Концепции постмодернизма
Впервые термин «постмодерн» появился в работе немца Рудольфа Паннвица (1886—1969) «Кризис европейской культуры», опубликованной в 1917 году. В первой половине 1940-х годов им пользовался Арнольд Тойнби (1889—1975), описывая состояние современной западной цивилизации. Затем, на протяжении 1960-х и 1970-х годов, это понятие прочно утвердилось в литературоведении и архитектуре. В качестве особой школы социальной и философской мысли постмодернизм формируется несколько позже, к концу 70-х годов ХХ столетия. В настоящее время этот термин используется предельно широко: по словам католического богослова-новатора Ганса Кюнга (р. 1928), его следует употреблять не как историко-литературное или теоретико-архитектурное, а как всемирно-историческое понятие (Иноземцев 1998: 133-146).
Одним из первых его теоретиков стал Жан Бодрийяр (1929-2007), концепцию которого иногда называют прото- постмодернистской. Бодрийяр констатировал конец эпохи индустриального модернизма и приход ей на смену постиндустриального постмодернизма с сопутствующим ему появлением новых форм культурной и социальной жизни. По мнению этого мыслителя, полное обособление экономической сферы в эпоху модерна лишило смысла сам производственный процесс; такие понятия, как «производство», «потребление», «труд» утратили связь с реальностью, то есть перешли в режим знаков. Однако, потеряв свое материальное назначение, труд «воскресает как социальная симулятивная модель» (Бодрийяр 2000: 59), делая симуляцией все остальные категории политэкономии. Экономика, а вслед за ней и культура превращаются в бесконечное тиражирование одних и тех же действий, процессов, вещей. Для постмодернистского мира характерно преобладание подражания и копирования - «мы живем в эпоху симуляций». Процесс симуляции приводит к возникновению симулякров, то есть репродукций объектов и событий, причем отличить реальность от ее симуляции становится все сложнее и сложнее. «При серийном производстве вещи без конца становятся симулякрами друг друга, а вместе с ними и люди, которые их производят» (Бодрийяр 2000: 121). При этом речь идет не о ложном восприятии реальности, но о том, что реальность как таковая изначально включает симуляции в собственную структуру. Бодрийяр описывает мир как гиперреальность, и это означает полную неразличимость реальности и симуляции (Бушмакина 2003: 51-58).
В свою очередь, Лиотар сосредоточил внимание исключительно на философском наполнении постмодерна. Философия постмодернизма, полагает этот мыслитель, в теоретической форме осваивает то, что модернистское искусство предварительно пережило в художественной форме. Он выделяет в жизни современного общества два основных момента: распад единства и рост плюрализма. Постмодернистский мир освобождается от метанарративов - великих «всеобъясняющих повествований», под которыми понимаются главные идеи эпохи модерна - прогресс, эмансипация личности, освобождение труда и т. д. (Согласно Лиотару, постмодернизм в целом можно определить как «недоверие к метаповествованиям».) Истина теперь определяется лишь исходя из разнообразия локальных форм «обыденного знания». Лиотар, таким образом, отрицал универсальный рационализм и приветствовал утверждение контекстуализма. Конец великих метанарративов открывает безграничные возможности для гетерогенных языковых игр как важнейших форм человеческой активности и жизненных форм вообще. Главное для Лиотара - формирование и поддержание диверсивности, различности. Понимание и консенсус, по его мнению, существуют лишь внутри языковых игр, но не за их пределами; метаязык невозможен (Лиотар 1998).
Теоретики постмодерна признают, что новую эпоху отличает перенос акцентов с общего на отдельное, с отношений между вещами - на человеческие взаимоотношения. По словам современного немецкого философа Петера Козловски (р. 1952), культура модерна в своих основополагающих принципах техноморфна, в то время как культура постмодерна антропоморфна. Постмодернистское общество фрагментируется, начинает походить на мозаику, составленную из малых групп. В нем утверждаются настроения эфемерности, непостоянства, бренности. Постмодернистское мышление направлено не на анализ прошлого и/или конструирование счастливого будущего, но на «малое» настоящее по принципу «здесь и сейчас». Личность во все более возрастающей степени ориентируется на контекст, а эстетика превалирует над этикой. Постмодернистское восприятие мира отличается деструктурированностью и деконструктивностью (Козловски 1997).
Отказ от приоритета разума в культуре, присущий постмодернизму, оборачивается жесткой критикой основных категорий мировоззрения модерна. В ходе этого процесса вскрывается коренное видоизменение отношений субъекта и объекта познания. Превращение реальности в симулякр ведет к тому, что традиционный объект уходит со сцены; познающий субъект замыкается на себя - становится собственным объек - 152 том. Как утверждал французский литератор и философ Жорж Батай (1897-1962), внесший особый вклад в оформление новых представлений о субъекте, существование мыслящего «я» недостоверно, поскольку абсолютно случайно. Но если дело обстоит именно так, то тогда бытие и небытие совпадают, а неразличимость реальности и не-реальности упраздняет всякую возможность определения чего бы то ни было. Понятия исчезают, а мыслительный процесс прекращается. На смену мышлению приходит медитация. В лице мыслящего субъекта мир теряет свой естественный центр; происходит децентрализация бытия (Бушмакина 2003: 84-92; Фокин 2002).
В свою очередь, метод деконструкции является основным способом приведения мира к состоянию нерасчлененности и децентрированности. Деконструкция опрокидывает бинарные противоположности, которыми постоянно оперирует рациональное начало. «Задача заключается в том, чтобы снять саму структуру оппозиции, — пишет Деррида. — Но вместе с тем диалектика переворачивания, или опрокидывания, не предполагает никакой перемены самой структуры». Деконструкция означает изобличение конечных смысловых возможностей, подведение смыслов к их естественному пределу. Результатом этой процедуры становится очищение понятийных структур выход в ту сферу, где созидаются новые смыслы (Рыклин 2002: 11).