Политика как профессия и призвание

В политике, где центральное место занимает человек, нельзя игнорировать то, что можно обозначить понятием ’’человеческое из­мерение”. Там, где речь идет о понимании и толковании человека, человеческих целей, непременно присутствует ценностное начало. Уже по самому своему определению политика и изучающая ее поли­тология пронизаны морально-этическим началом, и политика не мо­жет не иметь морального измерения. Доводы относительно того, что политика должна основываться исключительно на прагматизме, что ’’чистые руки”, то есть мораль, несовместимы с политикой, не во всем сообразуются с сущностью политики как результата деятель­ности человека, как морально-этического по своей природе сущест­ва. В этом контексте неправомерна сама постановка вопроса в форме ’’или этика, или политика”. В реальной действительности, как счи­тает К. Баллестрем, ’’политическое действие развертывается в поле напряжения между властью и моралью”. Поэтому задача политики состоит в том, чтобы найти оптимальную линию для адекватного отображения мира политического и, соответственно, поиска опти­мальных для всего общества решений. Необходимо проводить раз­личие между практической целесообразностью и нравственной оправ­данностью.

Функционирование современного государственного аппарата и механизма политического управления невозможно представить без рационально разработанных, твердо установленных и обязательных формальных правил, без строгой профессионализации политики и ме­ханизма управления. Инструментом и одновременно результатом такой профессионализации, в частности, стала бюрократия, кото­рая основывается на принципах профессиональной компетентности, иерархии и специализации функций. В данном контексте, естествен­но, возникает вопрос о соотношении профессионализма и нравст­венности. М. Вебер проводил различие между чиновником и поли­тиком: "Подлинной профессией настоящего чиновника... не должна быть политика. Он должен "управлять” прежде всего беспристраст­но... по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не постав­лены "государственные интересы”, то есть жизненные интересы гос­подствующего порядка... - без гнева и пристрастия должен он вер­шить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик - как вождь, так и его свита,- бороться. Ибо принятие какой-либо сто­роны, борьба, страсть - суть стихия политика, и прежде всего поли­тического вождя”.

Деятельность политика и деятельность чиновника подчиняются отличным друг от друга принципам ответственности. Чиновник обя­зан точно и добросовестно выполнять приказ вышестоящего началь­ника (если даже он ошибочный). Без такой нравственной дисциплины невозможно функционирование любого аппарата. Политический же руководитель или государственный деятель имеет личную ответст­венность за все свои действия. А ответственность за свои действия со всей очевидностью предполагает наличие у субъекта этой ответ­ственности собственных морально-этических позиций и убеждений. С этой точки зрения профессионализм и эффективность чиновника и есть показатель его нравственности, верности своему профессио­нальному призванию и долгу.

Необходимо провести линию разграничения между правом и нравственностью. Характерен постулат, сформулированный А. Шо­пенгауэром: никому не вреди, но всем, насколько можешь, помоги. Первый из этих постулатов отражает золотое правило "не делай дру­гим то, что ты не хотел бы, чтобы другие делали тебе” и, соответст­венно, признание наряду с собственными правами прав и остальных сограждан. Второй же выражает морально-этический аспект, предусматривающий наряду с соблюдением личного, эгоистического интереса и заботу о благе остальных. Разумеется, в политике это архисложная задача, но тем не менее особенно важно не допустить перехлеста в какую-либо одну сторону: профессионализма в ущерб нравственности и, наоборот, нравственного начала в ущерб право­вому и т. д.

Подчинение права нравственности с точки зрения юридического порядка означало бы стремление к насильственному насаждению справедливости и добра и могло бы привести к всевластию государ­ства. Об обоснованности этого тезиса со всей очевидностью свиде­тельствует опыт тоталитаризма, где политика всецело была подчи­нена идеологии, претендовавшей на принудительное счастье для всех людей. Здесь, как отмечал Н. Бердяев, правда-истина была сое­динена с правдой-справедливостью. Добавим здесь от себя - со свое­образно понимаемой правдой-справедливостью: распределительно­-уравнительной. В результате истина оказалась принесенной в жертву соблазну великого инквизитора, требовавшего отказа от истины во имя народного блага. Как показал исторический опыт, подлинная любовь к народу не может основываться на игнорировании истины, какой бы горькой и неприятной она ни была.

