«Мировая революция»: теория и практика

Внешняя политика Советской России с момента победы Октябрьской революции формировалась на основе коммунистической идеологии. Марксизм как одно из направлений социально-политической мысли выработал собственную концепцию международной политики. К. Маркс и Ф. Энгельс видели в политике прежде всего отношения между классами и распространяли этот подход на сферу международных отношений. Они считали, что пока у власти в отдельных странах находятся представители эксплуататорских классов, войны и вооруженные конфликты неизбежны. Только тогда, когда не станет частной собственности и классов, возникнут предпосылки для наступления эпохи «вечного мира», о которой мечтали многие мыслители прошлого. Человечество же превратится в универсальную общность без национально-государственных границ, поскольку государство как институт отомрет, а национальные различия исчезнут. Путь к этому будущему гармоничному миру лежит через всемирную коммунистическую революцию, предпосылки которой формирует развитие капитализма.

В одной из своих первых работ Ф. Энгельс писал:

«Крупная промышленность уже тем, что она создала мировой рынок, так связала между собой все народы земного шара, в особенности цивилизованные народы, что каждый из них зависит от того, что происходит у другого. Затем крупная промышленность так уравняла общественное развитие во всех цивилизованных странах, что всюду буржуазия и пролетариат стали двумя решающими классами общества и борьба между ними — главной борьбой нашего времени. Поэтому коммунистическая революция будет не только национальной, но произойдет одновременно во всех цивилизованных странах, т. е. по крайней мере, в Англии, Америке, Франции и Германии. В каждой из этих стран она будет развиваться быстрее или медленнее, в зависимости от того, в какой из этих стран более развита промышленность, больше накоплено богатств и имеется более значительное количество производительных сил. Поэтому она осуществится медленнее и труднее всего в Германии, быстрее и легче всего в Англии. Она окажет также значительное влияние на отсталые страны мира и совершенно изменит и чрезвычайно ускорит их прежний ход развития. Она есть всемирная революция и будет поэтому иметь всемирную арену» [ 1, т. 4, с. 334].

Впоследствии К. Маркс и Ф. Энгельс меняли свои взгляды на то, в какой из европейских стран революция может начаться раньше. Сначала такой страной для них была Англия, затем — Франция, еще позже — Германия. В конце своей жизни Ф. Энгельс обращает свой взгляд на Россию, которую прежде основоположники марксизма рассматривали только как «оплот европейской реакции».

«Россия, — утверждал Ф. Энгельс, — это Франция нынешнего века. Ей законно и правомерно принадлежит революционная инициатива нового социального переустройства... Гибель царизма, уничтожив последний оплот монархизма в Европе, упразднив “агрессивность” России, ненависть к ней Польши и многое другое, поведет к совершению иной комбинации держав, расшибет вдребезги Австрию и вызовет во всех странах могучий толчок в сторону внутреннего переустройства» [1, т. 21, с. 490].

Однако теория «мировой революции» К. Маркса и Ф. Энгельса оказалась в большей степени социально-философской идеей, чем конкретным политическим планом. Наступление «мировой революции» они связывали с развитием капитализма, а он оставался в XIX в. преимущественно европейским явлением, поэтому и «мировая революция» фактически должна была стать «европейской». После смерти основоположников марксизма их последователи из числа западноевропейских социал-демократов постепенно перестали использовать риторику в духе «мировой революции», тем более что сами они стали отдавать предпочтение постепенным социальным реформам, а не радикальным и быстрым преобразованиям, которыми являются революции.

Интерес к идее «мировой революции» обнаружили представители леворадикального крыла российской социал-демократии. Но если Л. Троцкий воспроизвел классические взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса, то В. Ленин сформулировал, по сути, новую концепцию «мировой революции». В годы Первой мировой войны В. Ленин начинает уделять много внимания проблемам международной политики. Это было связано с тем, что широкомасштабный военный конфликт нуждался в тщательном анализе, а его вероятные последствия — в прогнозировании. В 1915-1916 гг. В. Ленин формулирует ряд выводов, которые и легли в основу его доктрины «мировой революции». В свою очередь, основой для этих выводов стала ленинская «теория империализма». С точки зрения экономики «теория империализма» не была оригинальной, а представляла собой ленинскую интерпретацию взглядов ряда «австромарксистов» во главе с Р. Гильфердингом, но в политическом плане выводы В. Ленина шли гораздо дальше исходных «австромарксистских» тезисов.

