Динамика бзаимоотношений «бизнес — властЬ»

Выводы. Отношения между бизнесом и властью в регионах про­шли через ряд различных этапов. Это была фаза начального вы­страивания в начале 1990-х годов, когда на базе старых советских власти и хозяйства вырастали новые власть и бизнес. Это была последующая фаза прорастания власти в бизнес, а бизнеса во власть в середине 1990-х. Это была фаза преодоления региональной обособ­ленности власти и бизнеса, укрупнения их и встраивания их в круп­ные федеральные структуры: вертикали и конгломераты после кри­зиса 1998 г.

Симбиотические отношения власти и бизнеса в регионах зашли настолько далеко, что Кремль, стремясь усилить в регионах федераль­ный контроль и дистанцировать власть от бизнеса, не нашел ничего лучше, чем отказаться от прямых выборов глав, а впоследствии и от поиска сильных потенциальных лидеров внутри региональной поли­тической элиты, предпочтя назначать в регионы менеджеров со сто­роны. Модель «<корпоративной ответственности» или закрепления регионов за крупными бизнес-корпорациями, практиковавшаяся в на­чале 2000-х годов, не исчезла совсем, просто вместо крупного частного бизнеса в роли региональных шефов стали все чаще выступать за­интересованные госкорпорации.

Динамику последних лет можно определить как перетекание мо­дели «<бизнес как власть» в модель «<власть как бизнес». Для послед­ней характерен прежде всего подход к стране как к единой корпорации с отраслевыми и территориальными отделами, взаимозаменяе­мостью и широким использованием менеджеров из государственного и частного бизнеса в госуправлении, и наоборот. Капитаны бизнеса вхо­дят в совет директоров этой корпорации, но возглавляет его власть. При этом власть, как и бизнес, не едина и не однородна. Для нее сейчас характерна скорее акционерная модель. Постоянно происходящая кон­куренция различных политических кланов и групп во власти, измене­ние политического баланса сил имеют следствием изменения и в биз­несе. Здесь возможны и элементы бизнес-политического рейдерства и многое другое, но динамика в целом описывается скорее моделью игры с нулевой суммой между акционерами довольно закрытой корпорации, чем моделью «победитель получает все».

Если крупный бизнес ведет диалог с властью напрямую, используя к тому же при этом свои связи и лоббистские возможности на федераль­ном уровне, то средний бизнес вынужден пользоваться существующими и не совсем для него приспособленными контролируемыми либо властью, либо «крупняком» площадками в виде союзов промышленников и пред­принимателей (СПП), «<Деловой России», «Опоры» или торгово-про­мышленных палат (ТПП). Если раньше роль канала общения бизнеса с властью играли и некоторые политические партии (СПС, «Спра­ведливая Россия» и др.), то теперь ее играют главным образом фракции и группировки внутри «Единой России». Проблемы недостаточной ин-ституционализации и асимметричности во взаимоотношениях вла­сти и среднего бизнеса усиливаются в ситуации кризиса, когда и поло­жение дел в экономике, и позиция власти могут быстро меняться, а инициатива и контроль за площадками остаются у власти.

Бизнес в режиме стабильного функционирования нуждается в ра­бочих инструментализованых и при этом весьма подробных отно­шениях с властью. Все это в отличие от переходного времени с еди­ничными судьбоносными решениями не может обеспечиваться никакими самыми высокими связями на федеральном уровне и тре­бует установления/выработки работающей модели отношений с ре­гиональной и местной властью.

Зависимость бизнеса от власти, которая может казнить (его или, наоборот, конкурента), а может миловать, заставляет бизнес не про­сто выстраивать эшелонированные отношения с властью, но активно участвовать в политической жизни регионов, в которых он имеет интересы. Бизнес как минимум тщательно изучает ситуацию в ре­гионе, собирает детальную информацию о взаимоотношениях чи­новников между собой и с бизнес-группами, активно работает в ин­формационном поле, оказывает влияние на общественно-поли­тическую жизнь. На следующей стадии бизнес финансирует те или иные группы в регионе и их проекты, вступает в союзы с губернато­рами и другими представителями высшего регионального истеблиш­мента, в том числе и закрепленные «династическими браками», ко­гда представители бизнеса входят во властные команды, а представители власти или их родственники — в бизнес-структуры. Наконец, самая высокая степень участия бизнеса во власти — фор­мирование им властных команд и проведение своих представителей на посты глав регионов.