Однако вычленение и определение истины в сфере политичес­кого - задача особенно трудная. Как справедливо подчеркивал М. Ве­бер, практический политик может занять некую среднюю линию, играя роль посредника между конфликтующими сторонами, или же он может принять позицию одной из двух сторон. Ни то, ни другое не имеет ровным счетом ничего общего с научной объективностью. М. Вебер считал опасным самообманом убеждение в том, ’’будто можно получить практические нормы, обладающие научной значи­мостью, посредством синтезирования ряда партийных точек зрения или построения их равнодействующей, ибо такая позиция, стремя­щаяся часто к релятивированию и маскировке собственных ценност­ных масштабов, представляет собой значительно большую опасность для объективного исследования, чем прежняя наивная вера партий в научную ’’доказуемость” их догм”.

Любой политик так или иначе сталкивается с вечной и, в сущнос­ти, неразрешимой антиномией между справедливостью и эффектив­ностью, свободой и равенством. Да, весь мировой опыт дает доста­точно примеров того, что эффективное функционирование любых сфер жизнедеятельности, в первую очередь социально-экономичес­кой, требует конкуренции, что конкуренция жестока, она порой не знает пощады к людским судьбам, а порой и к самой человеческой жизни. Но такова жизнь, без конкуренции, без соперничества она чахнет и рано или поздно прекратится. Вместе с тем любая общест­венно-политическая система, любой режим не могут сколько-нибудь длительное время существовать без легитимизации, которая, в свою очередь, не может существовать хотя бы без видимости соблюдения элементарных норм справедливости. Более того, справедливость составляет один из краеугольных камней любой теории легитимнос­ти. Не случайно самые тиранические режимы неизменно декларируют свою приверженность принципам справедливости. Истинная же справедливость требует относиться ко всем людям как к равным, но в то же время не приемлет стремления сделать их равными, по­скольку это потребовало бы неравного и, следовательно, несправед­ливого отношения к ним. В трактовке этого вопроса существует са­мый широкий спектр мнений. Если социалисты и левые либералы ре­шительно выступают за так называемую перераспределительную справедливость, то консерваторы усматривают в ней ущемление сво­боды тех, кто облагается налогами для обеспечения фондов распре­деления. Как считал, например, видный представитель консерватиз­ма Ф. фон Хайек, справедливость предполагает распределение или перераспределение материальных благ, а это, в свою очередь, пред­полагает распределителя, который осуществляет этот акт в соответ­ствии со своим субъективным пониманием добра и зла, справедли­вости. В свободном обществе и рыночной экономике вообще нельзя вести речь о социальной справедливости, поскольку там нет и не должно быть распределения или перераспределения. Там все дейст­вия совершаются естественным путем, и каждый участвующий в этом механизме получает свое. Речь может идти о помощи при несчаст­ном случае, например при каком-либо стихийном бедствии, болезни, катастрофе, но не об исправлении социальной несправедливости и восстановлении справедливости.

Равенство перед законом и связанные с этим гражданские права в правовом государстве дополняются политическими и социально-экономическими правами. Очевидно, что обеспечение подлинной свободы в обществе предполагает, чтобы каждый человек стал граж­данином не только в юридическом и политическом, но также и в со­циальном смысле этого слова. Равенство - это не самоцель, а исход­ное состояние, которое создает равные для всех условия выбора. Оно служит в качестве того фундамента, на котором процветает сво­бода. Свобода останется недостижимой мечтой, пока каждому чле­ну общества не будет обеспечен равный доступ ко всему разнообра­зию жизненных шансов.

’’Государство благосостояния” - так условно называется госу­дарство, которое включает комплекс институтов как основу своей политики, призванных улучшать социальную и экономическую жизнь общества с целью обеспечения ’’полной занятости”, высокой заработной платы и стабильных цен. Составной частью государства благосостояния является широкий комплекс программ, направлен­ных на выполнение социальной помощи непривилегированным слоям населения: пособия по безработице и временной или постоян­ной потере трудоспособности, пенсии по старости, социальное стра­хование и т. д. В качестве одной из главных целей государства бла­госостояния его приверженцы выдвинули ’’расширение” демократии, предоставление всем членам общества не только юридических и по­литических, но также социальных прав путем справедливого, с их точки зрения, перераспределения доходов. В социал-демократии и либеральном реформизме государство благосостояния рассматрива­лось как гарант обеспечения социальной справедливости. В настоя­щее время социальные программы стали неотъемлемой частью пра­вового государства. Более того, в XX в. правовое государство приоб­рело значение ’’государства благосостояния”.

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что в основе права лежит нравственность в самом высшем смысле этого слова. При таком понимании главное содержание права составляет сопро­тивление против несправедливости.