Мифологическое измерение тоталитарного сознания

В целом тоталитарная ментальность и соответствующая ей мифо­логическая действительность строятся не на реальных фактах, а на логических суждениях и идеологических доводах. Нельзя не обра­тить внимания на то, что здесь логика абсурда одерживает верх над логикой здравого смысла. Фиктивная, иллюзорная, искусственно сконструированная действительность ставится на место реально существующей действительности. Отдельные историки могут расхо­диться между собой в трактовке тех или иных исторических событий, но все же остается определенный массив фактов, в реальности кото­рых ни у кого из них не может быть никаких сомнений. Тоталита­ризм, по сути дела, как бы уничтожает и этот массив фактов, тем самым отменяя и возможность согласия по их поводу.

Нужно ли напоминать здесь о том, сколько раз переписывалась вся история нашей страны на потребу сиюминутным поворотам поли­тического курса руководителей партии и государства? Чуть ли не с самого начала взяв на вооружение методологию догматизма и прими­тивизма, ’’прорабы” каждой ’’новой исторической эпохи” начисто переписывали прошлое, превратив историческую науку в служанку идеологии и пропаганды. Такое, по выражению Дж. Оруэлла, ’’отла­женное вранье” было призвано ’’творить” не только будущее, но и прошлое, историю вообще по своему усмотрению. В целом тоталитар­ное государство, будучи теократией, постоянно нуждается в обосно­вании своей непогрешимости. В таком же обосновании нуждаются и вожди тоталитарного государства. Отсюда - потребность в постоян­ном перекраивании прошлого и настоящего.

Отметим еще раз, что насилие и террор в тоталитаризме имеют не только физическое, но также интеллектуальное и духовное измере­ние, материализующееся в пропагандистской деятельности. Дж. Оруэлл говорил, что ’’любая пропаганда представляет собой ложь, даже когда говорят истину”. А ложь, в свою очередь, по удачному выраже­нию В. Н. Ильина, есть вид насилия и, последовательно проводимая, всегда приводит к насилию - скрытому или открытому. Но и обрат­но: насилие есть проявление лжи. Получается своеобразная цепь: пропаганда - ложь - насилие - ложь - пропаганда.

Когда официальная оценка, тоталитарная культура и homo totali-taricus как ее носитель становятся господствующими элементами социальной системы, физический террор в качестве инструмента политического контроля может отойти на второй план или вовсе потерять свою значимость. Здесь немаловажное значение имеет феномен так называемого ’’горизонтального тоталитаризма”, когда насилие как бы пронизывает все общественные структуры, придавая определенный настрой самому образу жизни. Тоталитарность, так сказать, тоталитарного режима состоит не только в том, что партия, какая-либо клика или фюрер-вождь устанавливают всеохватываю­щий контроль над всеми сферами общественной жизни и государст­вом, как бы заглатывают их, но и в том, что подавляющая масса насе­ления чуть ли не свято верит в основные цели, установки, ориента­ции, постулируемые партийным руководством или фюрером-вождем. Раб по принуждению должен стать рабом по убеждению. Обе стороны как бы слиты в тотальном единстве для достижения универсальной цели.

Одним из важнейших показателей проникновения тоталитарных начал во все сферы повседневной жизни является так называемый новояз, который представляет собой ’’лингвистический эквивалент основной идеи официальной идеологии”. Хотя новояз - литератур­ное изобретение Дж. Оруэлла, он является реальностью. Как отмечал Оруэлл, новояз является не только средством выражения мировоз­зрения и привычек сознания, но и средством, делающим трудным, если не невозможным, выражать другие формы мысли. Суть этого фе­номена состоит в почти полной замене реального мира неким подоби­ем сюрреалистического, абсурдного, прямо-таки шизоидного (иначе это не назовешь) видения мира, в котором все перевернуто с ног на голову, где поистине дважды два равно пяти. В повседневной жизни нужно приспосабливаться к иррационализму языка, на котором речь о мире скорее скрывает, чем объясняет реальное положение вещей, люди вынуждены вести шизофреническое существование, сопровож­даемое бредом, галлюцинациями, раздвоенностью души.

Это порождает своеобразный двойной стандарт в жизнедеятель­ности и поведении "тоталитарного” человека. Он как бы раздваива­ется, приобретает двойное дно. В отношении разного рода политичес­ких и иных решений и постановлений, принимаемых высшими государственными и партийными инстанциями, у людей вырабатыва­ется нечто вроде устойчивого иммунитета: выражая ’’горячее” и "единодушное” одобрение на словах, они проявляют в отношении этих решений и постановлений холодное безразличие или даже резкое их неприятие на деле. Появляется, становится массовым феномен, названный Дж. Оруэллом "двоемыслием” и ’’мыслепреступлением”. Это, в сущности, означает уже начало конца тотали­таризма в его ’’чистом”, классическом виде.

Поскольку не государство существует для людей, а, наоборот, люди существуют для государства, то отдельный человек приносится в жертву гражданину, а гражданин, в свою очередь, - в жертву подданному. Каждый отдельный индивид остается один на один с огромным всесильным аппаратом принуждения. Это, естественно, препятствует свободному проявлению общественных сил. Побеждает конформизм, народ превращается в массу, население приобретает атрибуты толпы. Это своеобразное, как говорил Ратенау, ’’вертикаль­ное вторжение варваров”. Чрезмерная опека государства над своими гражданами наносит непоправимый вред энергии, деятельности и моральному характеру людей. Тот, кем постоянно и настоятельно руководят, в конечном счете отказывается от той доли самостоя­тельности и ответственности, которой он обладает. В условиях то­тального запретительства и опыта тотального поражения людей в луч­ших своих устремлениях сформировалась личность, страдающая соци­альной апатией, характеризующаяся иронично-скептическим отноше­нием к миру, чувством отчуждения и т. д. Тоталитарность существенно снижает или вовсе устраняет способность к критическому анализу реалий современного мира, места своей страны в мире, своей соци­альной или референтной группы, самого себя в реальном социальном окружении.