«Оттепель»: достижения и неудачи «великого десятилетия»

Тот вариант десталинизации, который был реализован, трудно оценить однозначно. В нем содержалось немало противоречивых черт. Решения, которые принимались в рамках реализации этого курса, вдохновлялись различными, часто противоположными идейными подходами. Такая противоречивость во многом была связана с особенностями личности

Н. Хрущева, оказавшегося в результате борьбы за власть на вершине партийного и государственного руководства СССР. Именно Хрущев определил стратегию послесталинского развития Советского Союза. Он как политический лидер предопределил и многие особенности этого развития.

К сожалению, в отечественной литературе преобладают поверхностные оценки личности Никиты Хрущева и его роли в политической истории нашей страны. Поэтому, с нашей точки зрения, уместно привести характеристики этого незаурядного и неоднозначного деятеля, данные итальянским историком Дж. Боффа. Н. Хрущев существенно отличался от других членов сталинского политбюро, тех, кто после смерти «отца народов» повел борьбу за овладение его наследством.

«В 1954 г., — отмечает Дж. Боффа, — Хрущеву исполнилось 60 лет, на 8 лет больше, чем Маленкову. Он был выходцем из крайне бедных слоев и любил вспоминать об этом: работать начал с 13 лет, сначала пастухом, потом рабочим. Во время Гражданской войны в рождающейся Красной Армии он был простым солдатом, а не командующим, как другие его сверстники. Образование он получил позднее, на рабфаке; Хрущев, таким образом, был продуктом массового выдвижения новых кадров пролетарского происхождения, которое осуществлялось в 20-е гг. Если политическая карьера Маленкова делалась в центральном аппарате партии, то карьера Хрущева — в периферийных и местных организациях, включая парторганизации города Москвы и Московской области: он работал сначала в Донбассе, затем — в столице, позднее — на Украине, во время войны — на основных южных фронтах, потом — снова в Киеве и, наконец, опять в Москве. Только на этом последнем этапе он оказался в крайне узком кругу основных соратников Сталина» [10, с. 416].

На формирование Н. Хрущева как политического лидера большое влияние оказала вся обстановка сталинского периода советской истории, которая была весьма противоречивой.

«Хрущев, — отмечает в связи с этим Дж. Боффа, — был деятелем типично сталинской закалки... вся его политическая жизнь протекала в самых недрах истории того СССР, каким его создал Сталин. Но сама эта история была процессом весьма сложным; вся она наполнена глубокими конфликтами, которые вновь и вновь возникали. Многие из этих

событий, как выяснилось, породили в сознании Хрущева идеи, глубоко отличавшиеся от концепции Сталина; ум его был плодовит на подобные инициативы на протяжении всего периода руководства правительством. Серьезные исследователи обращают внимание на то влияние, какое оказали на Хрущева технология и экономическое развитие Запада. Но не этим он в действительности вдохновлялся. Не был он и чистым прагматиком, каким его часто представляют. В его мышлении наряду с оригинальными идеями мы видим черты возрождения проектов и предложений, характерные для самых различных периодов предшествующей советской истории: старые ленинские концепции, предложения и методы первого периода нэпа, мотивы, имевшие когда-то большое значение для обсуждения политических проблем, но задушенные затем в середине 30-х гг. Хрущев проявлял большой интерес к тому, что происходило за рубежом, в особенности в наиболее передовых индустриально развитых странах. Их опыт оказал на него существенное влияние, когда он с ним близко познакомился, но и эта открытость к достижениям зарубежного мира не была чем-то совершенно новым в истории СССР, поскольку именно она была характерна для начальной фазы индустриализации, а этот период особенно был важен для формирования личности Хрущева» [10, с. 417].

В результате стиль политического мышления и политической деятельности Хрущева включал в себя, казалось бы, несовместимые элементы. Тот же Дж. Боффа констатирует:

«Наслоения заимствований из прошлого опыта развития Советского Союза приводили к тому, что для манеры мышления Хрущева был характерен явный эклектизм в том смысле, что различные моменты этого исторического опыта складывались в его суждениях в причудливые комбинации, не будучи подвергнуты отбору зрелого осмысления, который характерен для подлинной культуры мысли. Одна черта поражала многих, кто близко знал этого человека: сочетание и чередование озарений острой и могучей мысли и тяжелых пробелов невежества, элементарных, упрощенных представлений и способности к тончайшему психологическому и политическому анализу» [10, с. 417].

