Понятие прав и свободы в кочевом обществе
В кочевом обществе концепция «свободы» заметно отличалась от американской и европейской. Социальная организация казахского общества основывалась на многообразии взаимосвязанных форм отношений между людьми: хозяйственных,
кровнородственных, семейных, политических и др., которые возникали в разных сферах общественной жизни и создавали сложную систему разнообразных социальных организмов и их институтов. Определяющим фактором общественных отношений явилось единство интересов и целей, сформировавшихся в процессе общественного производства. В условиях кочевого общества оно существовало в виде общины, функционирующей на основе производственных связей.
Богатые скотовладельцы и рядовые общинники могли существовать и обеспечивать нормальную жизнедеятельность скотоводческого хозяйства только в процессе активного взаимодействия друг с другом. От осуществляемой роли и функций в общественном производстве зависело социальное и правовое положение той или иной группы казахов. На каждом участке сообщества внутри каждого локального организма действовала, как пишет С. Ауелбеков, иерархизированная система прав и свобод, которая в свою очередь подразделялась на субъектов - носителей различного ранга право - и свободопользователей» [18, с.26]. Свобода кочевника строго соответствовала позиции его коллектива в родовой номенклатуре, а шире - в сообществе. Например, принадлежность к сословию султанов означала фактическую принадлежность к господствующему классу и предопределяла его преимущественное право осуществлять управленческие функции. Положение шаруа, в котором находилось подавляющее большинство казахского общества и основная производящая сила, определялось, прежде всего, принадлежностью к определенным родоплеменным общинам, выход из которых по социальноэкономическим и политическим условиям был для них практически нереален. Шаруа были прикреплены к родовой общине самим фактом рождения в ней, совместным (коллективным) пользованием пастбищными угодьями, зимовками, водопоями, родовой взаимопомощью, обрядами и обычаями. Являясь членами родовых общин, кочевники наделялись определенными правами и обязанностями. Наиболее развитым было право собственности. В кочевом обществе сочетались частная (на скот) и общественная (на землю и водные источники) собственность, которые в условиях кочевого способа воспроизводства органически взаимодействовали, дополняя друг друга. Все это свидетельствует о том, что члены общины юридически были свободны и ничем, кроме трудовой кооперации и кровного родства, не были связаны. Но именно в процессе труда, развития кочевого хозяйства казахи были зависимы и несвободны. Кочевник имел права, только оставаясь частью родовой группы, и строил свою деятельность только внутри совместного действия этой группы. Свобода достижима была кочевнику в условиях его полной несвободы как индивидуальной личности путем подчинения родовой общностью себе личностного развития индивидов.
Идея свободы в казахском обществе слита в синкретном единстве системы жизненных ценностей и не отдифференцирована. В такой форме она чаще фиксируется в доминантной форме как свобода от необходимости бороться за выживание. Эта модель свободы противоположна общезначимой свободе, отличающейся качествами всеобщности, безусловности в рамках определенной легитимности [18, с.26]. Такое понимание «свободы» в кочевом обществе не могло не отразиться на взаимоотношениях индивида и общества, индивида и власти. Позже, в условиях колониального положения Казахстана распространение в казахской степи российских законов и российских (в определенной степени европейских) стандартов жизни привело к постепенному частичному вытеснению традиционных ценностей современными. Для политической культуры кочевого общества не является характерным полное доминирование корпоративизма (как на Востоке) или индивидуализма (как на Западе), а присущ определенный синтез индивидуализма и корпоративизма. Именно умелым синтезом традиционных ценностей и современных академик
А. Нысанбаев объясняет успех социально-политических преобразований в казахском обществе в конце Х1Х в., начале и середине ХХ в. [19, с. 322].