Поначалу таковыми были крупные бизнес-менеджеры, такие как Александр Хлопонин (гендиректор «Норильского никеля», губер­натор сначала Таймырского АО в 2001—2002 гг., а потом Красно­ярского края), Дмитрий Зеленин («Интеррос», губернатор Твер­ской области с 2003 г.), Борис Золотарев (ЮКОС, губернатор Эвенкии в 2001—2006 гг.), Александр Тишанин (РЖД, губернатор Иркутской области в 2005—2008 гг.), Игорь Есиповский («Ростех-нологии», губернатор Иркутской области в 2008—2009 гг.) и др. Из губернаторов — владельцев собственного бизнеса наиболее известны Роман Абрамович (губернатор Чукотки в 2000—2008 гг., с 2008 г. спикер Чукотской окружной думы), Олег Кожемяко («Пре­ображенская база тралового флота», губернатор Корякского округа в 2005—2007 гг., губернатор Амурской области с 2008 г.), Юрий Трутнев («Э. К. С. Интернешнл», губернатор Пермской области в 2000—2004 гг.), Олег Чиркунов («Э. К. С.», губернатор Пермской области, края с 2004 г.), Арсен Каноков («ЦентроКредит», прези­дент Кабардино-Балкарии с 2005 г.), Хазрет Совмен (Золотодобы­вающая компания «Полюс», президент Адыгеи в 2002—2007 гг.). Во многих случаях крупный бизнес, особенно если он частный, про­сто продвигает на губернаторские посты своих кандидатов, с ним на­прямую не аффилированных, таких как Сергей Морозов (группа СОК, губернатор Ульяновской области с 2004 г.), Алексей Лебедь («Саяназ-РУСАЛ», глава Хакасии в 1996—2009 гг.) и др. В этих случаях особенно важную роль играют команды губернаторов, обес­печивающие постоянную их связь с «материнским» бизнесом.

Пока губернаторов избирали напрямую, обеспечение кампаний: деньги, связи, технологи — все шло через бизнес. С переходом на но­вую модель назначения роль бизнеса изменилась, хотя едва ли умень­шилась. Уменьшилась, по-видимому, лишь роль относительно само­стоятельного регионального бизнеса, а увеличилась роль бизнеса федерального — общенациональных корпораций и ФПГ, лоббирую­щих своих кандидатов. Различаются и способы отбития бизнесом де­нег, вложенных в политические проекты и «своих» губернаторов, или вложений в уже существующие или «чужие» проекты.

Приход представителей бизнеса во власть осуществляется по раз­ным каналам. Это может быть самостоятельный приход людей из бизнеса или поддерживаемых бизнесом посредством выборов как в региональную власть (сейчас только представительную), так и в му­ниципальную (и исполнительную, и представительную), а может быть делегирование бизнесом своих представителей или рекрутиро­вание их властью. Такие переходы осуществляются, как правило, на время и с сохранением своего бизнеса, который формально перево­дится на близких.

Показательна в этом отношении первая сотня президентского ре­зерва Д. Медведева, обнародованная в марте 2009 г. Работа над фор­мированием резерва велась в течение полугода с привлечением боль­шого числа неназванных экспертов (среди названных — бывший глава президентской администрации С. Собянин и нынешний пер­вый замглавы В. Сурков). Действующую власть — федерального и регионального уровня — в списке представляют 59 человек, в том числе 52 — исполнительную и лишь 7 — представительную, причем всего 10 занимают выборную должность (плюс к депутатам это 3 мэ­ра). 30 человек в президентской сотне — представители бизнеса, многие из которых имеют за плечами чиновные или депутатские по­сты (самый известный — банкир М. Задорнов, бывший министр фи­нансов России). При этом, однако, в отличие от власти, где на долю регионалов приходится свыше двух десятков человек — немногим меньше, чем на долю федералов, в списке резервистов от бизнеса фе­дералов подавляющее большинство. От четверки наших регионов в «золотой сотне» Медведева присутствует Д. Кулагин — спикер Оренбургского ЗС.

Вести работу по формированию кадрового резерва было поруче­но и региональным властям, где этим занимаются специальные ко­миссии по формированию и подготовке резерва управленческих кадров. Однако, как отметил Д. Медведев на совещании в Улан-Удэ в августе 2009 г., зачастую кадровый резерв в регионах — это не ра­ботающий резерв, а отписка для администрации.