В. Ленин отмечал, что капитализм в своей высшей и последней стадии превращается в «монополистический» на уровне экономического развития отдельных стран и «империалистический» на уровне глобальной системы международных экономических и политических отношений. Мир коренным образом меняется по сравнению со временами К. Маркса и Ф. Энгельса, и, следовательно, считал Ленин, должен измениться взгляд на перспективы и пути развития «мировой социалистической революции». Во-первых, эта революция, во всяком случае на первых порах, не будет только «социалистической». В. Ленин высмеивал глупые, по его мнению, представления некоторых своих единомышленников о «чистоте» грядущей мировой революции,

«ибо думать, что мыслима социальная революция без восстаний маленьких наций в колониях и в Европе, без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения несознательных пролетарских и полупролетарских масс, против помещичьего, церковного, монархического, национального и т. п. гнета, — думать так значит отрекаться от социальной революции. Должно быть, выстроится в одном месте одно войско и скажет: «мы за социализм», а в другом другое и скажет: «мы за империализм», и это будет социальная революция!..

Кто ждет «чистой» социальной революции, тот никогда ее не дождется. Тот революционер на словах, не понимающий действительной революции» [2, т. 30, с. 54].

При этом мировая революция характеризуется в работах В. Ленина не только как внутренне сложный, но и длительный процесс. Он писал, что революцию «нельзя рассматривать как один акт, а следует рассматривать как эпоху бурных политических и экономических потрясений, самой обостренной классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций» [2, т. 26, с. 352].

Наиболее обобщенно понимание «мировой революции» выражено у В. Ленина так:

«Социальная революция не может произойти иначе, как в виде эпохи, соединяющей гражданскую войну пролетариата с буржуазией в передовых странах и целый ряд демократических и революционных, в том числе национально-освободительных, движений в неразвитых, отсталых и угнетенных нациях» [2, т. 30, с. 112].

Такое понимание «мировой революции» как сложного процесса, охватывающего целую историческую эпоху, включающего в себя на первых порах не только «социалистические» движения и революции, а в значительной степени общедемократические и национально-освободительные, было продемонстрировано Лениным в тот период Первой мировой войны, когда трудно было прогнозировать все ее социально-политические последствия. Еще в 1915 г., предполагая наличие революционной ситуации в целом ряде воюющих государств Европы, он писал:

«Долго ли продержится и насколько еще обострится эта ситуация? Приведет ли она к революции? Этого мы не знаем, и никто не может знать этого. Это покажет только опыт развития революционных настроений и перехода к революционным действиям передового класса, пролетариата. Тут не может быть и речи ни вообще о каких-либо «иллюзиях», ни об их опровержении, ибо ни один социалист нигде и никогда не брал на себя ручательства за то, что революцию породит именно данная (а не следующая) война, именно теперешняя (а не завтрашняя) революционная ситуация» [2, т. 26, с. 221].

Дальнейший ход военных действий привел к обострению политического кризиса, и поэтому летом 1917 г., ориентируя большевистскую партию на первую в истории «социалистическую революцию», В. Ленин надеялся на то, что она ускорит победу левого крыла социал-демократии в индустриально развитых странах, а та, в свою очередь, обеспечит закрепление победы большевиков. В какой-то мере взгляды Ленина с лета 1917 г. по осень 1920 г. были ближе крайне левой традиции в духе, скорее, М. Бакунина, чем К. Маркса. Более того, в большевистской партии и нарождавшемся международном коммунистическом движении преобладали в тот период облегченные, романтические представления о «мировой революции» как о чем-то близком и реальном, как о мировом пожаре, перекидывающемся из страны в страну. Признаки приближения революций в целом ряде государств, поднимающиеся в некоторых из них массовые движения вселяли в души большевистских вождей надежду и на ускоренное развитие революционного процесса, и на приобретение им в европейских государствах ярко выраженного социалистического характера. Многие выступления и работы В. Ленина того периода проникнуты подобной надеждой. Однако и тогда он оставался все же более реалистически мыслящим политиком, чем многие другие лидеры большевистской партии и революции, в частности Л. Троцкий и Н. Бухарин. Это проявилось и во время борьбы за подписание Брестского мира, когда оппоненты В. Ленина оперировали нереалистическими представлениями о перспективах и сроках «мировой революции».

