«Принцип честности»

Здесь нам пригодился бы, будь он адекватным, принцип, пред­ложенный Гербертом Хартом, который (вслед за Джоном Рол-зом) мы будем называть принципом честности [principle of fairness]. Этот принцип утверждает, что, когда группа индивидов участвует в справедливом и взаимовыгодном совместном про­екте в соответствии с определенными правилами и тем самым ограничивает свою свободу так, чтобы это было выгодно всем, те, кто добровольно наложил на себя ограничения, имеют пра­во на то, чтобы те, кто от этого выигрывает, поступили так же17. Согласно этому принципу получение выгод само по себе является достаточным для возникновения у человека обязательств (даже если он не выражает явно или неявно намерения сотрудничать). Если добавить к принципу честности тезис о том, что другие люди — те, по отношению к которым существуют обязательства, или их представители — имеют право принудителыно обеспечи-ваты выполнение обязательств, возникающих в силу этого прин­ципа (включая обязательства ограничить свою деятельность) , то группы людей в естественном состоянии, которые договори - лись о процедуре выбора тех, кто может осуществлять опреде­ленные действия, будут иметь законное право запретить «безби-летничество». Это право может оказаться критически важным для жизнеспособности подобных соглашений. Мы должны с пре­дельной тщательностью исследовать столь важное право, тем более что оно в условиях естественного состояния, по-видимому, делает ненужным единодушное согласие на осуществление прав­ления, основанного на принуждении! Оно достойно изучения еще и потому, что подходит в качестве контрпримера для моего утверждения о том, что на уровне группы никакие новые пра­ва «возникнуть» не могут; что объединенные индивиды не мо­гут создать такие новые права, которые бы не являлись суммой прежде существовавших. Право принуждать других людей испол­нять обязательство определенным образом ограничивать свое поведение могло бы проистекать из неких особых свойств этого обязательства или из некоего общего принципа, согласно которо­му разрешается принудительное обеспечение всех обязательств по отношению к другим людям. В отсутствие доводов в пользу осо­бой природы этого обязательства, оправдывающей принуждение к его исполнению и, предположительно, возникающей из при­нципа честности, я начну с рассмотрения принципа, провозгла­шающего возможность принудительного обеспечения исполнения всех обязательств, а затем займусь вопросом об адекватности самого принципа честности. Если хотя бы один из этих принци­пов будет отвергнут, тогда право принуждать других к сотрудни­честву в этих ситуациях рассыпается. Я докажу, что должны быть отвергнуты оба принципа.

Довод Герберта Харта в пользу существования естественного права18 зависит от конкретизации принципа, который провоз­глашает возможность принуждения к исполнению всех обяза­тельств: то, что некто имеет перед вами особое обязательство [ special obligation] сделать А (оно могло бы возникнуть, напри­мер, потому, что он пообещал вам сделать А), дает вам не только право рассчитывать, что он сделает А, но и право принудить его сделать А. Только на фоне ситуаций, в которых люди не имеют права принудить вас совершить А или другие действия, которые вы, возможно, пообещали совершить, мы можем понять, гово­рит Харт, смысл и цель особых обязательств. Поскольку у особых обязательств всегда есть смысл и цель, продолжает Харт, суще­ствует естественное право не быть принуждаемым к действию, за исключением ситуации наступления определенных особых условий; это естественное право является частью фона, на кото­ром существуют особые обязательства.

Этот известный аргумент Харта озадачивает. Я могу освобо­дить кого-нибудь от обязательства не принуждать меня делать А. («Сим освобождаю тебя от обязательства не принуждать меня сделать А. Теперь ты волен принудить меня сделать А».) Ho от того, что я так поступил, у меня не возникает обязатель­ства сделать А. Поскольку Харт предполагает, что лежащее на мне по отношению к кому-либо обязательство сделать А дает этому человеку (влечет за собой) право принудить меня сделать А, и поскольку мы убедились, что обратное неверно, мы можем считав что компонент «обязательство перед кем-то сделать нечто» явля­ется дополнением к наличию у этого кого - то права принудить вас сделать это. (Можем ли мы предположить, что этот различимый компонент существует, и не быть обвиненными в «логическом атомизме»?) Альтернативный взгляд, отвергающий предложение Харта включить право принуждения в понятие об обязательс­тве, мог бы исходить из того, что этот дополнительный компонент составляет все содержание обязательства перед кем-то сделать нечто. Если я не делаю этого, тогда (при прочих равных) я посту­паю неправильно; контроль над ситуацией находится в его руках; у него есть возможность освободить меня от обязательства, если только он не обещал кому-то, что не будет делать этого, и Возможно, все это выглядит слишком эфемерным без дополни­тельного наличия права применить принуждение. Однако права на принуждение к исполнению сами по себе есть всего лишь пра - ва; т. е. разрешение сделать что-то и обязательства других людей не вмешиваться. Конечно, у индивида есть право принудительно обеспечить соблюдение этих дальнейших обязательств, но неясно, действительно ли включение прав на принуждение к исполнению укрепляет всю постройку, если оно с самого начала предполагает­ся несущественным. Возможно, следует просто серьезно отнестись к сфере морали и представить себе, что один из компонентов име­ет значение даже вне связи с принуждением к исполнению. (Это, разумеется, не следует понимать так, что этот компонент никогда не бывает связан с принуждением к исполнению!) С этой точки зрения можно объяснить смысл обязательств, не прибегая к пред­ставлению о праве на их принудительное обеспечение и, следова-тельно, не нуждаясь в существовании общего фона обязательств, Которые не обеспечены принуждением, от которых данные обя­зательства отличаются. (Конечно, хотя рассуждение Харта не де­Монстрирует существование обязательства не использоватЬ при­нуждения, последнее, тем не менее, может существовать.)