Помимо «административного» кадрового резерва есть еще и ре­зерв «партийный», отобранный «Единой Россией». Всего в рамках всероссийского проекта «Кадровый резерв — профессиональная команда страны» в 2008 г. на местах было отобрано 20 848 канди­датов, из которых на финальном этапе были отобраны 300 лучших.

Иркутская область вошла в шестерку лучших регионов, представив­ших наиболее качественные списки кандидатов. 46 из них вошли в фе­деральный кадровый резерв59, а 12 вошли в 300 лучших. Анализ состава перспективных с точки зрения «Единой России» иркутян поэтому представляет особый интерес. В целом это люди до 40 лет, члены «Еди­ной России» (хотя есть пара человек от «Справедливой России» и «Яблока»), 40% составляют женщины. В анкетах резервистов указа­ны их образование, этапы карьеры, членство в различных общественных организациях и участие в общественных делах60. В рекомендациях — области профессиональной реализации, управленческая роль и мас­штаб для кандидата (больше всего регионального, меньше муниципаль­ного и федерального; на последний масштаб отобраны кандидаты, имеющие опыт работы в исполнительной или представительной вла­сти регионального уровня). К бизнесу можно отнести 60% резерви­стов. Это главным образом руководители предприятий малого и сред­него бизнеса, сотрудники крупных промышленных предприятий 61, банков, консалтинговых компаний. В отраслевом плане шире других представлены строительный сектор, сфера услуг, промышленность.

В дюжине «лучших из лучших» большинство (7 человек) со­ставляют резервисты по направлению «Деловое сообщество» (есть еще направления «Государственное и муниципальное управление», «Социальная сфера» и «Партийная и общественная работа»). Это руководители иркутских филиалов крупных компаний: «Трой­ки Диалог» и «Сибирьтелекома», руководители промышленных предприятий — авиазавода и «Тяжмаша», руководители строи­тельной фирмы и торговой сети, а также региональный координа­тор проекта «Кадровый резерв» из ипотечного агентства.

Хорошиминдикатором взаимоотношений между крупным биз­несом и властью может служить знаменитая шведская фирма IKEA, пришедшая в Россию десять с лишним лет назад, вложившая за это время 4 млрд долл. и открывшая 12 магазинов в десятке регионов страны. Она выстраивает непростые отношения с властями на ме­стах и сталкивается каждый раз с трудностями, различающимися по характеру и масштабу. У IKEA всегда были сложности с местны­ми чиновниками. То в 2004 г. власти подмосковных Химок запре­тили открытие магазина, потому что парковка при нем могла взле­теть на воздух из-за расположенного рядом газопровода, то в Екатеринбурге шведы три года не приступали к строительству, по­тому что отказались участвовать в так называемых добровольных фондах — перечислить 25 млн долл. на развитие города. Столкнув­шись с трудностями при открытии уже самого первого своего мага­зина в Химках, шведы объявили, что не поддадутся на вымогатель­ство со стороны местных властей и будут вести бизнес, как и во всем мире, абсолютно честно. Российская действительность их быстро обломала и заставила идти на компромиссы. Чтобы открыть свой первый магазин, IKEA плюс ко всем обязательным тратам согласи­лась дать спонсорский взнос в размере миллиона долларов на раз­личные социальные проекты по просьбе подмосковных властей.

С наиболее серьезными проблемами компания столкнулась в Са­маре, где торговый центр был построен в конце 2007 г., но ввод его в эксплуатацию переносился по разным причинам уже восемь раз, что стоило компании 6 млрд руб. вместо первоначально планировавшихся 4 млрд. В апреле 2009 г. государственная инспекция по строительному надзору, обследовав объект, составила акт с 52 замечаниями включая несоответствие конструкции требованиям ураганоустойчивости. Дру­гая проблема — завышение энергетиками тарифов, обошедшееся ком­пании в дополнительные 136 млн евро при эксплуатации двух торго­вых комплексов в Петербурге и Ленинградской области. Понадобилось жесткое заявление руководства компании о приоста­новке инвестирования в России до решения проблем с Самарой и энергетикой, сделанное в июне 2009 г., чтобы проблема привлекла внимание правительства России, и компромисс был найден.

