История русско-ордынских отношений в политике
Ярким показателем политического давления на историю этих отношений является постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 года.
Его предыстория такова. В мае 1944 года по поручению ЦК партии бригада Управления пропаганды и агитации провела проверку состояния агитационно-пропагандистской работы в Татарской республике. Она, кроме Казани, которая стала основным объектом ревизии, побывала в десяти районах республики. 14 июня вышел номер газеты «Красная Татария», посвященный Дню Организации объединенных Наций. Она в немалой мере была посвящена характеристике роли союзников СССР во второй мировой войне. Все это членами бригады было воспринято как смазывание роли СССР в войне и как непомерное восхваление роли Англии и США. В справке на имя секретаря ЦК Г. М. Маленкова, составленной начальником Управления пропаганды и агитации ЦК Г. Ф. Александровым и его заместителем М. Т. Иовчуком говорилось: «Выпуск этого номера газеты «Красная Татария» является серьезной ошибкой, свидетельствующей о низком политическом уровне работников редакции, а также о слабом руководстве Татарского обкома ВКП(б) редакцией своей газеты».
24 июля Иовчук и заведующий отделом Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) написали докладную записку на имя Маленкова. В нем состоянию идеологической работы был посвящен специальный раздел. Он начинался так: «Обком ВКП(б) и его отдел пропаганды не вникают в идейное содержание научной работы, искусства и литературы, не направляют деятельность учреждений идеологического фронта и нередко проходят мимо ошибок и извращений, имеющихся в работе отдельных историков и литераторов».
Центральное место в записке занимал вопрос об историческом эпосе «Идегей». Авторы записки не преминули подчеркнуть, что этот эпос не бытует в Татарии и записан у барабинских татар в Сибири и что члены обкома и отдел пропаганды не стали разбираться в исторической роли Идегея. Они, очевидно, «забыли», что еще до начала войны, с ведома высших партийных органов началась подготовка к 500-летию этого эпоса. Тогда было обнаружено 30 вариантов этого эпоса и, разумеется, речь не шла и не могла идти о каком-то одном, тем более именно о варианте, обнаруженном у барабинских татар. Авторы записки не преминули подчеркнуть, что «ряд историков и литераторов Татарии оценивают как высшее достижение татарской культуры и ставят Идегея в один ряд с Давидом Сасунским, «Витязем в тигровой шкуре» и др.». При этом они сослались на статью Н. Исанбет 500-летие дастана «Идегей», опубликованный в 11 и 12 номерах журнала «Совет эдэбияты» за 1941 год, якобы возвеличивающей Идегея как героя освободительной войны и сделавшего вывод о том, что «Идегей своей борьбой против хана Тохтамыша подготовил образование и выделение из Золотой Орды самостоятельных государств и в том числе Московского». Говорилось, что культ Идегея проникает в татарскую драматургию и поэзию и что тот же Исанбет «написал по существу националистическую пьесу «Идегей», герой которого «выведен любимцем и вождем народа». Исанбету инкриминировалась попытка «представить Золотую Орду как передовое государство своего времени, где большинство народа придерживалось передовых освободительных идей». В записке, кроме поэта Шарафа Мудариса, уподобившего в одном из стихотворений красноармейца Галимова, геройски сражавшегося на фронтах войны, «святому Идегею», подвергся критике историк А. А. Тарасов, который якобы в «Очерках по истории Октябрьской революции проводит мысль о том, что включение Казанского ханства в состав Русского государства «ничего, кроме колониального гнета народам Поволжья не принесло». Этот автор обвинялся также в «непомерном раздувании» роли татарской буржуазии и в освободительном движении против царизма».
Не обошли вниманием авторы записки область искусства, где, по их мнению, также «проявляются серьезные недостатки и ошибки идеологического порядка». Вот как это охарактеризовано в записке: «В пьесах и операх на современные темы («Фарида», «Семья Таймасовых», «Миннекамал»» и пр.) не находит идея дружбы народов. В этих пьесах и операх, как правило, против немцев или финнов действуют только одни татары. Так, например, в пьесе «Семья Таймасовых», посвященной войне против белофиннов, на (8 действующих лиц только 1 русский и тот белый офицер). Судя по пьесе, татарские части вынесли на себе главную тяжесть войны и обеспечили прорыв линии Маннергейма».
