Либертарианские ограничения

Я утверждаю, что жесткие ограничения морального характе­ра на то, что нам можно делать, отражают тот факт, что люди существуют отдельно друг от друга. Они отражают тo, что не мо­жет иметь место никакого акта нахождения морального б алан -

са между ними; в моральном плане ни одна жизнь не переве­шивает другие так, чтобы можно было достичь увеличения сум­марного общественного блага. Нет оправданий позволяющих пожертвовать одним человеком ради других. Эта центральная идея —а именно, что есть разные люди, живущие каждый своей жизнью, и ни одним нельзя пожертвовать для других — не только лежит в основе существования жестких моральных oграничений, но и, помоему мнению, порождает либертарианское oграничение, которое запрещает агрессию против другого.

Чем сильнее давление подхода, основанного на максимизации конечного состояния, тем мощнее должна быть способная про­тивостоять ему фундаментальная идея, лежащая в основе суще­ствования жестких ограничений морального характера. Поэтому тем серьезнее следует относиться к тому, что люди обладают независимым существованием и не являются ресурсом для дру­гих людей. Основополагающего понятия, достаточно мoщнoгo,

чтобы поддержать моральные жесткие ограничения в их проти­востоянии с мощной интуитивной убедительностью идеи макси­мизации конечного состояния, будет достаточл чтобы вывести из него либертарианский запрет на агрессию против другие. У то-r кто отвергает это конкретное жесткое ограничение, есть три альтернативы: ( 1) он должен отвергнуть все жесткие ограниче­ния; (2) он должен дать другое объяснение того, почему вообще существуют жесткие моральные ограничения, а не просто макси­мизирующая конечное состояние структура, причем объяснен из которого не выводится либертарианское жесткое ограниче­ние; или (3) он может согласиться с убедительно представлен­ной центральной идеей об отдельности людей и при этом считать что агрессия против другого человека совместима с этой ключе­вой идеей. Таким образом, мы имеем многообещающий набросок логического перехода от моральной формы к моральному содер­жанию: форма морали включает F (жесткие моральные огра­ничения); лучшее объяснение6 того, что мораль есть F, состоит в р (сильное утверждение отдельности каждого человека); а из р следует конкретное моральное содержание, а именно либертари­анское ограничение. Конкретное моральное содержание полу­ченное с помощью этого рассуждения, которое исходит из TOГO, что существуют отдельные индивиды, живущие каждый своей соб­ственной жизнью, не будет являться полным либертарианским ограничением. Оно будет запрещать жертвовать одним человекам да блага другого. Нужны будут дальнейшие шаги, чтобы прийти к запрету патерналистской агрессии: угрозы насилия или исполь­зования насилия ради блага того человека, против которого это насилие направлено. Для этого нужно сосредоточиться на том факте, что существуют отдельные люди, каждый из которых рас­поряжается своей собственной жизнькх

Часто говорится, что принцип отказа от агрессии — это подхо­дящий принцип для международных отношений. В чем состоит то подразумеваемое отличие между суверенными людьми и суверен­ными государствами, которое делает допустимой агрессию между людьми? Почему людям, совместно действующим через посредс­тво государства, разрешено делать с кем-то то, что ни одной стра­не не позволено делать в отношении другой? Если уж на то пошло, имеются более убедительные доводы в пользу отказа от агрес­сии именно между людьми; в отличие от стран, они не включают в свой состав людей, защита которых могла бы быть легитимным поводом д вмешательства со стороны других.

Я не буду здесь детально разбирать принцип, запрещающей физическую агрессию, и ограничусь замечанием, что он не запре­щает применение силы с целью защиты от другого человек: кото­рый представляет угрозу — даже если другой невиновен и не за­служивает возмездия. Ненамеренную угрозу представляет тот, кто неумышленно выступает в роли причинного агента в некото - ром процессе таким образом, что он был бы агрессором, если бы стал таким агентом по собственному выбору. Если кто-то хватает человека и сбрасывает его на вас в глубокий колодец, то падающий на вас человек невиновен и в то же время представляет угрозу; но если бы он решил спрыгнуть вам на голову, он был бы агрес­сором. Если допустить, что падающий на вас человек выживет при падении, имеете ли вы право использовать свой лучевой пистолет, чтобы распылить падающее тело прежде, чем оно сломает вам шею? Либертарианские запреты обычно формулируются так, что­бы запретить применение силы к невиновным. Но ненамеренная угроза, я думаю, это другое дело, и здесь нужно следовать иному принципу7. Таким образом, в этой области завершенная теория должна сформулировать иные ограничения в отношении реакции на ненамеренную угрозу. Дополнительные затруднения вносит проблема ненамеренного живого щита. Речь идет о невинных людях, которые сами по себе угрозы не представляют, но распо­ложены таким образом, что непременно пострадают в ходе любой попытки остановить угрозу. Примером могут служить невинные заложники, которые привязаны к танкам агрессора так, что любая попытка уничтожить танки приведет к их гибели. (Некоторые случаи применения силы к людям с целью повлиять на агрессо­ра не подпадают под категорию действий против ненамеренного живого щита; например, невинный ребенок агрессора, которого пытают, чтобы заставить последнего остановиться, не представ­ляет собой щита для своего родителя.) Допустимо ли сознательно причинить вред невиновным, оказавшимся в роли живого щита? Если некто имеет право напасть на агрессора и ранить невинного человека, представляющего собой живой щит, имеет ли право этот непреднамеренный живой щит дать отпор в целях самозащиты (предполагая, что он не в состоянии выступить против агрессора и бороться с ним) ? Не получим ли мы в результате двух сража­ющихся людей, каждый из которых находится в состоянии необ­ходимой обороны? Аналогично, если вы применяете силу против человека, представляющего для вас ненамеренную угрозу, стано­витесь ли вы сами ненамеренной угрозой по отношению к нему и, следовательно, появляются ли у него законные основания приме­нить силу против вас (предполагается, что он это сделать может, хотя не в состоянии предотвратить свою изначальную позицию « ненамеренной угрозы»)? Я не рискую слишком близко подойти к этим невероятно трудным вопросам и только замечу, что подход, делающий главный упор на отказе от агрессии, на определенном шаге обязан дать четкие ответы на них.