Политическая культура и постматериализм
Характеризуя особенности политической культуры современного Запада, исследователи обращаются к понятию так называемых постматералистических ценностей. Оно сформировалось в «золотую эру», наступившую после Второй мировой войны и продолжавшуюся до нефтяного кризиса 1973 года. Беспрецедентный экономический рост, относительно спокойное развитие мировой политики, а также укрепление системы социального обеспечения произвели, по словам Инглхарта, «тихую революцию» в политической культуре развитых стран. Удовлетворение подавляющим большинством населения своих базовых потребностей в пище, предметах потребления и жилье выдвинуло на первый план ценности иного порядка: на смену борьбе за выживание пришло стремление совершенствовать и постоянно повышать качество жизни (Мельвиль 2002: 502505). Экономический прогресс влечет переход от «ценностей выживания» к «ценностям самовыражения», которые включают в себя установки, благоприятствующие демократии. В частности, материальное благополучие резко повышает уровень межличностного доверия в обществе. Социологическое изучение ценностных установок, разделяемых гражданами различных стран мира, убедило экспертов в наличии прямой зависимости между распространенностью постматериалистических взглядов и устойчивостью демократического порядка (^^аЛ, Welzel 2005).
Общества, где преобладают «ценности выживания», отличаются относительно низким уровнем благосостояния, отсутствием доверия между людьми, нетерпимостью к инакомыслящим, повышенным интересом к материальным аспектам жизни, готовностью поддерживать авторитарные режимы. И наоборот, общества, руководствующиеся «ценностями самовыражения», по всем вышеперечисленным позициям придерживаются противоположных взглядов. «Ориентация на ту или иную разновидность ценностей имеет важные объективные последствия. Государства, в которых господствуют “ценности самовыражения”, имеют больше шансов стать стабильными демократиями, нежели страны, ориентированные на “ценности выживания”» (Инглхарт 2002: 112). Возможность выражать себя свободно и созидательно стимулирует формирование и поддержание горизонтальных связей, воплощаемых в гражданском обществе. Именно эти связи выступают ферментом общественного доверия. В то время как господство иерархических и централизованных бюрократий снижает в социуме градус доверительности, наличие горизонтальных, снизу произрастающих и снизу же контролируемых организаций благоприятствует межличностному доверию.
Иными словами, экономическое процветание неизменно облагораживает общественную систему, открывая ее для диалога, компромисса, терпимости. Высокий уровень материального благополучия формирует политическую культуру особого рода, повышающую устойчивость демократических институтов. Причем связь между двумя этими компонентами — демократией и культурой — оказывается двусторонней, ибо демократия, прочно утвердившись, гарантирует, в свою очередь, наличие тех культурных, политических, социальных констант, без которых экономическое процветание невозможно. Сказанное означает, что демократический порядок несовместим с бедностью, ибо она рождает враждебную демократии культуру (Закария 2004). Более того, политические «производные» демократии — такие, например, как федерализм, — также не прививаются в бедных странах из-за отсутствия культурных оснований. [См. статью Демократия.]
Ситуация с культурным наполнением федерализма заслуживает того, чтобы остановиться на ней подробнее, тем более что федералистская культура — одна из заметных разновидностей политической культуры. К введению в научный оборот этого понятия подталкивал тот бесспорный факт, что федерации, созданные по одним и тем же юридическим рецептам и правилам, зачастую функционируют по-разному. Наличие федераций-неудачниц, а также случаи хронического неприятия некоторыми территориями федералистских экспериментов позволяют предположить, что в практике федеративного строительства значим не столько институционально-правовой 139 каркас, сколько его культурное наполнение. Иначе говоря, суть федерализма надо искать не в определенном наборе институтов, но в особом типе отношений, складывающихся между политическими акторами.
По мнению апологетов федералистской культуры, для настоящего федерализма требуется наличие своеобразного человеческого субстрата, то есть предрасположенность членов того или иного социума к особому типу социальных связей. Его определяющей чертой выступает межличностное партнерство, строящееся на умении убеждать и договариваться. В свою очередь, стремление делить власть, а не узурпировать ее, обусловливает приоритет полицентричной модели политии над моноцентричной. Именно в силу этих особенностей концепт «федералистской культуры» граничит с такими понятиями, как «гражданская культура», «демократическая культура», «либеральная культура». (Захаров 2003: 19—37). [См. статью Федерализм.] По той же причине торжество в том или ином обществе «ценностей выживания» не может благоприятствовать усвоению федералистских подходов и методов.