Суверенитет и закон

Современное государство немыслимо без идеи суверенитета. Для формирования национального государства в Новое время ключевое значение имела разработка идеи государственного суверенитета вза­мен положения, при котором каждый феодал считал себя полновласт­ным сувереном на своей территории. Известный французский публи­цист периода религиозных войн на исходе средневековья Ж. Боден, сформулировавший этот принцип, считал основополагающим призна­ком государства суверенитет. По его мнению, государство есть право суверенной власти над всеми членами общества и всем тем, что им принадлежит. Государство образуется тогда, когда разрозненные чле­ны сообщества объединяются под единой высшей властью, то есть су­веренитетом.

Развивая эту мысль, Т. Гоббс утверждал, что государство получа­ет свою законность, или легитимность, своего рода мандат на преодо­ление состояния войны всех против всех в результате соглашения между членами догосударственного сообщества людей. Возникшее на основе соглашения гражданское общество рассматривалось как эквивалент государства и его законов. Как считал Руссо, потеряв свою естественную свободу, люди, боясь потерять свои прирожден­ные права, вступили в общественный договор. Этот договор призван обеспечить такую форму ассоциации, которая способна защищать и ограждать личность и имущество каждого из своих членов.

Трудно установить источник суверенитета государства. Но тем не менее это реальный феномен. На данной территории нет власти выше государственной. Она суверенна над всеми другими властями на данной территории. Как отмечал П. И. Новгородцев, верховная власть едина и неделима в том смысле, что она ни при каких обстоятельст­вах ”не может допускать другой власти, стоящей над нею и рядом с нею”.

Государство как субъект права основывается на коллективности и неделимости территории. Перковь, например, обладает той или иной формой власти и авторитетом, но она не является государством. Например, католическая церковь по всем признакам представляет собой организованную коллективность, она обладает верховной вла­стью в делах веры, располагает администрацией, построенной по иерархическому принципу, но не связана с определенной территори­ей. Как подчеркивал Л. Дюги, "характер государства может и должен признаваться только за коллективностью, располагающей политичес­кой властью и обитающей на определенной территории”.

С этой точки зрения универсальность суверенитета состоит в том, что власть государства стоит над всеми другими конкретными фор­мами и проявлениями власти на этой территории. Поэтому естествен­но, что государственный суверенитет включает такие основополагаю­щие принципы, как единство и неделимость территории, неприкосно­венность территориальных границ и невмешательство во внутренние дела. Если какое бы то ни было иностранное государство или внеш­няя сила нарушают границы данного государства или заставляют его принять то или иное решение, не отвечающее национальным интере­сам его народа, то можно говорить о нарушении его суверенитета. А это явный признак слабости данного государства и его неспособ­ности обеспечить собственный суверенитет и национально-государст­венные интересы.

Суверенитет призван обеспечить унификацию, единение, само­определение и самосохранение правовой и властной систем. Он обе­спечивает критерии различения государства от догосударственного состояния, государственного права - от примитивного права и т. д. Государство, писал французский правовед XIX в. А. Эсмен, ’’есть субъект и опора публичной власти”. Эта власть, существенно не при­знающая над собой высшей или конкурирующей власти в отношени­ях, которыми она управляет, называется суверенитетом. Она облада­ет двумя сторонами: внутренним суверенитетом, или правом повеле­вать всеми гражданами, составляющими нацию, и даже всеми, кто обитает на национальной территории, и внешним суверенитетом, при­званным обеспечить территориальную целостность и невмешательст­во во внутренние дела со стороны внешних сил.

Следует отметить, что такое жесткое определение суверенитета, восходящее к Т. Гоббсу, в XIX в. и особенно в XX в. в ходе ожесто­ченных дискуссий подверглось значительной модификации. Тезис о неограниченности был в некотором роде смягчен демократизацией общества и политической системы, в результате чего власть государ­ства ограничивается властью и влиянием ряда общественных органи­заций и ассоциаций, таких как профсоюзы, церковь, заинтересован­ные группы и т. д. Особенно серьезной корректировке идея суверени­тета, как будет показано ниже, подверглась в странах с федератив­ным устройством.

Другим важным инструментом и атрибутом государства, обеспе­чивающим его универсальность, является закон. В определенном смысле закон есть выражение суверенитета. Закон обладает формой всеобщности в том смысле, что его правомерность и авторитет долж­ны признать все, и, соответственно, все должны ему подчиняться. Как справедливо подчеркивал В. П. Вышеславцев, ’’закон есть первая субстанция власти. Все великие властители и цари были прежде все­го законодателями (Соломон, Моисей, Наполеон, Юстиниан). В зако­не и через закон власть существенно изменяется: она перестает быть произволом и становится всеобщеобязательной нормой”.

Идея закона прошла длительный путь эволюции. В античности закон рассматривался скорее как выражение политической власти, нежели ограничение на нее. Варварские королевства представляли закон как нечто унаследованное и неизменное с незапамятных вре­мен. Функция королей состояла не в том, чтобы издавать, а в том, чтобы применять законы, которые связывали самих королей в не меньшей степени, чем их подданных. Эта идея получила дополни­тельное подтверждение в концепции естественного права, как она была сформулирована стоиками и христианскими мыслителями. Как считали христианские теологи, мир - это творение высших сил, все­вышнего, и, соответственно, все его творения, в том числе и люди, связаны его волей, которая проявляется отчасти через откровение, как оно интерпретируется церковью, отчасти с помощью естествен­ного разума. В средние века, таким образом, короли были подотчет­ны трем различным формам права: божественному закону, естествен­ному праву разума и обычному праву страны. Причем эти законы представляли собой не продукт, а источник законной власти, и любой суверен, который нарушал их, рассматривался как тиран, а не как законный правитель.

Обращает на себя внимание тот факт, что уже со времен античнос­ти все настойчивее пробивала себе дорогу мысль о том, что власть и государство должны служить народу, а не наоборот. Так, еще Ари­стотель говорил, что семья как общественная структурная единица первична по отношению к государству. Не семья и другие простей­шие человеческие отношения должны приспосабливаться к государ­ству, а, наоборот, государство должно приспосабливаться к ним. Эта мысль получила дальнейшее развитие на рубеже средних веков и Но­вого времени.

В 1574 г., то есть через два года после Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 г.), когда были уничтожены тысячи гугенотов, Т. Беза опубликовал анонимно свою работу ”О правах властителей по отношению к своим подданным”, в которой было сформулировано положение, ставшее одним из основоположений теории общественно­го договора. В начале работы Беза поставил вопрос: ’’Следует ли под­чиняться властителям так же безоговорочно, как воле Божьей?”. От­вечая на этот вопрос отрицательно, Беза обосновывал мысль о том, что если короли нарушают божественные заповеди и бывают несправедливы, то народ вправе не подчиняться им. ”Не народы существу­ют для правителей, - писал он, - а правители для народов, так же как пастух нужен для стада, а не стадо для пастуха”.

Считая, что верховная власть - не продукт естественного права, а некий исторический факт, Г. Гроций утверждал, что она представ­ляет собой результат добровольного договора, заключенного людьми ’’ради права и общей пользы”. Само учение о народном суверенитете предполагает, что поскольку всякая власть исходит от народа, то за ней нельзя признать большей божественности, чем за самим народом, представителем которого эта власть является. Этот тезис стал азбуч­ной истиной почти всех современных либерально-демократических теорий политики и политических систем.