Имперский проект в современной России
В последние годы идея возрождения имперского проекта в России приобретает все большую популярность. Реконструкция империи, по мнению многих, могла бы помочь преодолеть кризисные явления, переживаемые сегодня нашей страной, ибо в прежние времена ее великие достижения неизменно были связаны с имперской мобилизацией. Империя для нас, как утверждается в подобных случаях, означает порядок, безопасность, эффективность управления и стабильность.
Если хотя бы условно принять эти аргументы, неизбежно возникают два вопроса: во-первых, каковы географические пределы новой империи и, во-вторых, где искать ресурсы для ее строительства? Что касается географии, то очертания нового государственного целого могли бы, по-видимому, укладываться в один из следующих гипотетических вариантов: а) евразийская империя, включающая в себя все страны СНГ; б) панславянская империя в составе России, Белоруссии и Украины; в) наконец, Россия с прилегающими окраинными «русскими» территориями — Крымом, Северным Казахстаном, Приднестровьем. При детальном рассмотрении, однако, ни одна из этих опций не кажется реалистичной: СНГ все более слабеет, тесный союз между Россией и Белоруссией в действительности не нужен ни одной из сторон, а Украина с недавних пор рассматривается как потенциальный источник «оранжевой опасности» и будущий форпост НАТО. Вовлечение же периферийных территорий, находящихся под чужим суверенитетом, в российскую орбиту неизбежно приведет к новым локальным конфликтам, что в полной мере продемонстрировала «пятидневная война» на Кавказе в августе 2008 года.
Что касается ресурсов, то у России, безусловно, есть богатые природные запасы, но цены на них неустойчивы, ибо диктуются исключительно мировой конъюнктурой. Кроме того, их дальнейшее освоение требует привлечения масштабных инвестиций и передовых технологий, с которым государство пока явно не справляется. Во времена Российской империи власть располагала ресурсами и другого рода — довольно сильной армией, опытной бюрократией и, наконец, хорошо разработанной имперской идеологией. Сегодня у страны нет ни одного из перечисленных инструментов: вооруженные силы уже два десятилетия пребывают в тяжелейшем состоянии, качество управленческих кадров неуклонно снижается в силу изгнания из политической системы конкурентных начал, а имперская идеология, если даже вообразить себе ее целенаправленное формирование, без первых двух составляющих не имеет смысла.
Помимо этого, следует учитывать и внешние условия. Если советская империя в XX веке держалась на изоляции от внешнего мира, то современной России, даже при наличии 46 нацеленной на поддержание традиционного status quo политической воли ее властителей, не удастся избежать всестороннего вовлечения в процессы глобализации. Былая закрытость страны сейчас принципиально недостижима. Таким образом, живучесть имперского мифа в России следует считать остаточным явлением, свидетельствующим о крайне болезненном процессе — медленном расставании с амбициями великой державы. Аналогичным синдромом, кстати, переболели и другие государства, которым приходилось прощаться с имперским величием.
Кажущаяся осуществимость имперской идеи питается, помимо прочего, другим мифом — о «богатстве» нашей страны.
Как правило, его апологеты ссылаются на два фактора — на запасы минерального сырья и огромную территорию. Возражая им, можно сказать, что физические пространства и располагающиеся на них неосвоенные сырьевые запасы уже давно не являются мерилом богатства страны; в качестве таковых выступают уровень и качество жизни населения, а также социальные показатели — детская смертность, продолжительность жизни и так далее. В такой перспективе, к сожалению, Россия предстает весьма бедной страной с крайне неудачной географией.
Так что единственно возможным путем возрождения Российской империи может стать реанимация имперской политики по отношению не к сопредельным, но к своим же территориям: Дальнему Востоку, Крайнему Северу и Сибири.
На сегодня можно констатировать, что наши региональные элиты оказались не в состоянии противодействовать процессам рецентрализации, они быстро капитулировали перед лицом мобилизовавшегося после поражений 1990-х годов федерального центра и в результате были удалены из рядов правящей группы. По сути, эта капитуляция и означала восстановление имперского типа отношений между центром и регионами. А отсутствие общественного интереса к сохранению федералистского проекта облегчило федеральному центру перевод диалога с регионами в новый формат. [См. статьи Регионализм и Федерализм.]
Определенной новацией в осмыслении отечественной имперской проблематики в последние годы стала концепция гражданской империи, согласно которой объектами управления для современных многонациональных государств должны выступать не этнические группы, а институты индивидуализированного гражданства — прежде всего, школа 47 и армия (Куренной 2005). Именно в их рамках происходит
социализация, лишенная националистической доминанты и приобщающая гражданина к ценностям общепризнанной политической культуры, — в России, впрочем, пока отсутствующей. Национальные чувства, языки, религии вытесняются в приватную сферу; они приветствуются на личном уровне, но не допускаются в гражданскую жизнь. По-видимому, прототипом такого рода видения выступает практика «гражданской религии», утвердившаяся, как известно, в США. Обосновывая собственные построения, наши авторы подчеркивают, что альтернативой гражданской империи в России может быть только национальное государство, опирающееся на господствующую этническую группу и рассматривающее все прочие группы как меньшинства. А это, в свою очередь, порождает риск усиления центробежных тенденций и угрозу разрушения страны. [См. статью Национализм.] Пока изложенные выше взгляды не получили широкого распространения; более того, господствующие тенденции развития России на ближайшую перспективу прямо противоположны этим построениям.