Победа Хрущева в борьбе за власть над своими конкурентами очень напоминала победу Сталина в аналогичной борьбе 1920-х гг. И тогда, и в 1950-е гг. важнейшим узлом всей системы государственного управления де-факто оставался центральный аппарат коммунистической партии. Оказавшись во главе этого аппарата, и Сталин и Хрущев получили в свои руки важнейшие рычаги и ресурсы, определившие их победу. Как в свое время Зиновьев с Каменевым рассматривали Сталина лишь в качестве своего орудия в борьбе с Троцким и не считали его серьезной и самостоятельной фигурой, так и большинство членов сталинского и пос - лесталинского руководства не видели в Хрущеве серьезного соперника и рассчитывали использовать его в собственных интересах. В итоге Маленков, Берия, Молотов и их соратники просчитались так же, как Троцкий, Каменев и Зиновьев.

Постепенно сосредоточивая в своих руках верховную власть, Хрущев добивался принятия и осуществления решений, обеспечивавших ему поддержку как «сверху», так и «снизу», как со стороны партноменклатуры, так и со стороны основной части городского и особенно сельского населения. Понимая не хуже, а скорее лучше, чем его главные оппоненты, сложности положения, в котором оказался Советский Союз накануне и сразу же после смерти Сталина, Хрущев принял меры, способствующие подъему сельского хозяйства и ограничению репрессий. Были увеличены закупочные цены на основные виды сельскохозяйственной продукции. Благодаря освоению целинных земель удалось на какое-то время снизить остроту зерновой проблемы. Органы государственной безопасности были поставлены под контроль партийного аппарата, началась реабилитация жертв сталинского террора, ушли в прошлое драконовские нормы трудового законодательства, введенные в предвоенное и военное время.

Стиль политического лидерства Хрущева в первые годы его пребывания у власти можно назвать популистским. Хрущев не боялся обращаться к массам через голову партийного аппарата, играя на антибюрократических, антиноменклатурных настроениях простого народа. Его популизм ориентировался и на завоевание определенной поддержки внутри партийной номенклатуры, утверждаясь в качестве лидера, способного отвести угрозу социального кризиса посредством ограниченного реформирования общественных отношений. В условиях отсутствия в СССР публичной политики поддержка со стороны среднего слоя партийной номенклатуры была наиболее важна для сохранения власти Хрущева. Этот слой был преимущественно представлен в ЦК КПСС, именно к нему Хрущев несколько раз обращался за поддержкой в противостоянии с преобладавшими в политбюро консерваторами. Рядовые члены Центрального Комитета в большей степени, чем партийные олигархи - консерваторы, чувствовали и выражали господствующие в партийном аппарате настроения. Сразу же после смерти И. Сталина наиболее популярной идеей внутри партийного аппарата становится идея о прекращении репрессий и либерализации режима в целом. Номенклатура, за очень редким исключением, прежде всего хотела обеспечить личную безопасность, поэтому поддержала десталинизацию.

Постепенно Хрущев добился устранения из высшего партийно-государственного аппарата всех, кто придерживался сталинистских ориентаций и выступал против нового курса. Тем самым были созданы условия, при которых он мог более смело осуществлять реформы. Но, как уже было указано, вследствие противоречивости его личности, противоречивости Хрущева как политического лидера, вследствие противоречивости и эклектичности идей, из которых он исходил, неоднозначности его личного опыта и ряда других факторов, последствия осуществленных им изменений оказались для страны также неоднозначными.

Попытаемся выявить положительные и отрицательные результаты хрущевских реформ в различных сферах общественной жизни.

В экономической сфере в целом можно отметить продолжение достаточно быстрого роста. Это было следствием сохранения потенциала развития, заложенного в мобилизационной системе советского тоталитаризма. Не были полностью исчерпаны и экстенсивные факторы роста, связанные со значительными резервами рабочей силы и природных ресурсов. Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что в экономике административного типа очень многое зависит от решений и действий, идущих «сверху». Хрущев отнюдь не был сторонним наблюдателем объективно развивающихся экономических процессов, он стремился активно воздействовать на них. Своим вмешательством Хрущев, несомненно, придавал динамику экономическому развитию Советского Союза. Некоторые его личные инициативы имели позитивные последствия и для народного хозяйства в целом, и для повседневной жизни обычных людей. Это касалось, в частности, производства ряда товаров народного потребления.