Если бы утверждение Харта о том, что смысл особых прав мож­но понять только на фоне непременного отсутствия принуждения, было обоснованным, то равно обоснованным представлялось бы утверждение, что только на фоне разрешенною принуждения мы можем понять смысл общих прав [general rights]. Согласно Харту у человека есть общее право делать А тогда и только тогда, когда для всех индивидов Р и Q верно следующее: Q не имеет права мешать Р делать А или принуждать его не делать А до тех пор, пока Р не дал Q особого права на это. Но не каждое дейст­вие можно подставить вместо А; у людей есть общие права на то, чтобы совершать только определенные виды действий. Поэтому можно было бы утверждать, что если должен быть смысл в обла­дании общими правами, в обладании правами совершать конк­ретный вид действия А, в том, чтобы другие люди были обязаны не принуждать вас не делать А, то этот смысл должен существо­вать на фоне контрастной ситуации, в которой у людей нет обя­зательства воздерживаться от того, чтобы принуждать вас делать или не делать некие вещи, т. е. в ситуации, в которой у людей нет общего права совершать действия вообще. Если Харт может дока­зать презумпцию отсутствия принуждения указанием на сущес­твование смысла особых прав, тогда он может с тем же успехом доказать отсутствие такой презумпции указанием на наличие смысла общих прав!9.

Аргумент в пользу обязательства, исполнение которого может обеспечиваться принуждением, состоит из двух частей: первая устанавливает существование обязательства, а вторая устанавли­вает возможность применения принуждения для его исполнения. Отбросив вторую часть (по крайней мере, поскольку принято счи­тать, что она следует из первой), займемся предполагаемым обя­зательством сотрудничать с другими, которые ограничили свои действия в результате совместных решений. Принцип честности, как мы сформулировали его вслед за Хартом и Ролзом, вызыва­ет возражения и является неприемлемым. Представим себе некоторые ваши соседи (всего их 364 взрослых человека) при­думали сеть общественных репродукторов и решили создать сис­тему общественных развлечений. Они вывешивают список имен по одному на каждыи день, включая ваше. В назначенный день' (можно меняться с другими) человек должен дежурить по сетии выступать в качестве диджея, сообщать о новостях, рассказывать' анеКдоты и т. п. Через 138 дней, в каждый из которых кто-то был {ш пришел и ваш черед. Обязаны ли вы принять в этом участие? Вы получали выгоду от этого, время от време­ни открывали окно послушать, наслаждались музыкой, иногда смеялись над шутками. Другие люди на деле активно участво­вали в этом проекте. Но обязаны ли вы откликнуться на призыв, когда настанет ваша очередь? Конечно, нет. Хотя вы получаете' пользу от этой затеи, вы можете определенно знать, что 364 дня ш! которые устраивают другие, не стоят того, чтобы вы пожертвовали один день. Вы предпочли бы не иметь всего этого и не жертвовать одним днем, чем иметь и потратить на это целый день. Учитывая эти предпочтения, каким образом от вас могут потребовать участвовать в проекте, когда придет ваша очередь?

Было бы прекрасно, если бы существовала радиостанция «Фило-софская волна», чтобы ее всегда можно было включить и послу­шать какую-нибудь лекцию, например, поздно вечером, после трудного дня. Но это, возможно, не настолько привлекательно для вас, чтобы вы захотели потратить целый день на работу диК­тора. Могут ли другие, независимо от ваших желаний, создать ваши обязательства перед ними, просто начав транслировать эту программу? В нашем примере вы можете решить, что не будете авключать радио, чтобы не получать выгоды, но в других ситу­ациях от выгоды невозможно уклониться. Если ваши соседи подочоереди каждый день подметают улицу, на которой стоит ваш должны ли вы взяться за метлу, когда придет ваш черед? Ааже если вам не уж важна чистота улицы? Должны ли вы воиош раз, проходя по улице, представлять себе, что повсюду чтобы не получать выгоду как «безбилетник»? Должны ли выфвоздержаться от включения радио, чтобы не слышать фило-софскую станцию? Должны ли вы подстригать лужайку перед домом так же часто, как ваши соседи?

