Теоретические основания анализа и моделирования политических процессов

Здесь мы будем следовать классической методологиче­ской традиции в политической социологии (Э. Дюркгейм, М. Вебер, В. Парето, К. Юнг), которая устанавливает в каче­стве основных объектов научной интерпретации понятие «господства» и соотнесенные с ним понятия - власть, поря­док, союз, институт и другие, конструируя ряд идентифика­ционных признаков, обладающих «существенным» для на­учной социологии характером. Термин «существенный», по­мимо прочего, означает, что научный анализ может охваты­вать и другие фактические данные, например, психофизиоло­гические, демографические или экономические, принимае­мые просто в качестве условий, на которые могут быть ори­ентированы социальные действия. Однако в методологиче­ском отношении это ровным счетом ничего не меняет.

М. Вебер определял господство как «возможность обеспечения послушания данной социальной группы прика­зам определенного содержания»[2]. Основным признаком гос­подства он называл способность аппарата управления гаран­тировать «порядок» на данной территории путем угрозы или применения физического или психического насилия. Иначе говоря, господство является одной из форм власти, которая означает возможность осуществления воли внутри опреде­ленного социального порядка, даже вопреки сопротивлению, при этом безразлично, откуда такая возможность происте­кает.

Поскольку понятие «господства» признается наиболее обобщенной отправной точкой политической социологии (еще шире - социологии), то это имеет самое непосредствен­ное значение для выбора того, что является «существенным» (ля научной интерпретации.

Как утверждал Э. Дюркгейм в своей программной ме­тодологической работе, мы можем точно представить себе область социологии: «Она охватывает лишь определенную группу явлений. Социальный факт узнается лишь по той принудительной власти, которую он имеет или способен иметь над индивидами. А присутствие этой власти узнается, в свою очередь, или по существованию какой-нибудь опре­деленной санкции, или по сопротивлению, оказываемому этим фактом каждой попытке индивида выступить против него»[3]. По мнению Дюркгейма, эту специфическую катего­рию фактов «составляют способы мышления, деятельности и чувствования, находящиеся вне индивида и наделенные при­нудительной силой, вследствие которой они ему навязыва­ются... Они составляют, следовательно, новый вид, и им-то и должно быть присвоено название социальных. Они состав­ляют, следовательно, собственную область социологии».

Методологическое кредо М. Вебера сводится к тому, что «принуждение», физическое или психическое по своему характеру (или угроза «принуждения»), в той или иной сте­пени лежит в основе всех видов социального поведения[4]. По мнению Вебера, основной предпосылкой существования раз­личных форм социального взаимодействия (целевых союзов и институтов) служит принцип, согласно которому отдель­ные индивиды оказываются их участниками благодаря тому, что они фактически считаются «обязанными» участвовать в конститутивных для данного сообщества обобществленных действиях и, если они не захотят этого, их заставит повино­ваться «аппарат принуждения». Иначе говоря, на них авто­матически распространяются ожидания, что их поведение будет ориентировано на определенный социальный порядок.

Э. Дюркгейм говорит о том же самом, но в контексте своего знаменитого учения о «коллективных представлени­ях»: «В сущности, это самое существенное в понятии соци­ального принуждения. Все, что оно в себе заключает - это то, что коллективные способы действия или мышления сущест­вуют реально вне индивидов, которые постоянно к ним при­спосабливаются. Это вещи, обладающие своим собственным существованием».

Научная интерпретация должна учитывать тот факт, что «мотивы», которые приводятся авторами в качестве ос­мысленных оснований своих ориентаций, в действительно­сти могут маскировать подлинные причины тех или иных действий (часто даже в сознании самих действующих лиц). «Мотивом» мы будем называть смысловое выражение, кото­рое представляется авторам достаточной причиной для их действий в рамках определенного социального порядка. В этом плане «мотив» может быть «рационализированием» представлений в отношении социальных или политических порядков, о содержании которых сами авторы зачастую имеют весьма смутное представление или не имеют его вовсе. Инструменты для социологической интерпретации социальных «мотивов» предоставляет методология В. Парето, из­ложенная им в знаменитом труде «Трактат по общей социо­логии». Верификация результатов подобной процедуры точ­но так же, как и для других методов социологического ана­лиза, содержится в фактических результатах социальных из­менений.