Эпоха губернаторов-одиночек прошла. Ей на смену пришла эпо­ха команд. И Кремль, принимая решение о назначении новых губер­наторов, ориентируется сейчас скорее на команды, чем на персоны, продвигая либо непосредственно представителей крупных корпо­раций — сейчас скорее государственных, чем частных, либо тех, за кем имеется поддержка крупных корпораций. Так решается не про­сто проблема формирования новым губернатором команды для ра­боты в регионе, но и проблема ответственности за вверенный ре­гион, которая становится корпоративно-коллективной.

Прошла и эпоха относительной региональной автаркичности в бизнес-пространстве. В большинстве случаев бизнес в регионах в той или иной степени входит в орбиту крупных общенациональ­ных или даже транснациональных корпораций и финансово-про­мышленных групп. Рычаги влияния — и на него, и с его стороны на власть — хотя и проходят через кабинеты региональных админист­раций, но отнюдь не замыкаются на фигуры регионального полити­ческого истеблишмента. Несколько особняком стоят национальные республики, сохраняющие элементы относительно большей замкну­тости и соответственно автономности и в политическом, и в эконо­мическом пространстве.

Спуск по иерархии вниз — с общенационального уровня на ре­гиональный и местный — иногда выглядит как обратное движение во времени. На региональном уровне «олигархический» вариант взаимоотношений власти и бизнеса продолжался дольше, чем на об­щенациональном, хотя, возможно, и менее публично (по крайней мере, если смотреть из центра). Проблема, однако, в том, что там олигархов меньше, а их власть — не абстрактная, осуществляемая посредством денег через те же самые властные институты, а зачастую вполне конкретная, реализуемая как опосредованно через админист­рации и собрания депутатов, так и напрямую через альтернативные сети теневого и полутеневого бизнеса.

В качестве примеров сращивания политической и в разной степени криминализованной бизнес-элиты можно привести Красноярский край конца 1990-х годов с Анатолием Быковым, Приморский край с губернаторами Евгением Наздратенко и Сергеем Дарькиным, Мос­ковскую область с губернатором Борисом Громовым и «Боевым брат­ством», Астрахань с мэром Сергеем Боженовым и др.

Власть по отношению к бизнесу практикует модели «оброка» (плата за вход в регион и нахождение там, сбор средств в разные фон­ды и на конкретные проекты) и «барщины» (строительство дорог и социальной инфраструктуры, культурно-спортивных центров, ра­боты по благоустройству и др.). Более простые и прямые бартерные схемы в принципе уменьшают потери, связанные с коррупцией. В этом смысле «барщина» оказывается лучше как для региональ­ного сообщества, так и для власти в целом (но не для отдельных ее представителей). Собственно, вариантом «барщины» являются до­говоры о социальном партнерстве.

Роль механизма непосредственного взаимодействия бизнеса как корпорации и власти как корпорации выполняют в большинстве случаев союзы промышленников и предпринимателей (объедине­ния работодателей), входящие в РСПП.

На федеральном уровне РСПП претерпел за годы своего суще­ствования значительную эволюцию. Созданный в конце 1991 г. как институт коллективного давления на власть, служивший одно время площадкой, созданной крупным бизнесом для общения с властью, он из «профсоюза олигархов» постепенно превратился скорее в клуб по интересам, послушный воле власти и зависимый от нее. Своего рода водоразделом стало «дело ЮКОСа» и не во всем ло­яльная по отношению к власти позиция, занятая тогда РСПП с последующей заменой Аркадия Вольского в качестве главы РСПП на Александра Шохина. Традиционные ежегодные встречи руковод­ства РСПП с президентом остались, но изменились их формат и со­став участников, тон на них теперь задает власть. «Раньше бизнесме­ны приходили к Путину просить и жаловаться, а сейчас докладывают президенту о том, что они сами могут предложить государству»62.

В регионах картина с организованностью предпринимательского сообщества довольно пестрая. Роль и место СПП сильно различают­ся. Там, где в бизнесе есть один-два доминирующих игрока (как, на­пример, в Астраханской области), им проще решать свои проблемы с властью на индивидуальной основе. Соответственно в Астрахан­ском СПП остаются «слезы» — 40 физических лиц и 17 организа­ций, на долю которых приходится в общей сложности 7 тыс. занятых и 30% валового регионального продукта. Там же, где явно домини­рующих игроков нет (например, в Мурманской области), СПП вы­глядит намного мощнее — 84 индивидуальных члена, 77 предприя­тий, производящих порядка двух третей областного ВРП.