Разделяя надежду на близость решающих побед коммунистов на европейском континенте, на скорый полный крах буржуазной демократии, В. Ленин в то же время пытался оставаться на позициях, выработанных им в 1914-1916 гг., и продолжал рассматривать «мировую революцию» как сложный и длительный процесс. Выступая в 1919 г. на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока, он указывал, что

«социалистическая революция не будет только и главным образом борьбой революционных пролетариев в каждой стране против своей буржуазии, — нет, она будет борьбой всех угнетенных империализмом колоний и стран против международного империализма» [2, т. 30, с. 327].

Из этого утверждения В. Ленин выводил и обоснованную им еще до 1917 г. необходимость союза с национально-освободительными движениями.

«Вот почему я думаю, — говорил он, — что вам предстоит в истории развития мировой революции, которая будет, судя по началу, продолжаться много лет и потребует много трудов, — вам предстоит в революционной борьбе, в революционном движении сыграть большую роль и слиться в этой борьбе с нашей борьбой против международного империализма... Теперь нашей Советской республике предстоит сгруппировать вокруг себя все просыпающиеся народы Востока, чтобы вместе с ними вести борьбу против международного империализма» [2, т. 30, с. 328-329).

В вопросах, связанных с национально-освободительной борьбой колониальных и зависимых государств, позиция В. Ленина в этот период была близка к позиции Л. Троцкого. Троцкий не исключал возможности использовать антиколониальное движение для развертывания «мировой революции». Он придерживался еще более авантюристических взглядов на экспорт революции, считая, что в отсталых странах ее значительно легче подготовить и осуществить.

Взгляды, согласно которым вполне допустимо ускорить, подтолкнуть революции в других странах, были характерны не только для Л. Троцкого, но и для Н. Бухарина, выступающего за «красную интервенцию», и для Г. Зиновьева — первого руководителя Коммунистического интернационала, и для других видных деятелей РКП(б) и коммунистического движения того периода.

Высказывания В. Ленина по проблемам социалистической революции в западноевропейских странах были более умеренными. Он отмечал, что содействие социалистической революции на Западе можно оказать, лишь решая организационную задачу, т. е. задачу организации управления страной и создания прочного экономического фундамента коммунистической диктатуры. Позднее, когда стало ясно, что революционные кризисы в европейских странах миновали, В. Ленин, анализируя новые исторические реальности, стал считать задачи внутреннего экономического развития приоритетными. Он подчеркивал, что

«сейчас главное свое воздействие на международную революцию мы оказываем своей хозяйственной политикой. Все на Советскую Российскую республику смотрят, все трудящиеся во всех странах мира, без всякого исключения и без всякого преувеличения. Это достигнуто. Замолчать, скрыть капиталисты ничего не могут, они больше всего ловят поэтому наши хозяйственные ошибки и нашу слабость. На это поприще борьба перенесена во всемирном масштабе. Решим мы эту задачу — и тогда мы выиграем в международном масштабе наверняка и окончательно. Поэтому вопросы хозяйственного строительства приобретают для нас значение совершенно исключительное. На этом фронте мы должны одержать победу медленным, постепенным — быстрым нельзя, — но неуклонным повышением и движением вперед» [2, т. 43, с. 341].

Фактически Ленин вернулся к своим первоначальным представлениям о «мировой революции» как о длительной осаде, а не о коротком штурме.