Указанные Александров и Иовчук составили специальную справку о татарском эпосе «Идегей». В ней они характеризуют Идегея – темника ханов Тохтамыша и Тамерлана, в последующем эмира Золотой Орды как организатора опустошительных набегов на русские города и селения, сжегшего Нижний Новгород, Переяславль, Ростов, Серпухов, ряд городов под Москвой, разрушил Рязань, взял с москвичей выкуп и увел в рабство десятки тысяч русских людей.
В справке с большими выдержками из самого эпоса, доказывается, что он не был борцом за народ и что он ничем не отличался от Мамая, который также как и он, набегами на русские земли пытался восстановить былое могущество Золотой Орды. Он представлен как враг русского народа. Эпос, писали авторы справки, «проникнут антирусскими мотивами» и «упоминания в эпосе русских носят оскорбительный характер». Что касается идейных качеств эпоса, «он не может идти ни в какое сравнение с «Давидом Сасунским: «Калевалой» и другими эпическими произведениями народов СССР». Ибо он «воспевает агрессивное государство Золотую Орду, проводившую захватнические войны, и военачальников Золотой Орды, которые выступали в истории как вожаки разбойничьих походов на земли русского народа и других соседних народов, тогда как эпос других народов СССР воспевает их освободительную, справедливую борьбу против чужеземных поработителей».
Все это и явилось основой для постановления ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 года «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации».
С принятием этого постановления в науке стало определяющим показ отрицательного влияния Золотой Орды на развитие Руси. Татарское иго стало рассматриваться как причина многовековой отсталости России. Татары в исторических трудах трактовались как извечные враги русского народа и российского государства.
Постановление ЦК партии стало законом для местных партийных организаций. 24-27 февраля 1945 года состоялось заседание пленума обкома ВКП(б.). Обсуждалось два вопроса: о неотложных мерах по подъему сельского хозяйства, по которому выступил первый секретарь обкома партии
З. И. Муратов и о реализации названного постановления ЦК КВП(б). По второму вопросу выступил секретарь обкома по идеологии Малов. Доклад состоял из 66 машинописных страниц. В нем была подвергнута детальному анализу вся идеологическая работа в республике. Основной упор был сделан на «просчеты» и «ошибки». Особенно досталось институту языка, литературы и истории. Ученые обвинялись в том, что вместо изучения совместной борьбы русского и татарского народов, занимались изучением памятников литературы XII –XVI веков. Из доклада следовало, что одной из ошибок, допущенных учеными, являлось признание Золотой Орды прогрессивным государством с высоко развитой экономикой и культурой. В докладе особое место было отведено обличению Золотой Орды – ее агрессивности и разбойничьим нападениям на русские земли, безжалостному угнетению входивших в него народов. О дастане «Идегей» говорилось так: «В течение нескольких лет… этот эпос совершенно неоправданно популяризировался как героический эпос татарского народа. В то же время ни слова не было о том, что эпос «Идегей» является выражением национализма». Читая эти строки, можно подумать, что местные партийные органы не принимали участия в популяризации дастана. Не приходится сомневаться в том, что, если бы Центральный комитет ВКП(б) одобрил эту популяризацию, то местный партийный комитет не преминул бы присвоить все лавры себе. А, поскольку сверху посыпались нарекания, то их тотчас переадресовали историкам и литературоведам.
Представляет интерес выступление по этому вопросу самого первого секретаря обкома Муратова. Вот некоторые из его высказываний: «Что было бы, если бы ЦК во время не исправил ошибки, допущенные историками и литературоведами?» Действительно, что могло бы такого ужасного случиться? Может быть новое татарское нашествие? Первый секретарь на поставленный вопрос отвечает так: «Они (т. е. допущенные ошибки – И. Т.) могли бы привести к обострению отношений между русскими и татарами. А это был бы удар по нашей дружбе».