Показательно и то, кто возглавляет СПП в регионах. Это могут быть как капитаны бизнеса — руководители крупнейших инфраструк­турных предприятий, такие как энергетики, особенно в Сибири, на­пример Корней Гиберт («Новосибирскэнерго»), Константин Иль-ковский («Якутскэнерго»)63, строители (Игорь Нак, глава «Ямалт-рансстроя» в Ямало-Ненецком АО), газовики (Михаил Межнев, глава «Орелоблгаза»), директора других крупнейших предприятий регио­на: вологодский Анатолий Кручинин (гендиректор «Северстали»), татарстанский Александр Лаврентьев (председатель совета директо­ров Казанского вертолетного завода), ивановский Юрий Токаев (председатель совета директоров «Кранэкс»), новгородский Влади­мир Гавриков (исполнительный директор «Акрона»). Попадаются во главе региональных СПП и настоящие олигархи: это Владимир Лисин в Липецкой области и Виктор Рашников в Челябинской. По­нятно, что с такими «тяжеловесами» во главе СПП является весьма самостоятельным по отношению к региональной администрации иг­роком. На другом полюсе — СПП, возглавляемые руководителями действующих региональных администраций. Таких сейчас всего двое: первый вице-губернатор и глава правительства Оренбургской области Сергей Грачев и губернатор Волгоградской области Николай Максюта (при создании СПП в 2004 г. вспомнивший свое «директорское» прошлое — он руководил Волгоградским судостроительным заво­дом). До последнего времени третьим руководителем администрации, возглавляющим и бизнес-ассоциацию, был мурманский губернатор Юрий Евдокимов 64, которого в середине 2009 г. сменил Александр Лебедев — гендиректор управляющей компании «Диал».

Таким образом, руководитель регионального СПП, фигура кото­рого во многом отражает отношения власти с бизнес-сообществом, относится к одному из трех типов: директора, посредники и собствен­но представители власти. Понятно, что такое деление не может быть очень жестким, да и внутри каждого из типов есть своя вариация. В роли посредников могут выступать и политики, такие, например, как Елена Панина (Москва), зампред думского комитета по промышлен­ности, Валерий Панов (Челябинск), первый зампред думского коми­тета по строительству и земельным отношениям, Николай Тонков (Ярославль), заместитель председателя комитета Совета Федерации по вопросам местного самоуправления. Свыше двух третей руководи­телей региональных СПП составляют директора, четверть — посред­ники, на долю руководителей администрации приходится менее 5%.

В Иркутской области Некоммерческое партнерство товаро­производителей и предпринимателей с начала его работы в 1998 г.

традиционно возглавляли начальники Восточно-Сибирской желез­ной дороги: Геннадий Комаров (1998—2000 гг.), Александр Кась­янов (2000—2005 гг.), Алексей Воротилкин (2005—2008 гг.). С пе­реходом последнего в Москву бизнес-ассоциацию возглавил гендиректор «Саянскхимпласта» Николай Мельник. Объединение работодателей Астраханской области — региональное отделение РСПП возглавляет Петр Шуреков, генеральный директор судоре­монтного завода СЛИП.

Применительно к анализируемой нами четверке регионов дина­мика взаимоотношений «бизнес — власть» может быть описана следующим образом.

Анализируемые регионы прошли 1990-е и 2000-е годы весьма разными дорогами. В Иркутской области приход крупного бизнеса почти совпал с началом федеральных реформ, Оренбургская область в силу ряда институциональных факторов встретила крупные кор­порации с запозданием. Крупные бизнес-группы сначала приходили на наиболее серьезные активы и в те регионы, где эти активы распо­лагались, а затем уже шли туда, где присутствие требовалось для про­должения производственных цепочек.

С одной стороны, в Иркутской области располагались базовые активы для многих федеральных бизнес-групп, поэтому «вход в ре­гион» был осуществлен раньше, а активы Оренбуржья были без­условно важны, но не «критичны» ни для одного из игроков. С дру­гой стороны, Оренбургская область почти все 1990-е годы пользовалась протекторатом Виктора Черномырдина, а Прибай­калье, наоборот, не переставало бросать вызовы федеральной власти. В Оренбургской области оба губернатора смогли наладить взаимо­действие с крупнейшими корпорациями, в Иркутской хрупкая мо­дель взаимодействия между элитами выстраивалась несколько лет, а затем была разрушена назначением «варяга».