Исторической задачей коммунистического режима В. Ленин считал преодоление отсталости страны по сравнению с передовыми капиталистическими государствами. Он был уверен в преимуществах нового строя по сравнению с ушедшим вперед в технико-экономическом плане капитализмом.

Логическим продолжением взглядов о реальной возможности невооруженного воздействия страны, вставшей на путь коммунистического эксперимента, на мировое общественное развитие стала идея Ленина о длительном мирном сосуществовании государств с различными экономическими и социально-политическими системами. Критикуя взгляды «левых коммунистов», когда шла дискуссия вокруг Брестского мира, В. Ленин писал:

Социалистическая республика среди империалистических держав не могла бы, с точки зрения подобных взглядов, заключать никаких экономических договоров, не могла бы существовать, не улетая на Луну. Может быть, авторы полагают, что интересы международной революции требуют подталкивания ее, а таковым подталкиванием явилась лишь война, никак не мир, способный произвести на массы впечатление вроде “узаконения" империализма? Подобная “теория” шла бы в полный разрыв с марксизмом, который всегда отрицал “подталкивание” революций, развивающихся по мере назревания остроты классовых противоречий, порождающих революции... На деле интересы международной революции требуют, чтобы Советская власть, свергнувшая буржуазию страны, помогала этой революции, но форму помощи избирала соответственно своим силам [2, т. 35, с. 402-403].

После окончания Гражданской войны проблема «мирного сосуществования» встала весьма остро. Необходимо было найти не только внутренние, но и внешние источники модернизации для разоренной многолетней войной, отсталой, преимущественно крестьянской страны. Решать задачи, провозглашенные большевиками, приходилось в совершенно иной исторической обстановке, чем та, на которую они рассчитывали накануне Октябрьского переворота и сразу после него. Вместо получения помощи со стороны более развитых государств приходилось иметь дело с враждебно настроенным окружением. На IX Всероссийском съезде советов В. Ленин говорил:

«Но мыслима ли такая вещь вообще, чтобы социалистическая республика существовала в капиталистическом окружении? Это казалось немыслимым ни в политическом, ни в военном отношении. Что это возможно в политическом и военном отношении, это доказано, это уже факт. А в торговом отношении? А в отношении экономического оборота? Ну а связь, помощь, обмен услуг отсталой разоренной земледельческой Россией с передовой промышленно богатой группой капиталистических держав — это возможно?» [2, т. 44, с. 301]

И проанализировав реальности тогдашнего послевоенного мира, Ленин отвечает на эти вопросы утвердительно. А возможно это потому, считал он, что «есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных правительств или классов, эта сила — общие экономические всемирные отношения, которые заставляют вступать на этот путь сношения с нами» [2, т. 44, с. 304].

Идеи международного политического и экономического сотрудничества вполне соответствовали и внутреннему курсу на новую экономическую политику, дополняли ее. Нэп означал признание экономических реальностей внутри страны и сотрудничество с иностранным капиталом в деле восстановления и модернизации России.

Концепция «мирного сосуществования» с самого начала имела «двойное дно». Она признавала реалии международных экономических и политических отношений, но при этом маскировала главную цель коммунистического руководства Советской России — получить передышку и создать фундамент для распространения своего влияния в мире. Уже тогда закладывались основы для перенесения принципов классовой борьбы на международные отношения. Коррективы, внесенные В. Лениным в 1920-1923 гг. в понимание перспектив «мировой революции», не означали отказа от принципиальных положений этой концепции, а представляли собой лишь ее приспособление к новым условиям.