Но вмешательство Хрущева в вопросы экономического развития имело и иные последствия. Как уже отмечалось, советской экономике был присущ целый ряд фундаментальных недостатков. Понимая необходимость изменения хозяйственного механизма, Хрущев не имел четких представлений о характере и направленности этих изменений. В результате принимались непродуманные и непоследовательные решения, которые с присущими Хрущеву энергией и напором внедрялись в жизнь. Например, убедившись в неповоротливости советской экономики, где функции принятия важнейших решений сосредоточились в центральных отраслевых министерствах, Хрущев предпринимает шаги для децентрализации системы народно-хозяйственного управления путем передачи полномочий этих министерств созданным на местах советам народного хозяйства (совнархозам). Когда эта мера не принесла ожидаемого эффекта, последовала череда слияний совнархозов, постоянных изменений их состава и границ. Часто Хрущев делал ставку на какой-либо один чудодейственный рычаг, с помощью которого можно было бы за один раз и в короткие сроки решить все накапливавшиеся годами проблемы. Так было с идеей химизации народного хозяйства, одним из последствий которой стало введение вступительного экзамена по химии едва ли не во всех высших учебных заведениях страны. В сельском хозяйстве таких увлечений было гораздо больше. Так, Хрущев связывал свои надежды на решение всех проблем то с повсеместным выращиванием кукурузы, то с использованием торфо-перегнойных горшочков, то с борьбой против «травопольной системы».

Если в первые годы руководства страной подход Хрущева к вопросам сельской экономики отличался прагматизмом и пониманием того, что деревня доведена до крайней степени нищеты, то в дальнейшем этот подход становился все более утопическим. Хрущев был глубоко убежден в преимуществах коллективных, «социалистических» форм организации сельского хозяйства. Он форсировал укрупнение колхозов и совхозов, яростно боролся с личным хозяйством колхозников, видя в нем «пережиток капитализма», мешающий эффективности общественного производства.

В политике Хрущев не только использовал партию и партийный аппарат в борьбе за власть, но и вернул им то место, которое они должны были занимать в коммунистической системе. С одной стороны, он выступил против принижения роли партии и подчинения ее государственным структурам, а именно это происходило в последние годы жизни Сталина и сразу же после его смерти. С другой — Хрущев положил конец тоталитарному террору. Правда, оценка репрессий сталинского периода, данная им, была далека от объективности. Это неудивительно, поскольку сам Хрущев участвовал в осуществлении этих репрессий, будучи руководителем партийных организаций сначала Москвы, а затем Украины. Реабилитация коснулась не всех жертв тоталитарного террора, а в основном только тех, кто придерживался ортодоксальной партийной линии. Различного же рода уклонисты по-прежнему оценивались негативно. Что же касается таких явлений, как красный террор в годы Гражданской войны или кампания по сплошной коллективизации и «ликвидации кулачества как класса», унесших жизни миллионов людей, то они по-прежнему рассматривались как совершенно правомерные и объективно необходимые. Половинчатый характер реабилитации был следствием не столько выбора Хрущева, сколько результатом сопротивления, которое ему оказывалось со стороны консервативных элементов партийного руководства.

Сам Хрущев намеревался реабилитировать Бухарина и других известных большевиков — жертв сталинских репрессий, но не сумел этого добиться. И другие намерения Хрущева в области политического реформирования так и остались только намерениями. Без практических результатов завершилась дискуссия о политической реформе. Работа по подготовке текста новой конституции также осталась незавершенной. Противоречивые оценки даются осуществленному в последний период пребывания Хрущева у власти разделению партийных комитетов на промышленные и сельскохозяйственные. На практике эта мера, задуманная с целью совершенствования управления экономикой, привела к дезорганизации управления и увеличению бюрократического аппарата, т. е. опять оказалась неудачной. В то же время некоторые публицисты и исследователи видят в этих непродуманных мерах нечто вроде зародыша политического плюрализма и даже многопартийности.

Наиболее сложно оценивать роль хрущевских реформ в такой важной для коммунистической системы сфере, как идеологическая. К идеологии Хрущев относился прагматически. Сам Хрущев говорил, что идеологическую работу партии он подчинил экономическим задачам, поскольку идеалы коммунизма можно осуществить при изобилии материальных и духовных благ.

Однако в отличие от Сталина, который стал «живым классиком» марксизма-ленинизма, Хрущев не мог приписать себе такую роль. Функции «четвертого классика» перешли к деперсонализированному субъекту под названием «партия». В документах КПСС изредка использовалось еще более неопределенное понятие — «международное коммунистическое движение». Таким образом, официальная идеология приобрела гораздо более сакральный характер, хотя у нее были конкретные хранители и толкователи, стремившиеся оставаться в тени. Это были работники идеологических структур аппарата КПСС во главе с М. Сусловым. Признавая в последнем лучшего, чем он сам, знатока марксистско-ленинской теории, Хрущев сохранил за ним и другими ортодоксами их место и роль в идеологическом аппарате партии.