В отношениях власти и бизнеса двух регионов прослеживается общий сюжет: борьба за «региональное достояние». В Иркутске — сохранение под региональным контролем «Иркутскэнерго», в Оренбурге — борьба против приватизации ОНАКО. Судьба обо­их индустриальных артефактов 65 одинакова — переход под конт­роль бизнеса в начале 2000-х.

История взаимоотношений власти и бизнеса в каждом из регио­нов складывалась по-разному. Для Оренбургской области были ха­рактерны две модели взаимоотношений, неразрывно связанные с персонами губернаторов. При губернаторе Елагине Оренбургская область — закрытый регион с расширенным протекционизмом и обилием «красных директоров» среди руководителей основных промышленных объектов. Поддерживавшаяся Елагиным партия «Наш дом — Россия» провалилась на выборах, но его самого из­брали и поддерживали (до определенного момента) с большим от­рывом от любых других претендентов.

Елагин вместе с Черномырдиным защищал ОНАКО от привати­зации и поглощения большим бизнесом (и распоряжением прави­тельства предоставил 20%-ную налоговую скидку для предприятия, действовавшую до 1999 г.). То же происходило и с металлургией на востоке региона. Активы «Газпрома» не претерпевали никаких из­менений и только способствовали устойчивости системы региональ­ного протекционизма.

Но в конце 1990-х ситуация изменилась, и потребовалась иная модель взаимодействия с бизнесом. Елагин уже больше не мог защи­щать от реструктуризации огромные неэффективные «красные им­перии». В дополнение к этому обострилась политическая борьба.

На выборах усилилось противостояние «запад — восток», гене­ральный директор крупнейшего металлургического предприятия НОСТА Гуркалов почти догнал губернатора Елагина. Оба атакова­ли друг друга компроматом. На их фоне почти случайно прошел Чер­нышев, умеренно левый аграрий, ставший известным, будучи депу­татом Госдумы. Пользуясь только поддержкой ряда муниципальных глав, он чудом вышел во второй тур выборов. и поддержка востока отошла к нему.

Начался передел собственности на крупнейшем предприятии востока — НОСТА, где кандидат в губернаторы Гуркалов пытался реструктуризировать форму собственности, чтобы получить полный контроль, но жестоко ошибся, в результате чего в 2000-х годах завод утонул в череде корпоративных захватов. Губернатор оказал решаю­щую поддержку «конкурсным» управляющим (консорциум «Аль­фа-Групп» и «Базового элемента») НОСТА. После победы Чер­нышев был заинтересован в том, чтобы поменять собственника и в ОНАКО (там поддерживали Елагина), и в НОСТА. В 2000 г. ТНК купила ОНАКО. В 2004 г. НОСТА была окончательно куп­лена структурами Алишера Усманова.

ТНК, поглотившая ОНАКО, впервые в 2001 г. предложила си­стему соглашений между губернатором и компанией о социальном партнерстве. Затем, после того как и другие предприятия были по­глощены федеральными гигантами (условно можно назвать 2005 г.), губернатор стал осваивать эту технологию на других, заключая до­говоры о сотрудничестве практически со всеми крупными структу­рами. Практика договоров изоморфно повторилась на уровне му­ниципалитетов — в Орске после прихода бизнесменов к власти стало практиковаться заключение договоров с компаниями, но уже значительно более мелкого масштаба.

В отличие от Оренбургской области, где практически на десять лет был заморожен процесс прихода крупного бизнеса, в Иркутской области он начался на самой заре 1990-х, когда контроль над круп­нейшими алюминиевыми заводами, ставшими ядрами формирова­ния корпораций, получили коммерческие структуры. С 1991 по 1996 гг. БрАЗ контролировала TWG (братья Рубен и братья Чер­ные, Дерипаска воспринимался как младший партнер, контролиро­вавший только Красноярский алюминиевый завод), а Иркутский алюминиевый завод попал в сферу интересов группы «Ренова».