Однако многие видные партийные лидеры РКП(б) и международного коммунистического движения, например Л. Троцкий и Г. Зиновьев, стояли в этом вопросе на иных позициях. Еще при жизни В. Ленина, в 1923 г., когда сам он уже не принимал активного участия в политической деятельности и не мог оказывать влияние на руководство партии большевиков и Коммунистического интернационала, были предприняты авантюристические шаги, направленные на подталкивание революционного процесса. Это были попытки организации вооруженных восстаний в Германии, Болгарии и ряде других стран. Особое место в этих планах занимала Германия. Туда на подпольную работу было направлено немало функционеров большевистской партии, в их числе Н. Бухарин и К. Радек. Предполагалось создать германскую Красную армию, которая вместе с российской Красной армией должна была стать движущей силой «мировой революции» на европейском континенте. Однако замысел руководителей РКП(б) и Коминтерна не воплотился в жизнь. По ряду причин в последний момент отменили германское восстание. На баррикады вышли только коммунисты Гамбурга, которым указание об отмене восстания передать не успели. Локальные попытки зажечь «пламя мировой революции» были легко пресечены местными властями.

Внешняя политика Советской России в первые годы ее существования была жестко подчинена целям «мировой революции». Начало революционного пожара ожидалось в ближайшем будущем во всех воюющих странах, и грядущая «победа пролетариата» считалась делом практически решенным. А раз так, то должны были уйти в прошлое и традиционные международные отношения, а дипломатия должна отмереть как пережиток феодального и капиталистического прошлого. Государственные границы в будущем всемирном коммунистическом обществе не будут иметь никакого значения. Л. Троцкий, который был назначен народным комиссаром по иностранным делам, считал свою миссию временной. В первый период своей внешнеполитической деятельности он сделал ставку не на профессиональных дипломатов (в этот момент дипломаты участвовали в забастовке государственных служащих, направленной против большевистского переворота), а на балтийских матросов. Главную задачу Л. Троцкий видел в том, чтобы опубликовать тайные договоры царского и Временного правительств, после чего «лавочку», т. е. дипломатическое ведомство можно было закрывать. Но «мировая революция» все никак не начиналась, большевистское правительство вынуждено было вступить в сепаратные мирные переговоры с немцами, и Троцкому поневоле пришлось продолжить свою дипломатическую карьеру.

Л. Троцкий, возглавивший советскую делегацию на переговорах в Брест-Литовске, главную их цель видел в революционной пропаганде. В своих выступлениях через головы дипломатов он напрямую обращался к немецким рабочим. Демон революции рассчитывал на то, что, прочитав в газетах его воззвания, пролетарии Германии выйдут на улицы и свергнут империалистическое правительство. Когда же германская делегация предъявила ультиматум, Л. Троцкий, несмотря на то что сохранение оплота «мировой революции» в виде большевистского режима в России было важнейшим приоритетом, по мораль - но-этическим соображениям отверг требования немцев. Он произнес свою знаменитую фразу: «Советская Россия мира не подписывает. Войну прекращает. Армию демобилизует», — и отбыл из Бреста. Ленин проявил себя в этой ситуации более прагматичным политиком. Называя Брестский мир «похабным», он тем не менее добился, несмотря на ожесточенное сопротивление многих своих ближайших соратников, подписания мирного договора с Германией. Расчет В. Ленина состоял в том, чтобы обеспечить большевистскому режиму «мирную передышку», необходимую для его укрепления и консолидации как плацдарма для будущей «мировой революции». При этом унизительные для России статьи Брестского мира и огромные территориальные уступки, по мнению Ленина, принципиального значения не имели, поскольку будущая «мировая революция» должна была уничтожить не только капитализм, но и государственные границы. Судьба же самой России как государства ни Ленина, ни Троцкого, ни других большевиков не интересовала.

Расчеты В. Ленина отчасти оправдались. Через несколько месяцев после подписания Брестского мирного договора в результате ноябрьской революции 1918 г. в Германии была свергнута монархия Гогенцоллернов. Германия потерпела поражение в войне, и Брестский мирный договор потерял юридическую силу. Однако политические последствия этого договора имели куда более долгосрочный характер. В какой-то мере они оказали влияние даже на распад Советского Союза в начале 90-х гг. XX в.