Интересно, что Муратов, как ни в чем не бывало, поставил такой вопрос: «Почему именно в эти годы они поднимают на щит этого нашего злейшего врага, в свое время изобличенного и разгромленного русским народом?». Почему-то, ставя этот вопрос, партийный секретарь не хотел считаться с неоспоримым фактом гибели Идегея не от русских людей, а от своих соплеменников, став жертвой междоусобицы и борьбы за власть. Неужели можно было обвинить ученых в том, что они писали, опираясь на исторические факты и на сам эпос? «Нет, - утверждал партийный секретарь, - они виноваты и их долг состоит в том, чтобы смыть эту вину». Виновниками в этом случае были обозначены, прежде всего, историк Хайри Гимади и писатель Наки Исанбет. Им и другим ученым и писателям в буквальном смысле приказано писать только об интернациональной дружбе и изучать тот вклад, который внесли татары в революционное движение.
С тех пор было наложено табу на эпос «Идегей». О нем нельзя было даже упоминать. О Золотой Орде лучше не писать, а если писать – только как о государстве варваров и дикарей. И совершенно независимо от результатов научных исследований и более всего археологических раскопов, доказывавших, что Золотая Орда являлась одним из высокоразвитых государств своего времени.
Между тем, подходы к правде о Золотой Орде не переставали определяться. Одной из значительных работ являлась работа Сафаргалиева «Распад Золотой Орды». К правде об этом государстве вели также раскопки на месте столицы Золотой Орды – Сарае, осуществлявшимися археологами Москвы, Саратова и Казани под руководством Федорова-Давыдова, результаты которых давали материал для правдивого освещения истории этого государства. Многие экспонаты, выявленные в ходе этих исследований, сосредоточены в музеях Волгограда и Саратова и частично Казани. Они свидетельствуют о высоком уровне духовной и материальной культуры Золотой Орды.
История Золотой Орды советской историографией представлялась как история диких завоевателей, чуждых каких либо культурных ценностей. Между тем, это был до сих пор невиданный цивилизационный уровень. Невиданных темпов получило градостроительство. На территории Золотой Орды археологами выявлено более 110 городов.
Громадная империя, возникшая на глазах одного поколения, требовала и быстрого создания пунктов управления. Таковыми, несомненно, являлись города. В 1246-1247 годах территорию Золотой Орды пересек итальянец Плано Карпини, который в пути не встретил ни одного города или даже поселка. Однако, проделавший примерно такой же путь через шесть лет после него, Гильом Рубрук увидел картину повсеместного градостроительства. О справедливости сведений, сообщенных им фактов, свидетельствует, и картина увиденная в прошлом веке саратовским краеведом А. Леопольдовым на левом берегу Ахтубы. Вот что он писал: «замечательные развалины каменных зданий. Начинаясь подле селения Безродного или Верхне-Ахтубинского, они тянутся верст на 70. Развалины сии то часты, то редки, то обширны и велики, то малы и незначительны, однако везде выказывают кирпич, глину, известь. Далее от с. Пришиба до деревни Колобощины на 15 верст видны развалины почти сплошные и большею частью огромные»[7]. Особого успеха градостроительство достигает в первой половине Х1У века при ханах Узбеке и Джанибеке. Тогда все побережье Волги застраивается городами и поселками. «В степях, особенно у переправ через крупные реки, появляются небольшие поселки, населенные пригнанными сюда русскими и булгарами», - писал В. Л. Егоров[8]. Это дало возможность назвать этот район «Приволжские Помпеи»[9]. «Если первые города в XIII веке создавались согнанными в низовья Волги мастеровыми всех завоеванных земель и народов, то в XIV веке - инициативой самого общества, самоорганизацией людей. В этот период число городов и горожан Золотой Орды было сопоставимо с таковыми в Западной Европе, а уровень бытовой городской культуры степных городов империи по многим параметрам превосходил таковые в Западной Европе. Население формировалось из представителей всех народов государства, но язык большинства горожан и культура были тюркскими, религия ислам, именовали их татарами.
Современные авторы, Юрий Пивоваров и Андрей Фурсов, свободные от пут политического диктата, совершенно иначе представляют взаимоотношения Золотой Орды и Руси. Золотоордынский период русской истории они называют самым богатым ее изломом.