Сходна с Оренбуржьем ситуация с сохранением «регионального достояния». Для Прибайкалья таким достоянием стало «Иркутск­энерго». В 1996 г. губернатор Иркутской области Юрий Ножиков и президент Борис Ельцин подписали договор о разграничении полномочий, по которому 49%-ный госпакет акций компании при­знавался «совместной собственностью». Затем 9% акций компании администрация области продала на чековом аукционе, в результате чего государство стало контролировать только 40% акций, из кото­рых 15,5% могли распоряжаться областные власти.

До 2000 г. «Иркутскэнерго» контролировала администрация области. Однако в 2000 г. начался передел собственности, в резуль­тате которого фактический контроль над компанией перешел к структурам РУСАЛа (26%) и «СУАЛ-Реновы» (10%). Это случи­лось после того, как Дерипаска одержал победу за контроль над БРАЗом с братьями Черными в 1999 г. Несмотря на то что СУАЛ и РУСАЛ воевали друг с другом, они выступали в союзе против Го-ворина и поддерживали его противника Виктора Боровского на вы­борах в Законодательное собрание в 2000 г., а в 2001-м на выборах губернатора — Сергея Левченко.

Однако победить Говорина ни на выборах, ни в ЗС алюминиевым структурам не удалось. С другой стороны, губернатор не обладал до­статочной властью, чтобы развести враждующие бизнес-группиров­ки. К тому же политический момент был упущен — к 2004 г., когда основные конфликты между губернатором, алюминщиками и лесо­промышленниками были погашены, началась эпоха становления го­сударственных корпораций, получившая оформление в 2005— 2006 гг. Привычные структуры РЖД, «Иркута» в рамках переформатирования их роли на федеральном уровне стали вести себя гораздо агрессивнее. Влияние государственных корпораций ста­ло особенно весомым в условиях назначения губернаторов.

В 2005 г. губернатор Говорин был отстранен от управления ре­гионом. Кресло главы занял ставленник РЖД Александр Тишанин. Претендовавший на эту должность депутат Госдумы Виталий Шуба (проигравший на предыдущих губернаторских выборах) мог бы про­должить логичное политическое развитие региона. Однако этому помешала новая система назначения высших должностных лиц ре­гионов. Центр посчитал, что решением конфликтов между властью и бизнесом может стать назначение «государева человека» — адми­нистратора, проводящего интересы федеральных структур.

Поставленный из центра Тишанин не стал считаться с интереса­ми региональной элиты. Результатом такого поведения стала череда конфликтов с мэром Иркутска Владимиром Якубовским, спикером Законодательного собрания Виктором Кругловым (аффилирован­ным со структурами «Реновы»), местными силовиками. Тишанин провел ряд проектов в интересах не только РЖД (поддержка про­хождения ВСТО по «длинному маршруту», а не по предлагавше­муся изначально «Транснефтью» «короткому» у самого берега Байкала), но и «Газпрома» (в частности, отбор Ковыктинского ме­сторождения у ТНК-BP) и просто федеральной власти (объедине­ние с Усть-Ордынским АО). Его топорная тактика привела к заве­дению целого ряда уголовных дел на его заместителей, и в итоге к снятию с должности весной 2008 г. Ситуация, когда государство стало продавливать интересы, не заботясь о консенсусе с элитами, привела к критическому увеличению напряженности в региональ­ной политической системе.

Неудачей Тишанина воспользовалась другая госкорпорация — «Российские технологии», возглавляемая Сергеем Чемезовым, предложившая на пост губернатора депутата Госдумы Игоря Еси-повского, до этого возглавлявшего приобретенный «Технология­ми» (тогда еще «Росвооружением») АвтоВАЗ. С одной стороны, Есиповский, как и Тишанин, «государев человек», с другой — «Ро-стехнологии» имеют свой интерес в регионе — прежде всего это авиастроительный завод «Иркут». В 2007 г. «Ростехнологии» су­щественно нарастили присутствие в регионах — Иркутская область стала второй после Самарской, где государственная корпорация на­значила «своего» губернатора. С уверенностью можно говорить, что мода на обладание «своими» губернаторами пошла от корпо­рации «Роснефть», которая до этого назначила «своих» в Ненец­ком АО и Сахалинской области.

Как показывает пример обоих регионов, на характер взаимоотно­шений власти и крупного бизнеса повлияли такие разнообразные факторы, как объем и критическая важность активов и ресурсов, по­литический момент, а также персональные данные губернаторов, су­мевших или не сумевших установить правила игры для бизнеса. В одном случае правила были установлены, в другом бизнес принял участие в игре на выбывание, из-за чего государство попыталось по­ставить «внешнего управляющего», лоббировавшего между тем ин­тересы госкорпораций.