Пренебрежительное отношение большевиков к национально-государственным интересам России, к вопросам ее территориальной целостности и линии прохождения государственных границ проявлялось на всем протяжении Гражданской войны. Для нейтрализации угрозы со стороны белогвардейского движения на северо-западе Советская Россия подписала договоры с националистическими правительствами Латвии и Эстонии, отдав этим вновь образованным государствам исконно русские территории — Изборск, Печоры, Пыталово.

В советской внешней политике того периода нашло отражение высказывание Ленина о том, что «национализм угнетенной нации имеет объективно прогрессивное содержание». Это положение стало частью новой концепции «мировой революции». Опираясь на него, большевики нередко оказывали поддержку таким политическим движениям и лидерам, которые не только не разделяли коммунистических взглядов, но были их непримиримыми противниками. Характерным примером может служить отношение большевиков к турецкому националистическому лидеру Кемалю Ататюрку, возглавившему после окончания Первой мировой войны сопротивление странам Антанты, которые навязывали Турции свои планы послевоенного мирного урегулирования. Советская Россия не только заключила с правительством Кемаля Ататюрка союзнический договор, но и пошла на уступки в территориальном вопросе. В соответствии с подписанными в 1921 г. Московским и Карским договорами Турции отходили районы Карса, Ардагана и Артвина, входившие с 1879 г. в состав Российской империи. Это были районы преимущественно с армянским населением, но большевиков это обстоятельство не смущало, хотя миллионы армян были уничтожены в ходе развязанного в 1915 г. турецкими властями геноцида.

Свидетельством того, насколько задачи подталкивания «мировой революции» оказались для большевиков важнее национально-государственных интересов, является и развитие советско-польских отношений в начале 20-х гг. XX в. В ноябре 1918 г. было воссоздано независимое Польское государство. Но его внешние границы пока еще не были определены и признаны в установленном международным правом порядке. Воспользовавшись этим, польские националисты во главе с бывшим деятелем социалистического движения Ю. Пилсудским попытались расширить свои территориальные владения за счет украинских, белорусских и литовских земель. Весной 1920 г. в результате продвижения польской армии на восток началась война Польши с советскими республиками — Россией, Украиной и Белоруссией. Поначалу польской армии сопутствовал успех, и она продвинулась вглубь советской территории. Затем началось контрнаступление Красной армии, она не только освободила захваченные территории, но и продвинулась дальше, в пределы Польши.

В разгар советско-польского конфликта западные государства выступили с предложениями о его мирном урегулировании. В качестве границы была предложена «линия Керзона», названная так по фамилии главы британской делегации на Версальской мирной конференции. С точки зрения национально-государственных интересов Советской России «линия Керзона» была выгодной, одновременно она была и справедливой, поскольку соответствовала традиционному размежеванию между польскими и восточнославянскими землями. Но от этого предложения большевики отказались, поскольку им нужны были не территории, а победа «мировой революции». А к западу от Польши лежала разоренная войной, униженная западными государствами-по - бедителями и, казалось, готовая к революционным потрясениям Германия. «Красные стратеги» надеялись, что как только Красная армия перейдет польско-германскую границу, сразу же начнется революционный пожар, который никто и ничто не сможет потушить. Однако реально на польской земле Красная армия встретилась с ожесточенным сопротивлением, и войска, возглавляемые будущим советским маршалом Тухачевским, стали откатываться на восток.

Поскольку форсировать революционный процесс в Европе не удалось, приоритетом для большевиков стало сохранение своей власти внутри страны. А здесь все больше и больше прорывалось наружу недовольство населения политикой военного коммунизма. На фоне крестьянских восстаний и мятежа кронштадтских матросов 18 марта 1921 г. между Польшей, с одной стороны, и Советской Россией и Советской Украиной — с другой был подписан мирный договор, по которому большевики уступили Польше Западную Украину и Западную Белоруссию.

В начале 1920-х гг. обнаружился полный провал первоначальных планов большевиков в области как внутренней, так и внешней политики. В этой обстановке стала актуальной уже упоминавшаяся концепция «мирного сосуществования». Однако формировать и реализовывать на практике новый курс пришлось не В. Ленину, из-за болезни отошедшему от дел, а его преемникам.