По меньшей желательно включить в принцип честноси укот выгоды, которые человек получает от действий должны быть больше, чем издержки, которые он несет всп олняя свою часть общей работы. Как это себе представить? Ь1гюлняется ли условие, если вы получаете удовольствие ли еЖедневного вещания местной радиостанции, но предпоч-бы один день прогулок в лесу году прослушивания передач?

Для того чтобы вы были обязаны посвятить работе на местной радиосети целый день, не должно ли, по крайней мере, быть вер­ным утверждение, что все, что вы могли бы сделать за день (за этот день или за любой другой, с которого вы могли бы пере­нести дела на этот день), менее предпочтительно для вас, чем возможность весь год слушать радио? Если бы единственной возможностью слушать радиопередачи было бы потратить день на участие в этом проекте, то чтобы выполнялось условие о вы­годах, превышающих издержки, вы должны были бы предпочесть день работы на радио всем остальным доступным для вас в этот день возможностям.

Принцип честности все равно вызывал бы возражения, даже если бы его можно было изменить так, чтобы он включал это очень сильное условие. Ваши выгоды могут едва-едва покрывать издержки, которые вы несете из-за участия в общем деле, в то время как другие люди могут получать от этого дела намного больше выгоды — все они высоко ценят возможность слушать общественное радио. Если вы — человек, получающий наимень­шую выгоду от этого проекта, обязаны ли вы делать для него столько же, сколько другие участники? Возможно, вы предпоч­ли бы, чтобы все занялись другим общим делом, ограничив свое поведение и чем-то пожертвовав ради него? Да, при условии, что они не принимают ваш план (и тем самым ограничивая для вас возможности выбора из иных доступных вам вариан­тов), выгоды, получаемые вами от их предприятия, превосходят издержки, которые вы несете в результате вашего сотрудниче­ства в нем. Но вы не хотите сотрудничать, в частности, потому что стремитесь привлечь их внимание к своему альтернативному предложению, которым они пренебрегли или которое, по вашему мнению, не оценили должным образом. (Например, вы хотите, чтобы они читали по радио Талмуд, а не философские тексты, которые они читают сейчас.) Тем, что вы окажете этой организа­ции (их организации) поддержку в виде вашего сотрудничества, вы только уменьшите возможность изменить ее2о.

На первый взгляд принудительное обеспечение принципа честности вызывает возражения. Вы не можете решить отдать мне что-нибудь, например книгу, а затем отнять у меня деньги в уплату за нее, даже если мне ничего лучшего за эти деньги не купить. Еще меньше у вас оснований требовать с меня деньги, если ваша деятельность, в результате которой я обзавелся кни­гой, приносит выгоду и вам; предположим, что для вас лучшая зарядка — это забрасывать книжки в дома людей или что ваша деятельность с необходимостью приводит к такому побочному эффекту. Ничего не меняется и в том случае, если невозможность получить деньги за книги, которые неизбежно попадают в дома других людей в качестве побочного эффекта, делает ваше основ­ное занятие, имеющее такой побочный эффект, нежелательным или слишком накладным. Индивид не может вне зависимости от того, каковы его цели, просто действовать таким образом, чтобы предоставлять людям блага, а потом требовать (или отбирать) у них деньги. И группа лиц тоже не может делать этого. Если вы не можете назначать цену и собирать деньги за блага, раздавае­мые вами без предварительной договоренности, вы тем более не можете сделать этого по отношению к благам, раздача которых вам ничего не стоит, и совершенно бесспорно, что люди не долж­ны платить вам за ничего не стоящие вам блага, которые к тому же им предоставили другие. И поэтому тот факт, что отчасти мы представляем собой «общественный продукт» в том смысле, что получаем выгоду от существующих паттернов и форм, создан - ных многочисленными действиями длинной последовательно­сти давно забытых людей, форм, включающих институты, обы­чаи и язык (социальная природа которого может влиять на наше речевое поведение в духе идеи Витгенштейна о языковых играх) , не создает у нас некоей общей текущей задолженности, которую существующее общество может собирать и использовать на свое усмотрение.

Не исключено, что можно сформулировать модифицирован - ныи принцип честности, который будет свободен от этих и дру­гих трудностей. Что представляется очевидным, так это то, что лю (5ои подоб ный принцип, если его удалось бы сформулировать ' был бы настолько сложным и запутанным, что его нельзя было бы совместить с особым принципом, который легитимизировал бы принуждение к выполнению обязательств, возникающих в естес-тв енном состоянии, в соответствии с модифицированным прин­ципом честности. Поэтому даже если бы модифицированный принцип честности можно было сформулировать непротиворе­чивым образом, то его нельзя было бы применить для устранения Иеобходимости в получении согласия других людеии на сотрудни­чество и ограничение их собственных действий.