Они доказывают, что, несмотря на то, что Ислам стал государственной религией Золотой Орды, во многом иной характер носили и взаимоотношения ханской власти и русской православной церкви. В 1261 году в столице государства Сарае была образована епархия с первым епископом Митрофаном, поставленным митрополитом Кириллом III. В состав этой епархии как отмечают эти исследователи, - кроме Сарая вошел и Переяславль Киевский; тогда глава этой епархии стал носить титул епископа Сарайского и Переяславского»[10]. «Из всех династий, правивших на Руси, только чингисиды не проводили по отношению к Церкви «жесткого курса». Напротив именно Орда создала православной церкви режим наибольшего благоприятствования - такой, какого церковь не имела ни при Романовых, ни при Рюриковичах»[11].
«А в конце Х111 в. возник новый Царьград - Сарай, причем в буквальном смысле: это был город царя. Того царя, за которого с 1265 г. молились в русских церквах. Того царя, который, не будучи русским и православным, тем не менее, стал первым русским царем и был им почти 200 лет. Ордынские цари были царями лишь на столетие меньше Романовых. Жаль, конечно, наших профессиональных патриотов, но царская власть возникла в России как инородческая»[12]. Так пишут Фурсов и Пивоваров.
Как видно, правда о подлинных взаимоотношения Золотой Оды и Руси пробивает себе дорогу.
Петербургский исследователь Ю. В. Кривошеин предлагает «перейти от трактовки русско-ордынских отношений как непрерывной борьбы к трактовке, предполагающей многостороннее и многоуровневое взаимодействие»[13]. Этот автор, освещая взаимоотношения Руси и монголов, делает вывод о столкновении «двух достаточно близких по своему социальному раскрытию миров…, но двух разных по быту и мировоззрению этносов»[14].
Хотя в рецензии на эту книгу такой подход и оспаривается, поскольку де эти этносы представляли два разных типа цивилизаций: земледельческую и кочевую и что несравнимы «ни отрезки пройденного исторического пути, ни общий уровень цивилизационного развития», вряд ли можно согласиться в полном объеме. Ибо тюрки и славяне задолго до монгольского завоевания находились в тесном взаимодействии и родственных отношениях и земледельческая и кочевая цивилизации существовали во взаимном переплетении. Чтобы утвердиться в этом, достаточно обратить внимание на хазарско-славянские отношения, представлявшие собой не только даннические связи, но и обмен рядом традиций и обычаев. Уже до девятого века, как пишут некоторые авторы у хазар начали складываться центры оседлости и появились элементы хазарско-славянского этнокультурного синтеза[15]. Что касается русско-половецких отношения, то они представляли из себя переплетение ряда русских и половецких родов. А половцы-кипчаки, как известно, явились посредниками между монголами и русскими. Древние татары, которые шли в авангарде монгольского войска, были тюрками, и они в войсках монголов добрались до своих соплеменников - кипчаков и булгар. Затем они совместно тюркизировали пришедших монголов. Для доказательства этого также можно сослаться на средневековых авторов. Арабский писатель Х1У века Аль-Омари отметил факт быстрой утраты монголами своего монгольского облика: «В древности это государство было страной кипчаков, но когда им завладели татары/монголы/, то кипчаки сделались их подданными. Потом они /монголы/ смешались и породнились с ними /кипчаками /, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их /монголов/, все они стали точно кипчаки, как будто они одного /с ними/ рода, оттого что монголы поселились на земле кипчаков, вступали брак с ними и оставались жить в земле их /кипчаков/»[16].
О правильности и точности его наблюдений говорит и свидетельство другого арабского автора Ибн-Батута, лично посетившего Золоту Орду при хане Узбеке. Подданных этого хана он называет не иначе как тюрками, говорящими на тюркском языке. Речь шла о половецком языке.
Ю. В. Кривошеин отходит также от политизированного освещения основных военных событий, в частности битвы при Калке. Он обращает внимание на малоизученные предваряющие это событие дипломатические аспекты, на особенности монгольского этикета и менталитета. Они, по его мнению, имели большое значение на протяжении всего времени взаимодействия Руси и монголов.
Новизну работы Кривошеина составляет также и вопросы сбора дани и связанную с ним перепись населения. Перепись проводилась для точной фиксации дани, с тем, чтобы упорядочить налоги, собираемые с русских земель. С этой точки зрения интересен так называемый дарообмен, когда не только князья дарили ханам, но и сами ханы делали дарения русским князьям. Так, строительство Чудова монастыря было проведено за счет ханского подарка.