Инвариантность господства - базовый методологиче­ский тезис «понимающей социологии» М. Вебера, который делает возможной формулировку содержательных проблем социальных и политических изменений. «Социология, - под­черкивал он, - создает типы-понятия и исследует универ­сальные правила событий»[5]. Социальное поведение обладает универсальными (инвариантными) формами, которые при ближайшем рассмотрении их эмпирических вариаций оказы­ваются ничем иным, как отношениями господства. Исходя из этого тезиса, М. Вебер проводил разграничение познаватель­ных задач генерализирующей и индивидуализирующей нау­ки о социальном поведении - социологии и истории. Первая должна заниматься конструированием типов и исследова­ниями «универсальных правил», вторая - причинным анали­зом и объяснением индивидуальных «социально значимых» действий.

Социология предоставляет нам серию типологических конструкций, позволяющих объяснять инвариантные фено­мены социальных действий и структур. Последствия этой методологической установки имеют радикальный характер, поскольку она делает невозможным даже гипотетическое до­пущение о действии в истории каких-либо «объективных» закономерностей, определяющих ее ход и направленность или, формулируя иначе, «стадии» ее развития. Тем самым преграждается путь эволюционным, стадийным и «формаци­онным» теориям в их множественных вариациях. Одновре­менно гарантируется уничтожение социальных «утопий», какие бы формы они не принимали, в частности, марксист­ской и буржуазно-либеральной утопий со всеми их подви­дами.

Как проницательно заметил Р. Дарендорф, политиче­ские последствия тезиса об инвариантности господства за­ключаются в обосновании бессмысленности всех утопиче­ских стараний, поскольку одним из «центральных конструк­тивных элементов» всех известных нам утопий является от­рицание господства в представляемых ими обществах[6].

Стиль теоретического мышления, свойственный клас­сической традиции, скептически относится к любым попыт­кам создания «всеобъемлющих» социологических и полити­ческих «систем». Согласно М. Веберу, политическая социо­логия не претендует на формулирование подобного рода схем, но она задает исследователю определенный масштаб путем обнаружения в историческом процессе постоянно вос­производящихся структур и типов социальных действий. Методология, считал М. Вебер, «всегда является лишь осоз­нанием средств, оправдавших себя на практике». Его убеж­дение в том, что политические события есть «подлинный стержень истории», распространяясь на область обществен­ных наук, политизировало их методологию и содержание. В этом смысле контрапунктом подхода М Вебера является сле­дующий фундаментальный тезис: «Лишь одно не подлежит сомнению: оценивая любые человеческие отношения, неза­висимо от их характера и структуры, их следует рассматри­вать с той точки зрения, какому типу людей они дают в про­цессе внешнего или внутреннего отбора оптимальные шансы на господство».

В известном смысле классическая традиция в полити­ческой науке и социологии предполагает комплексный междисциплинарный подход, поскольку, с одной стороны, она использует в своих целях эмпирический материал из ряда специальных областей исследования, с другой - изучает как раз те социальные силы, которые определяют динамику по­литического развития. Так, в области религиозных отноше­ний - это исследование взаимодействия религиозных систем н систем социальной стратификации в контексте борьбы за господство (здесь наиболее интересными аспектами являют­ся установление характера религиозных верований различ­ных социальных классов и групп в качестве дифференци­рующего фактора легитимности); в области государственных отношений - изучение государства как ключевого института в системе господства и его связи с другими элементами этой системы, освещение средств и способов контроля политиче­ской элиты над бюрократическим аппаратом и динамики их взаимоотношений; в области правовых отношений - анализ правовой системы как вида легитимного порядка, типология юридической деятельности и техники.

По выражению М. Вебера, методологическая перспек­тива предоставляет исследователю средства и технику для «научной обработки» действительности, но не более того. Объясняя предпосылки возникновения и функционирования устойчивых форм социального взаимодействия или типов «социального порядка», Вебер концептуально сводил эти формы к отношениям «господства». Структуре социального действия приписывались имманентные характеристики гос­подства: действие - порядок - господство, а затем с этой ис­ходной позиции совершался переход к сравнительному ана­лизу социальных институтов: действие — союз - институт. Любая социально-политическая система есть прежде всего система господства.

Формулируя кратко, доминирующие социальные нор­мы и институты являются материализацией «шансов на гос­подство» доминирующего типа индивидов. Здесь встреча­ются концептуальные линии «понимающей социологии» М. Вебера и «аналитической психологии» К. Юнга. В своей практической форме основной вопрос здесь ставится о том, какой именно тип индивидов совершает свое открытое или «ползучее» восхождение к господству, выражает свои пре­тензии на него или пытается навязать обществу свои притя­зания на «законность» господства.