Взаимоотношения бизнеса и власти в регионах — предмет дол­гого и кропотливого анализа. Любовь сменяется ненавистью, войны завершаются, и заключаются недолговечные альянсы. Трудно найти регион, в котором подобные отношения были бы стабильны. Нет таких регионов и среди анализируемых.

По степени аффилированности крупного бизнеса и губернатор­ской власти наши регионы достаточно сильно отличаются друг от друга. В Иркутской области Игорь Есиповский был ставленником «Ростехнологий». Разумеется, ставленник госкорпорации — не то же самое, что ставленник большого бизнеса на посту губернато­ра (например, Дмитрий Зеленин или Александр Хлопонин). Раз­ница в том, что это не избранный, а назначенный губернатор (на­значение губернаторов стало такой же инновацией второго путинского срока, как и госкорпорации) и что он несет ответствен­ность не только перед посадившей его на это место структурой, но и перед федеральным Центром, которому он обязан самим своим назначением.

На ступень ниже по степени аффилированности стоит губернатор Мурманской области Юрий Евдокимов. Для этого региона харак­терен острый конфликт бизнес-групп за влияние как в исполнитель­ной власти, так и в Областной думе. Кольская ГМК и «Фосагро» на протяжении долгого времени боролись за власть в местном отде­лении «Единой России», результатом чего стала победа «Фосагро» (считается, что именно эта бизнес-группа оказывает наибольшее влияние на губернатора). Помимо этого «Фосагро» имеет своего представителя в Совете Федерации — в лице сенатора от исполни­тельной власти Юрия Гурьева.

Как уже отмечалось, в марте 2009 г. после острого и публичного конфликта с местной «Единой Россией» (ею же инициированно­го) Юрий Евдокимов ушел в отставку. Мало кто из комментиро­вавших тогда публичный конфликт между губернатором и Цент­ром обратил внимание на роль в нем бизнеса. Между тем за пару лет до описываемых событий, в феврале 2007 г., разгорелся скандал по поводу опубликования областной администрацией «Концеп­ции социально-политической деятельности Компании в Мурман­ской области (на период 2006—2008 годов)» — внутреннего до­кумента Кольской горно-металлургической компании 66. В этом документе говорилось, что одной из сторон, заинтересованных в уходе Евдокимова, является «Газпром» и что Кремль неофици­ально сформулировал предложение Евдокимову досрочно поки­нуть пост. При этом предложение было сделано в «мягком фор­мате», и принятие решения было по инициативе губернатора отсрочено на год. В «Концепции... » развивались планы перехвата власти в региональном отделении «Единой России» и обознача­лась цель «получить согласованный администрацией президента политический карт-бланш за контроль над Мурманской областью в случае достижения Компанией успешных результатов на выборах в Мурманскую областную думу». Как видно, результаты выборов не были столь успешны для Кольской ГМК, что помешало ее го­ловной структуре «Норильскому никелю» воспользоваться сня­тием губернатора в своих интересах.

Взаимоотношения с бизнесом в Оренбургской области можно охарактеризовать как «удаленный контроль». Губернатор Черны­шев не сближается ни с одной из бизнес-групп, в то же время биз­нес-группы имеют своих представителей в Законодательном собра­нии. Такая ситуация возникла не сразу, а после выборов 1999 г., ко­гда предыдущий губернатор Елагин опирался только на нефтяную компанию ОНАКО (в дальнейшем приватизированную) в своей борьбе против другой крупнейшей компании НОСТА.

Интересен пример Орска, города на востоке Оренбургской обла­сти, где представители среднего бизнеса, недовольные тем, как устроена власть, выставили свою кандидатуру на выборах мэра го­рода и привели ее к власти.

В Астраханской области на момент написания данной работы складывалась ситуация наиболее прохладных отношений между властью и крупным бизнесом. После смерти губернатора Гужвина новый глава Жилкин вступил в конфликт с местным отделением «Газпрома» (конфликт, как всегда, на материальной почве, по по­воду того, сколько налогов платить в региональный бюджет) и проиграл. В итоге ему пришлось принять условия газовой кор­порации.