уже не столько генетикой, сколько историческими условиями той эпохи и общественной среды, в которой действует личность.

Неслучайно любой общественной структуре присуща форма пирамиды, на вершине которой оказывается некий ведущий. В различные эпохи его называют то вождем, царем, лидером или президентом. Но как бы его ни называли, это некий человеческий тип, рожденный властвовать. Он готов бороться, убивать или быть убитым ради того, чтобы реализовать эту заложенную в нем предрасположенность к властвованию.

Воля к власти, подчиняющая себе все помыслы прирожденного лидера, может быть реализована только при условии существования массы тех, кто желает власти над собой. И такая масса, генетически запрограммированная на то, чтобы подчиняться некой стоящей над ней личности, присутствует в любом сообществе людей (большом или малом). Причем эта потребность иметь над собой «начальника» и прятаться под «начальствующее крыло» во многом носит чисто психологический характер.

Не секрет, что у примитивных племен культ вождя имел защитные психологические функции, избавляя его приверженцев от чувства неуверенности и страха. Современный цивилизованный человек не столь уж далек от подобных стремлений. И потребность в сильном лидере очень часто проявляется вне зависимости от того, существуют или нет демократические традиции в данном обществе.

С этой потребностью и привычкой повиноваться связана и такая психосоциальная характеристика большинства людей, как пассивность. В политике это находит свое концентрированное выражение в том, что еще ни в одной стране мира основная масса нации не принимала деятельного участия на крутых поворотах истории. В годы английской буржуазной революции, к примеру, армия Кромвеля, решавшая участь нации, составляла всего лишь около 1 % всего населения. Этот показатель (уровень народного участия) во время французской революции не превышал 2-3% населения, в американской - не более 10%.

Такая же «всенародная» пассивность была характерна и для социалистической революции в России, а также для событий августа 1991 г. Так в ночь с 20 на 21 августа 1991 г. у здания Верховного Совета РСФСР собралось не более 70 тыс. человек, тогда как абсолютное большинство москвичей безучастно наблюдали за происходящим. Сказанное в полной мере применимо и к характеристике «народного участия» в октябрьских (1993 г.) событиях.

Политическая пассивность была характерна для демократии еще в Древней Греции. По словам Аристотеля, уже в V веке до н. э. народное собрание в Афинах не могло собрать кворума, потому что граждане перестали являться на него. И политические вожди вынуждены были прибегнуть к «материальному стимулированию» общественной активности, т. е. ввести плату за участие в общественной жизни.

Скрытая плата за участие, принимающая форму покупки голосов в ходе избирательных кампаний - широко распространенное явление и в современных демократиях, во многих из которых (по причине политического равнодушия электората) процент явки избирателей (для того, чтобы выборы были признаны состоявшимися) понижен до 25% или не оговаривается вообще.

Психологическая мотивация стремления к власти

В числе основных психологических мотивов, заставляющих людей стремиться к власти и обрести престижный статус ведущего, а не ведомого, в качестве преобладающих мотивов чаще всего выделяют мотивы эгоцентрические, т. е. те, которые концентрируются на реализации собственных интересов личности.

Именно такими являются мотивы стремления к власти при условии автономного отношения к ней, когда власть ценится исключительно в силу своих собственных достоинств. Одним из таких мотивов может быть восприятие власти как игры, т. е. власть, как магнитом, притягивает к себе уже по той причине, что носит игровой характер, сравнимый со спортивным азартом. Здесь такой же предельный накал страстей, захватывающий человека, особенно на стадии борьбы за кресло в период предвыборных баталий, публичных схваток претендентов, в ходе которых надо доказать избирателю, что среди всех соискателей власти ты - первый.