Свои редукционистские типологические концепции К. Юнг, так и М. Вебер компенсировали системным энерге­тическим подходом (западный вариант теории сохранения энергии с сильной примесью восточных идей), хотя взгляд первого обращен от индивида к коллективной психике, а взгляд второго - от индивида к социально-политическим системам. Обе теории предполагают, что эти объекты опре­деленным образом взаимосвязаны через обмен энергии меж­ду собой и между своими основными элементами, и что эта связь носит динамический характер. Согласно К. Юнгу, «психологическая теория, которая должна быть чем-то большим, чем только техническое средство, должна базиро­ваться на принципе противоположности; ибо без этого прин­ципа она могла бы реконструировать лишь некоторую невро­тически несбалансированную психику. Без противоположно­сти не существует ни равновесия, ни саморегулирующейся системы. Психика, однако, есть саморегулирующаяся систе­ма». Главная идея Юнга, которую он неоднократно варьи­ровал в своих работах, сводится к тому, что в этой саморегу­лирующейся системе «коллективно-бессознательные содер­жания» обладают автономией, благодаря которой их дина­мическая энергия не контролируется индивидом. Коллектив­ные бессознательные процессы находятся в компенсаторной связи с сознанием, т. е. бессознательные процессы, компенсирующие сферу сознательного, содержат в себе все те эле­менты, которые необходимы для саморегулирования психи­ки индивида. Согласно теории Юнга, нарушение (патология) баланса компенсаторной связи наступает в случаях так назы­ваемой психической инфляции.

По словам К. Юнга, «возможно, это покажется стран­ным, что коллективное бессознательное выражается в поли­тической форме. Но форма - фактор весьма иррациональный, и наше рациональное сознание не может указывать ему, ка­ким должно быть его проявление. Конечно, предоставив кол­лективное бессознательное самому себе, следует ожидать, что его активация может оказаться весьма разрушительной; она может обернуться массовым психозом. Поэтому связь человека с коллективным бессознательным всегда регулиру­ется; существует определенная форма, в которой выражают­ся архитипические образы. Так как коллективное бессозна­тельное - функция, действующая беспрерывно, то человек должен постоянно держать с ней контакт».

Такой же саморегулирующейся системой является и общество, динамика которого зависит от обмена энергией между его основными элементами и которая точно так же недоступна рациональному контролю со стороны отдельных индивидов. Эта динамика определяется внешними и внут­ренними факторами борьбы за господство. Реконструиро­ванная веберовская модель общества объясняет поведение социально-политической системы, реагирующей на измене­ния в сети отношений между основными элементами, со­ставляющими ее структуру:

• господствующей группой;

• бюрократией;

• социальным порядком;

• социальными массами;

• доминирующей культурой.

В частности, уровень контроля господствующей груп­пы над административными аппаратами зависит от способ­ности осуществлять свое влияние в сфере принятия решений и действий локальных элит и бюрократических институтов. С одной стороны, господствующая группа и ее политическая элита нуждаются в огромном административном аппарате для проведения в жизнь своих интересов, с другой - рост са­мостоятельности и значения бюрократии ведут к потере управляемости, угрожающей стабильности или даже сущест­вованию всей политической системы.

Вебера особенно интересовали отношения между «ха­ризматическим» лидером и его «свитой», способами переда­чи лидерства и процессом его рутинизации. Соответственно он уделял много внимания анализу взаимодействия типов политического лидерства с группами последователей, бюро­кратическими аппаратами и социальными массами.

К. Юнга в свою очередь интересовал психологический механизм формирования вождя, основанный на отграниче­нии отмеченного особыми свойствами индивидуума от кол­лективной психики. По мнению К. Юнга, «испытывая по­требность в магически действующей фигуре, сообщество в целом пользуется этой потребностью в воле к власти одного и воле к подчинению многих как средством и тем самым со­действует осуществлению личного престижа. Этот послед­ний - феномен такого рода, который, как показывает история политического становления, имеет наибольшее значение для общественной жизни народов». Согласно концепции К. Юн­га, динамика «престижа господства» и связанного с ним социального порядка обусловлена действием компенсатор­ных психологических механизмов в коллективной психике группы.

Значение идей М. Вебера и К. Юнга для понимания со­временной политической ситуации является решающим. По­литическая наука и социология разрабатывают концепции политических процессов и систем, которые, в случае их под­тверждения эмпирическими данными, выполняют функции научного объяснения. Такое объяснение не выводится из об­щих понятий нормативной теории политики. Оно является результатом исследований в рамках определенной методоло­гической перспективы, которая определяет, какие именно признаки следует выделить для достаточно полного и адек­ватного описания политического поведения и какие теорети­ческие принципы избрать для интерпретации связей, создающих направленность данного вида социальных действий. На этой основе возникает возможность моделирования поли­тических процессов. Говоря другими словами, прежде чем приступать к моделированию, необходимо определиться с пониманием политики и политического поведения.