«Сила идеологической ортодоксии, — констатировал Дж. Боффа,— состояла не только во власти ее работников, но и в сознании или, лучше сказать, “ложном сознании” всего руководящего слоя советского общества. Она нашла своего непреклонного выразителя в Суслове, вероятно, самом необычном из важнейших руководителей СССР. Защитник идеологической преемственности, он всегда сохранял свое положение в верхах партии. Он самый долговечный лидер, который, как известно, никогда не стремился на первые роли. Идеология Советского государства всегда называлась марксизмом-ленинизмом. Этот официальный термин сделался как никогда точным, потому что любое упоминание о “гениальном” вкладе Сталина было вычеркнуто. Но она оставалась сталинской по всем характеристикам: по происхождению марксистско-ленинская, она была достаточно далека от подлинных идей Маркса и Ленина. Сравнение ее с идеями классиков, ставшее возможным благодаря поздним публикациям их работ, создавало много проблем для защитников ортодоксии» [ 10, с. 502].

Хотя официальная идеология сохраняла свой догматический характер, частичная либерализация режима в целом нашла свое выражение и в идеологической сфере. В самом фундаменте официальной идеологии образовалась трещина, поскольку осуждение и критика Сталина все же лишала ее прежней цельности и монолитности. Хотя партии принадлежала идеологическая монополия, в годы хрущевских реформ произошло некоторое оживление общественных наук, они приобрели определенную самостоятельность. В системе Академии наук появились новые общественные институты, частично была реабилитирована социология, расширились научные связи с зарубежным миром в области обществознания.

В этот период некоторое подобие идейно-политического плюрализма появляется в средствах массовой информации. Обретают собственное лицо некоторые печатные издания, а «толстые» литературные журналы разделились по своей общественно-политической ориентации. Культурная политика весьма противоречива: существенное оживление в сфере литературы и искусства сочетается с партийными «проработками», некоторые деятели культуры, в частности Б. Пастернак, становятся объектом нападок и преследования.

Освобождение общества от всеохватывающего и вседовлеющего страха перед репрессиями обусловило создание предпосылок для последующих изменений и сдвигов. Можно отметить появление так называемых «шестидесятников», т. е. поколения, проходившего социализацию после XX съезда КПСС, вступившее в активную общественную жизнь в начале 1960-х гг. и имевшее существенные отличия от предшествующих (а отчасти и последующих) поколений советских людей. Такой человек — не «винтик» единого недифференцированного коллективного целого, а личность, осознающая свою ценность и свою ответственность перед собой и перед обществом. Фактически это можно назвать началом процесса формирования гражданского общества.

На период правления Н. Хрущева, названного тогдашней советской пропагандой «великим десятилетием», пришлось вступление Советского Союза в ту стадию технико-экономического развития, которую У. Ростоу называл «обществом массового потребления». Несмотря на искаженную особенностями сталинского варианта технологической модернизации структуру народного хозяйства, с конца 1950-х гг. в СССР появляются ботыпие возможности для развития легкой и пищевой промышленности, всех отраслей экономики, работающих для удовлетворения потребностей населения. Начинается массовое производство телевизоров, холодильников, другой бытовой техники, которая постепенно становится общедоступной для граждан. Впервые в советской истории начинается жилищное строительство, призванное удовлетворить потребности широких слоев городского и сельского населения, а не только номенклатурной элиты. Провозглашение курса на «развернутое строительство коммунизма» при всей утопичности намеченных планов означало радикальные изменения в области социальной политики. Ее характер стал более эгалитарным, вследствие чего расширились возможности рядовых рабочих и колхозников в получении разнообразных социальных услуг. Больше средств стали выделять на развитие образования и здравоохранения. В этот период выросли показатели продолжительности жизни и образовательного уровня населения.

Однако социальное расслоение в период «хрущевской оттепели» продолжалось. Несмотря на то что официально провозглашались и пропагандировались ценности социального равенства и социальной однородности, реальный процесс социальной дифференциации не прервался, а вышел на новый качественный уровень.

«Повышение жизненного стандарта для всех повлекло за собой не только общий рост цивилизованности в повседневной жизни, — отмечает О. Лей - бович, - но и дифференциацию на более высоком уровне. Если к началу 1950-х гт. чиновник отличался от прочих граждан костюмом (“сталинкой" или “парой” с галстуком), а также упитанностью, то к началу 60-х гг. эти признаки отходят на второй план, а вместо них появляются: марка автомобиля, возможность заграничных командировок, домашняя утварь — то есть все то, что входит в понятие современный жизненный комфорт» [6, с. 160].

Последствия подобного типа дифференциации между номенклатурной элитой и остальной массой населения имели социально-политический характер и оказали влияние на дальнейшее развитие советского общества.

В целом же, подводя итоги «великого десятилетия», можно сказать, что хрущевские реформы не привели к серьезным изменениям основ сложившихся при Сталине экономической и политической систем. Но они привели к либерализации существовавшего режима и создали предпосылки к дальнейшей эволюции советского общества. Следующим этапом его эволюции стал период так называемого «застоя», и именно в этот период сложились основные условия, породившие перестройку.