Другим эгоцентрическим мотивом является власть как господство над другими людьми. Этот мотив присущ личностям, для которых власть привлекательна в первую очередь тем, что дает возможность навязывать людям свою волю: одних «казнить», других «миловать». Такого рода мотивация может быть связана с какой-либо тайной (психической) или явной (физиологической) ущербностью человека и желанием компенсировать ее за счет обретения власти. Представитель неофрейдизма, немецко - американский психолог и социолог Э. Фромм (1900-1980) отмечал в этой связи, что, переживая какую-то свою «ущербность», человек может пойти по линии наименьшего духовного сопротивления - по линии компенсации этого своего чувства «хужести» страстью к возвышению над всеми и всем.

При инструментальном отношении к власти, когда власть ценится исходя из того, чего можно достичь, обладая ей, доминирует эгоцентрический мотив стремления к власти как источнику богатства, престижа, славы. Однако здесь возможна и социоцентриче - ская мотивация, которая может быть выражена желанием послужить людям, послужить Отечеству, сделать что-либо хорошее для страны (региона области, района), реализовать интересы какой-либо общности (класса, нации, клана и пр.).

Власть - предмет скользкий. И здесь требуется совершенное владение искусством не только «захвата» власти, но и способности удержать ее. М. Вебер, подробно изучавший проблему удержания власти, выделил три основных способа (не столько политических, сколько психологических), используемых правителями в недемократических системах с этой целью.

1. Подбор аппарата управления из заурядных приспешников. Предпочтение оказывалось не тем, кто обладал познаниями и острым умом, а тем, кто был исполнителен и не позволял себе лишних мыслей. Деспотическая власть видела свою опору в людях безграмотных. Именно им оказывалось предпочтение по сравнению с людьми просвещенными и мудрыми. Были периоды, когда слыть человеком умным было даже небезопасно. Так, уже став римским императором, Клавдий признавался, что во время царствования своего предшественника Калигулы он нарочно стимулировал глупость, чтобы уцелеть.

По мнению известного российского политолога Ф. М. Бурлацкого, подобной же тактики придерживался Н. С. Хрущев, изображая «щирого казака», далекого от каких-либо претензий на власть, надежного исполнителя чужой воли. Это соответствует традиции, заложенной еще Петром I, который в указе от 9 декабря 1708 г. предписывал: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы умением своим не смущать начальства».

2. Беспрестанное подтверждение выдающихся качеств правителя. Горе было тому, кто даст понять, что правитель в чем-то ошибся. Для большего упрочения своей власти наместниками бога на земле считали себя величайшие завоеватели Тамерлан, Чингисхан, российские самодержцы и многие другие владыки прошлого. Впоследствии на смену привычной формулы «волею божьей» пришла другая, не менее ритуальная и опасная формула «волею народной». Чем более авторитарный характер носит власть, тем нетерпимее руководитель к любому чужому мнению.

3. Периодическое отлучение определенного числа своих сподвижников, что порождает у них стремление ничем не навлечь на себя гнев вождя. Как правило, сподвижников уничтожали под предлогом того, что они продались неприятелю, стали врагами народа. Именно это обвинение безошибочно выдвигалось при любых режимах, в том числе и в совсем недалеком прошлом нашей страны.

Пассивное отношение к власти и стремление избегать ее также имеют свою мотивацию. Это может быть реальная оценка собственных шансов на осуществление власти, связанная:

• с типом политического режима: при тоталитарных и авторитарных режимах формирование и воспроизводство правящего класса носит сугубо кастовый закрытый характер, и «человеку со стороны» попасть в номенклатурный круг практически невозможно;

• с характером самой личности: политика любит сильных людей, это жесткий (если не сказать жестокий) род занятий, поэтому людям без «толстой кожи», слабовольным, неуверенным в себе и т. д. в политике делать нечего;

• с тем, что политика не главная сфера жизни человека и совсем не желанное занятие для большинства. Люди чаще всего реализуют свои таланты и способности вне политической сферы, исповедуя по отношению к ней в качестве жизненного кредо установку «вне партий, вне политики» и др. К тому же политика на уровне обыденного массового сознания воспринимается преимущественно как «грязное дело».